Обыватель
Он шел по Тверской улице столицы, в руках — пакет из магазина «Дикси», в нем — бутылка коньяка «Московский», три звезды (410 руб.), банка красной икры (325 руб.) и бутылка «Шампанского» (164 руб.) Было это 31 декабря, около шести часов вечера. Ему надо было войти в метро на станции «Маяковская», доехать сначала до «Белорусской», потом сделать пересадку и еще три станции по кольцу — до станции «Комсомольская», сесть на электричку Ленинградского вокзала: 2 часа до станции Редкино, потом 7 км либо на автобусе, либо на такси (100 руб.). Новый, 2010 год, Мохнаткин, как все последние 20 лет, собирался отпраздновать либо в голимом одиночестве, либо с хозяйкой квартиры Людмилой Георгиевной (если та не пошла к сыну), у которой он и сейчас снимает комнату.В этот день, как каждое 31-е, как и на прошлой неделе, на Триумфальной площади была очередная акция «Стратегии 31» — за свободу собраний и митингов* (* Ст. 31 Конституции РФ гласит: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование».) ОМОН уже винтил людей. Мохнаткин, которому тогда было 56, а деньги он зарабатывал тем, что развозил в Москве пиццу, увидел, что пожилую женщину* (* Раисе Вавиловой было тогда 72 года.) двое милиционеров грубо тащат в автозак. Что делает в такой ситуации обычный, нормальный российский человек, тем более с опытом советской жизни? Правильно: разворачивается и как можно скорее удаляется в противоположном направлении. Мохнаткин, как известно, за женщину вступился, сам оказался в автозаке, получил под ребра, ответил… Два года и шесть месяцев колонии общего режима. (Мохнаткин ранее был не судим, и все ждали, что он получит в худшем случае условный срок.) Вины своей не признал и не признает. Отсидел почти два года, из них 55 дней в ШИЗО (штрафной изолятор), месяц — в ПКТ (помещение камерного типа) и если бы не помилование, сидел бы там до конца срока. И все это за жалобы на руководство колонии. Написал прошение о помиловании, и 23 апреля этого года Медведев, которому оставалось 15 дней президентского срока, его помиловал. До всей этой истории Мохнаткин никогда политикой не занимался и никогда и ни в каких протестных акциях не участвовал.
„
ТЮРЬМА — ЭТО АКАДЕМИЯ ПО ПОВЫШЕНИЮ ВЫСШЕЙ КРИМИНАЛЬНОЙ КВАЛИФИКАЦИИ: ЕСЛИ ТЮРЕМЩИКИ САМИ ВОРУЮТ, ТО И ОСУЖДЕННЫМ МОЖНО ВОРОВАТЬ; ЕСЛИ ТЮРЕМЩИКИ, ГЛЯДЯ ТЕБЕ ПРЯМО В ГЛАЗА, ВРУТ, ЗНАЧИТ, И ОСУЖДЕННЫМ МОЖНО
”
25 апреля 2012 г. Помилованный президентом Медведевым Сергей Мохнаткин выходит на свободу...
С тех пор бывший политзэк не пропускает протестные акции: на «Контрольной прогулке писателей», 13 мая 2012 г.
За 101-м километром
Поселок Озерки — это 140 км от Москвы: при «совке» туда высылали бывших сидельцев (это называлось «за 101-й километр»), сейчас отправляют бомжей. Достопримечательностей никаких — кроме дремучих лесов вокруг и дикого количества комаров, которых Мохнаткин, по его словам, люто ненавидит — как и правительство. Работы в поселке нет: на заработки ездят в Клин, Тверь или Москву. Живет Мохнаткин на улице Ленинской, которая вся застроена грязного красного цвета двухэтажными, барачного типа домами. Во дворе — груда сгоревшего дерева, остатки от сгоревших сараев: «Всего полгода лежат, — говорит соседка по дому Мохнаткина, которую корреспондент The New Times расспрашивал о получившем теперь всероссийскую известность жильце ее дома: «Да, жил здесь такой бородатый мужичок, на два года исчез, потом обратно появился», — это все, что она знает о Мохнаткине. «Вы слышали что-нибудь о Сергее Евгеньевиче Мохнаткине, которого президент помиловал?» — спросила автор молодого парня, возившегося в гараже. «Видел, как приезжало в дом телевидение, а почему — бог весть, мы живем здесь каждый сам по себе»,— ответил парень и продолжил нагружать на свою тележку дрова. В продуктовом магазинчике, где, впрочем, есть все, что нужно, — вино, крупы, хлеб, куры, колбаса и проч., расположенном в пяти минутах от дома, продавщицы о Мохнаткине и вовсе ничего не слышали: «Нет, не знаем». В Озерках до посадки Сергей Евгеньевич прожил два года — раньше он снимал жилье неподалеку, в Завидове. Хозяйка его, Людмила Георгиевна, биолог по профессии, на пенсии — ей 70 лет, увидела объявление на станции, что одинокий мужчина с высшим образованием хочет снять комнату: он окончил Ижевский механический институт по специальности «экономическая кибернетика». «Высшее образование» решило дело: так Мохнаткин и поселился в десятиметровой комнате ее трехкомнатной квартиры. «Аккуратный, порядочный, тихий, непьющий, гостей не водит», — рассказывает Людмила Георгиевна. С Мохнаткиным они иногда говорят о политике: у Людмилы Георгиевны сейчас постоянно включено «Эхо Москвы» — собственно, о том, что тогда, 31 декабря 2009 года, Мохнаткина задержали, она и узнала из репортажей «Эха». Да и раньше политика ее занимала: в советское время слушала глушимую тогда и вещавшую из Мюнхена «Свободу», на последних парламентских выборах была наблюдателем от «Яблока». За демократов, рассказывает она, на весь поселок проголосовали восемь человек — победили коммунисты: по ее словам, демонстраций в Озерках никогда не было —«народ аполитичный». Комнату Мохнаткина она после его посадки сдала, но жильцов предупредила: вернется — им придется искать другое жилье.
Интроверт
Мохнаткину в колонию Людмила Георгиевна писала письма — она да правозащитники: родственники у Сергея Евгеньевича все в Ижевске, жив отец, в прошлом директор музыкального училища, мама, дирижер-хоровик, умерла, когда Мохнаткин был в колонии («Позвонил дальнему родственнику и случайно узнал», — без каких-либо эмоций сказал он о том, как узнал о кончине матери), есть младший брат, там же бывшая жена, детей нет — Мохнаткин о своем аресте и сроке сообщать ничего не захотел. С семьей он давно порвал. «Я не испытываю потребности в контактах. Я одиночка, интроверт», — сказал он. Но чувствуется: за этим есть какая-то личная драма, о которой Мохнаткин говорить не захотел. Да, еще в колонию ему писала вдова из Санкт-Петербурга, которая прочитала его историю в интернете: выйдя на волю, Мохнаткин поехал ее поблагодарить, но на предложение жить у нее ответил отказом. На вопрос, почему, сказал: «Я хочу заниматься бизнесом, для этого я должен быть в Москве: здесь больше возможностей для реализации моих планов». — «Каких?» — «Есть конкретные идеи, которыми надо заниматься». Но вдаваться в подробности категорически не стал. В комнате у Мохнаткина ничего лишнего: железная кровать, накрытая сверху одеялом, два стула, унылый советский коричневый письменный стол, на котором лежит лэптоп, еще журнальный столик — на нем принтер. Все. Неприметные шторы, кактусы в горшках, стены обклеены обоями: ни фотографий, ни картинок. Шкафа в комнате тоже нет — в коридорчике перед комнатой натянута веревка: на ней сохли рубашки. При этом одет Мохнаткин всегда очень опрятно: белая рубашка, белые носки, черный костюм, начищенные ботинки. На поясе — черная кожаная сумочка для телефона. На работу он пока не устроился (собственно, с выхода из колонии прошло чуть больше месяца). ФСИН щедро выдал ему свое стандартное выходное пособие — 850 руб. плюс помогли правозащитники.Бизнесмен
«Я бизнесом занимался качественнее, чем мои конкуренты», — рассказывает Мохнаткин о своей прошлой жизни. Мы пьем растворимый кофе: «Я могу выпить банку Nescafe за день», — он принес две чашки, эмалированный белый чайник, шоколадные конфеты и мармелад и даже пожаренные им самим блинчики с творогом. Принес и бутылку болгарского красного вина. Все время, что мы говорили, Мохнаткин курил в форточку — «без курева не могу жить». Бизнесом Мохнаткин занимался в Ижевске в 1990-х: сначала фруктами и овощами, потом продавал за границу цветные металлы — неликвид со стоявших военных заводов (в советское время Ижевск был одним из центров советского ВПК), был обвинен в контрабанде, но до суда дело не дошло — «отбился благодаря хорошему адвокату» (это был 1994 год), потом перепродавал бельгийские мини-заводы по производству кирпича — прогорел, пытался «подняться» и, наконец, в 2004 году перебрался ближе к Москве. От Ижевска осталось зарегистрированное там «Русское научное общество» и визитки с профилем Эйнштейна. Без денег — помыкался в поисках работы и устроился разносчиком пиццы в столице: «Сюда на квартиру я приезжал только ночевать, утром — на электричку и дотемна в Москве». А дальше было то самое 31 декабря 2009 года.
Задержания на Триумфальной площади в Москве 31 мая.
Зэк
Когда судья Тверского суда Москвы Александра Ковалевская объявила свой приговор — два года и шесть месяцев, Мохнаткин был ошеломлен: в Бутырках в знак протеста он объявил голодовку. Сидел в ИК-4 в старинном Торжке Тверской области: там он сначала работал завхозом в школе ИК, но потом начались конфликты. Мохнаткин писал жалобы на то, что в школе воруют, что никто не следит, что зэки не посещают занятия, что пропали его медицинские документы. «УФСИН сопротивляется любой информации о том, что происходит внутри зоны», — рассказывает он. Ответов на свои жалобы не получил, прокуратура ему тоже не отвечала («Прокуратура — крыша для колонии», — говорит он), зато заработал взыскания, что отрезало ему возможность УДО, плюс четыре раза сидел в ШИЗО, и помилование встретил в ПКТ. Прошение о помиловании президенту Медведеву написал по совету адвоката, которого нашел для него лидер движения «За права человека» Лев Пономарев. На освобождение не надеялся: вины своей он так и не признал. Да и характеристика на него, скорее всего, была плохая. «Начальник колонии почему-то стал разговаривать со мной на политические темы, говорил: «Правозащитники — агенты ЦРУ», — рассказывает Мохнаткин. И подводит итог своей двухлетней отсидки: «Тюрьма — это академия по повышению высшей криминальной квалификации: если тюремщики сами воруют, то и осужденным можно воровать; если тюремщики, глядя тебе прямо в глаза, врут, значит, и осужденным можно».
По данным ovd.info, 321 мая 2012 г. были задержаны и доставлены в полицию 133 человека
