Этот очерк вперемешку с интервью я написала о Зимине в 2008 году — к его 75-летию. Тогда тучи еще только сгущались: ему уже пришлось продать "Билайн", но был еще благотворительный фонд "Династия" и премия "Просветитель", которыми Зимин буквально жил.
Когда в 2015-м фонд "Династия" объявили иностранным агентом, Дмитрий Борисович мне позвонил, когда я была в эфире своей программы "Полный Альбац". Я выбежала из студии, он кричал — именно кричал — в трубку:"Женя, они меня объявили иностранным агентом... меня... меня..." Зимин тогда ежегодно тратил на благотворительность — издание научно-популярных книг, гранты школьным учителям физики и математики, помощь различным НКО — 12 миллионов долларов в год. За это и занесли в реестр врагов.
"Иностранный агент" — для сына врага народа и человека, жизнь прожившего в оборонке — это было совершенно невозможно. Это было оскорбительно.
Когда в 2013 году The New Times остался без владельца и учредителя, Дмитрий Борисович и Борис Зимины были первыми, кто пришел нам на помощь.
В отличие от того, что сейчас пишут, Зимин уехал из страны только весной 2021 года. Уехал из-за пандемии. И очень тосковал по Москве. Неизлечимая болезнь его давно доставала, но в последние недели стало совсем худо: мы с ним говорили по телефону на прошлой неделе: "У меня болит, долго говорить не могу"... Невозможно думать, что его нет и больше никогда не будет.
***
Сторонний человек, встретив Зимина на улице (а он часто ходил пешком), скорее принял бы его за научного сотрудника какого-нибудь ВПКшного института, нежели за успешного бизнесмена, чье состояние оценивалось тогда чуть ли не в полмиллиарда долларов: черная кепочка, спортивная курточка, непременные очки, черная папочка-портфельчик, джинсы. Костюмы он вообще не признавал. Собственно, он и был «сэнээсом» (старшим научным сотрудником) , завотделом в страшно секретном Радиотехническом институте (РТИ), занимавшемся вопросами противоракетной обороны страны, когда появилось то знаменитое постановление ЦК КПСС и Совмина о кооперативах, и Зимин вскоре создал свой первый бизнес — малое предприятие, именовавшееся в стиле советской оборонки «КБ Импульс», числом в 10 человек.
"Помню, меня останавливает (в РТИ) наш «режимник» (сотрудник КГБ, отвечавший за сохранение секретов в НИИ) и спрашивает: «Я вот тут слышал про ваше КБ, оно кому, какому министерству будет подчиняться?» Я говорю: «Да никакому». Он: «Такого быть не может!» Для него это был шок: как это «никому не подчиняется»? Каждый должен был быть частью структуры — главка, министерства", — рассказывал Зимин в интервью The New Times.
«Ты, Зимин, совсем охренел»
Ну а потом наступил 91-й год, зарплаты в оборонке стали платить иногда, РТИ акционировался, а кооператив Зимина уже выпускал продукцию: в магазине «Эфир» на Тверской (тогда улица Горького) продавались его автомобильные радары-детекторы «Сигнал» и комплекты для спутникового и кабельного телевидения. «Заметного рынка такая продукция тогда не имела», — напишет Зимин в своей замечательной «книжке с картинками», автобиографическом альбоме-сочинении, сделанном как пояснение к собственным же фотографиям автора.
Почему вы думали, что сотовые телефоны в действительно очень бедной стране найдут рынок?
У нас были безумно амбициозные планы: мы хотели сделать систему сотовой телефонии аж на 600 номеров, и сделать ее коммерчески прибыльной.
Откуда взялась цифра — 600?
Примерно столько было в радиотелефонной системе «Алтай», которая обслуживала автомобили высшего руководства страны еще с советского времени. Мы же полагали, что нашими клиентами станут представители иностранных компаний и посольств, которые нуждались в такой связи.
12 июля 1992 года сеть заработала в экспериментальном режиме. Спустя два месяца было зарегистрировано ЗАО «ВымпелКом». Через год — торговая марка «Билайн». 16 мая 1994 года у компании украли базовую станцию вместе с аккумуляторами и антеннами, а спустя два месяца она праздновала 2000-го клиента. 15 ноября 1996-го «Билайн» вышла на IPO на Нью-Йоркской фондовой бирже. Она стала второй российской компанией, которая стала торговаться на этой самой престижной торговой площадке мира: первая — страховая компания, связанная со строительством Транссиба, вышла на NYSE 90 лет назад, еще при царе Николае Романове.
Выход на Нью-Йоркскую биржу — это была политика?
Какая политика? О чем вы… Это был поиск дешевых инвестиционных денег — дешевле, чем на NYSE, их не было и нет.
От «ВымпелКома» до «Династии»
По итогам IPO компания получила и тут же вложила в бизнес более $113 млн. Сегодня ее капитализация в десятки раз больше.
В августе 2000 года на «ВымпелКом», что называется, «наехали» — новая сотовая компания «Мегафон» решила отобрать у конкурентов частоты. Защищая бизнес, Дмитрий Зимин продал блокирующий пакет компании «Альфа-групп» и в мае 2001 года подал в отставку. «Основатель «ВымпелКома» стал обладателем огромного личного состояния», — писали тогда газеты.
Действительно стал. И основал благотворительный фонд «Династия» с годовым бюджетом $10 млн, который шел на спонсирование научных и просветительских программ. Еще $1–2 млн в год Зимин, как рассказывали, раздает из личных средств на то, что считает нужным. 20 апреля 2008 года Дмитрий Борисович Зимин объявил, что передает управление и владение своим фондом «Династия» общественному совету. Со всеми прилагаемыми к тому миллионами.
Белая ворона
Сегодня благотворительность большого бизнеса нередко носит вполне прагматический характер: дают на то, на что указывает/просит власть. Например, на восстановление Константиновского дворца. А вы — на «научные кафе», гранты ученым, книги. Вы не чувствуете себя белой вороной?
Вот Мордашов (владелец "Северстали") занимается поддержкой всяких детских учреждений не где-нибудь, а именно в Череповце, где его бизнес. И это правильно. Безусловно, есть ситуации, когда тебе звонят и говорят, что вот тут приглашают бизнес помочь Константиновскому дворцу…
И вы участвовали в этом?
В Константиновском дворце не участвовал, но подобные звонки мне были еще в «ВымпелКом». Скажем, Министерству связи помочь организовать профильную конференцию. Почему нет? Но я знаю многих своих товарищей по РСПП, кто дает деньги на массу полезных и нужных для общества вещей. Должен вам сказать, что занятие благотворительностью для любого бизнесмена, масштабы бизнеса и личного состояния которого вышли за пределы личных потребностей, как правило, становится неизбежным.
Почему неизбежным? И «личная потребность» — это сколько?
Я хотел бы вам напомнить несколько фактов из нашей российской истории. Вот недалеко отсюда находится Миусская площадь — на ней можно было бы поставить памятник российской благотворительности. Там в начале XX века возникло два потрясающих учреждения: один — это был Институт биофизики и физики, основанный на деньги Христофора Леденцова, сибирского купца, поклонника науки, который основал Общество содействия успехам опытных наук и завещал ему все свои средства. На деньги Леденцова была создана лаборатория Жуковского, на его же деньги существовала лаборатория Павлова. И там же, на Миуссах, был заложен Народный университет Шанявского, генерала и золотопромышленника, где преподавал великий физик Лебедев, изгнанный из Московского университета…
И ваш фонд «Династия» — вы его рассматриваете как продолжение дела Леденцова и Шанявского?
Я про другое — я услышал в вашем вопросе про «прагматическую благотворительность» некоторый подтекст, который мне несимпатичен. Я хочу сказать, что занятие бизнесом испокон веков было занятием для умных и благородных людей. Я категорически не согласен с часто встречающимися сегодня суждениями, что бизнесмены — это бесчестные люди. Это умные, образованные люди, я много их слышал на заседаниях РСПП — и очень со многим соглашался. Другой вопрос, что сегодня они вынуждены быть осторожнее в своих высказываниях…
Время выбора
Ну если вы вспомнили о российской традиции, то многим купцам было свойственно вкладываться не только в университеты и галереи, но и в политику, поднимать свой голос против бесправия и абсолютизма. Сегодняшний наш большой бизнес — именно большой — по отношению к власти пребывает в согбенной позе. Вспомните, когда одного из них — и не худшего — посадили в тюрьму, большой бизнес упал ниц перед властью…
Согласен — это была абсолютно позорная позиция. Но с другой стороны, в тот день, когда арестовали Ходорковского, вы, может, помните, было очень резкое заявление РСПП, под которым все подписались, в том числе и ваш покорный слуга…
А потом на съезде РСПП, куда приехал Путин, его встречали стоячей овацией — не задали ни одного вопроса о судьбе коллеги…
Была прекрасная статья на эту тему — «Бурные и продолжительные аплодисменты. Все встают. Чтобы не сесть»…
А потом пошли один за другим рейдерские захваты бизнесов чиновниками в погонах, и опять вопросов никто не задавал. И где здесь — ум и нравственность?
Я вам скажу так: я делал свои заявления, когда уже ушел из бизнеса. Но если бы за мной стояла компания, в которой работают тысячи людей, у которой тысячи акционеров, которая стоит миллиарды, я бы вел себя тише воды, ниже травы. Мне никто в компании не давал полномочия нагружать ее дополнительными рисками, и очень серьезными, которые подвергают угрозе бизнес. Хочешь делать такие заявления — уйди из компании. Пока ты в компании, ты не имеешь права рисковать. Ты можешь жертвовать своей жизнью, но не имеешь права — жизнью и судьбой других людей. Нельзя свой выбор навязывать, не спрося о том — другим. Поэтому я очень осторожно относился бы к осуждению подобного конформистского поведения. Понимаете, это трагедия, это драма. Но это не может быть предметом такого презрительного осуждения.
А вы не думаете, что то, что происходит за окнами вашего офиса — съезд «Единой России», де-факто ликвидация парламента, других демократических институтов, — в том вина и бизнеса. Того самого бизнеса, который больше всего выиграл от реформ 90-х годов. Вы не считаете, что большой — именно большой бизнес — несет ответственность за соучастие в подлости, за то, что произошло со страной в последние годы, и за что, заметьте, часто расплачиваются другие?
Конечно, несет. Так же, как все граждане несут ответственность.
Секундочку: у кого миллионы и миллиарды в руках? Легко обвинять ученых, которые в 90-е годы жили на нищенские деньги. Легко обвинять писателей, актеров и так далее, которые бьют чечетку перед очередным генсеком. Бог с ними. Вы же говорите, что бизнес — это элита?
Мне кажется, что в ваших словах очень жесткая и в чем-то примитивная оценка ситуации. Обязанность бизнеса — его сохранение и приумножение. И из-за этого владелец компании вынужден идти на массу компромиссов.
Принцип дополнительности
Но где — предел? Бизнесмены, что в списках «Форбса» оцениваются в несколько миллиардов, — им что, необходимо к этому прибавить еще несколько сот миллионов, прежде чем они могут подумать о душе, репутации, нравственности и перестать бояться? На жизнь — хватит? Дети не будут просить милостыню на дорогах? Жены их не должны идти на панель, чтобы заработать на хлеб?
Понимаете, в жизни есть масса явлений, описывать и говорить о которых приходится на разных языках. В науке это называется «принципом дополнительности Бора»: никакое сложное явление нельзя описать одним языком. Ну, к примеру, в некоторых ситуациях электрон надо описывать на языке частицы — координата, масса, скорость, положение, а в некоторых других случаях вы его должны описывать на ином языке — длина волны, частоты, дифракционные явления. Этот принцип дополнительности Бора имеет прямое отношение вообще ко всей жизни. В жизни бывают ситуации, из которых чистого, благородного, беленького выхода нет в принципе. Это беда, что человека ставят в такую позу и в такое положение. Но в это время тыкать в него пальцем — неправильно. Ему нужно сочувствовать. Если говорить о тех же самых бизнесменах, то они поставлены перед выбором: разрушить свой бизнес, судьбы тысяч людей, как мы видели на примере ЮКОСа, своих близких… Это чудовищный выбор. Я вам приведу пример из совершенно другой жизни — спор между академиком Легасовым, который покончил жизнь самоубийством после катастрофы в Чернобыле, и академиком Сахаровым. Еще задолго до Чернобыля они спорили о цене безопасности. Легасов утверждал, что избыточная безопасность ядерных объектов делает их использование неэффективным. А Андрей Дмитриевич Сахаров ответил ему примерно так: когда ты говоришь о своей личной безопасности, это твой личный выбор, как ты рискуешь, а если ты говоришь о безопасности сотен тысяч людей, ты у них спроси, а не принимай решение за них.
Согласились. Но человек тем и отличается от животного, что у него есть свобода выбора.
И вы хотите по результатам этого выбора приклеить ярлык: порядочный-непорядочный? Я почти уверен, что через некоторое количество лет все, о ком мы говорим и кого вы так осуждаете, повторят мой путь, займутся самой широкой благотворительностью.
То есть как бы отдадут долги — станут вкладываться в хорошее, доброе, вечное…
Да, деньги нужны в том числе и для того, чтобы делать это — хорошее и доброе. Для меня это, например, просветительство. Одна из задач фонда «Династия» — стимулировать позитивные увлечения. Я мечтал бы, чтобы больше людей в стране интересовалось, почему все тела падают с одинаковой скоростью…
Последний вопрос: вот когда вы были в бизнесе со всеми его плюсами и минусами, и компромиссами, и тяжелым выбором, вам никогда не хотелось вернуться в тишь научного кабинета?
В Советский Союз? В идиотизм советской жизни? В то время, когда секретность превалировала над здравым смыслом? Тогда месяцы уходили на то, что мы сейчас делаем за день... В это вернуться? Никогда.
