Единство страдания и радости

Мы все — еще незаконченные люди. Процесс сотворения человека еще продолжается. Человек еще творится. И чтобы он сотворился, нам нужны большие внутренние усилия.

Я разговариваю с историей, поглядывая с надеждой на Бога. А Зина (Зинаида Миркина — поэт, исследователь, жена Григория Померанца. — The New Times) разговаривает с Богом, поглядывая с ужасом на историю.

Глубина каждой великой религии ближе глубине любой другой великой религии, чем к собственной поверхности. На поверхности царствует пошлость, а в глубине царствует истина.

Наивно представлять, что добро и зло идут друг на друга, как два войска с развернутыми знаменами. На самом деле добро не воюет и не побеждает. Оно светит на всех и охотнее держится на стороне побежденных. А то, что воюет, всегда причастно злу.

Полнота бытия невозможна без единства страдания и радости. Они все время переливаются друг в друга. Когда мы слушаем музыку Баха, смотрим на иконы Рублева, там же всюду переливание страдания в радость и радости в страдание. И это мы призваны удержать в себе, и это есть оправдание того, что происходит.

Наша надежда — на маловероятное. Если внимательно вглядеться в историю, то все решающие сдвиги были маловероятными… Так рождались не только мировые религии. Все великое было когда-то невероятным.

У Свифта хлопальщики время от времени колотят по лбам тамошних мудрецов, чтобы они стали немного ближе к действительности. Так и события хлопают нас по голове. Но голова наша часто оказывается просто костью, и важнейшие сигналы до центра не доходят.

Дьявол начинается с пены на губах ангела, вступившего в бой за святое правое дело. Все превращается в прах — и люди, и системы. Но вечен дух ненависти в борьбе за правое дело. И благодаря ему зло на Земле не имеет конца. С тех пор как я это понял, считаю, что стиль полемики важнее предмета полемики.

То, что у нас обычно называют народом, совсем не народ, а мещанство. Есть русские черты, идущие от богатырских эпох: широта, удаль, беззаботность. И есть русское холуйство, русское хамство. Есть черты, складывающиеся в Церкви: женская кротость, всепрощение. И черты, складывающиеся на конюшне. Как все это соберется вместе? На войне, когда начальство разрешает быть храбрым, русский мужик расправляется и становится человеком. В мирное время, когда начальство ему это не дозволяет, он теряет уважение к себе, подлеет, пьет, спьяну куражится.

Странное дело! Почему-то в России даже путь в открытое, плюралистическое общество приобретает аракчеевскую прямолинейность.

Все попытки достигнуть гармонического состояния общества, оставляя в стороне человеческую личность, душу, бесконечность души, ведут только к разочарованию, раздражению, злобным попыткам подчинить разуму непокорную природу и в конце концов к такой вакханалии насилия, в которой тонут последние остатки разума; воцаряются дичь, бред, сравнительно с которыми старое, неразумное состояние общества кажется царством Разума, Добра и Красоты.

Вся человеческая культура — только конденсация ритмов, разлитых в природе… Агрегаты цивилизации, растущие, как опухоль, разваливают целое культуры. И если завтрашний день принадлежит ученым, то послезавтрашний — кому-то другому. Тому, кто освободит нас от апокалиптического страха… страха пустоты.