Неделя российского бизнеса», которую традиционно проводит РСПП (16–20 марта), в нынешнем году выглядела более чем удивительно.
С одной стороны, General Motors, один из крупнейших игроков на российском рынке автопрома, объявил о том, что во второй половине года резко сократит присутствие в России и заморозит большую часть сборочных мощностей в стране. Немедленно появились рассуждения о том, что GM — компания американская, случай исключительный, и ее примеру, по словам министра промышленности России Дениса Мантурова, никто не последует. Однако тут же и южнокорейская SsangYong заявила, что тоже сокращает свое присутствие на рынке России. Их конкуренты — как иностранные, так и российские производители автомобилей — с облегчением выдохнули: в офисах флагманов российского автопрома делают сейчас ровно то же самое, что General Motors и SsangYong, но не разом, а медленно и без громких объявлений (см. инфографику). А как прикажете реагировать на снижение в феврале производства автомобилей на 17 % при снижении продаж на треть!
увеличить
С другой стороны, сами предприниматели честно признают: ожидания были хуже, чем реальность, по существу, в марте 2015 года у них не всегда даже есть основания говорить о том, что в стране «экономический кризис», о котором пишут в газетах. Источник в экономическом блоке правительства иллюстрирует это февральской историей: КамАЗ долгое время пугал Белый дом тем, что уже весной должен будет уволить не менее 10 тыс. человек, показывал цифры, демонстрировал прогнозы — после чего подал в органы Минтруда уведомление о грядущем сокращении всего 3 тыс. человек, да и то непонятно, сократит ли. В итоге правительство в начале марта при обсуждении поправок в бюджет 2015 года вообще пришло к выводу, что никакого особенного всплеска безработицы оно не ждет. Она в худшем случае вырастет с текущих 5,2 % до 6 %, поэтому регионам в рамках антикризисного плана никаких дополнительных средств на борьбу с безработицей вовсе не нужно. Лучше сэкономить зарезервированные для этого 30 млрд руб. Для чего сэкономить? Как для чего, конечно же, для борьбы с неизбежным кризисом!
Наконец, 19 марта, на сессии все той же «Недели российского бизнеса», выступил министр финансов Антон Силуанов. Основные тезисы: российская экономика уже адаптировалась к основным невзгодам 2014 года (санкциям—контрсанкциям—девальвации—закрытию кредитного окна), пик экономических неурядиц позади, инфляция в 2015–2016 годах будет ниже даже собственных прогнозов правительства, рубль с начала года находится в числе «самых крепких валют» (тут, надо думать, министр просто оговорился), рецессия совсем скоро закончится. Поэтому России необходимо срочно сбалансировать бюджет, провести реформы, сократить госрасходы. Зачем? Затем, что правительству России нужен надежный антикризисный фонд, который позволит бороться с кризисом. Который, как мы услышали, уже практически позади.
Катастрофу проехали
Путь, проделанный российской властью в экономическом прогнозировании за какие-то два месяца, не может не изумлять. Напомним, еще в осенью 2014 года Владимир Путин уверенно заявлял — мировые рынки ждет катастрофа при цене нефти ниже $80 за баррель. В октябре 2014 года аналитикам Министерства экономики было неофициально, но крайне строго указано, что попытки расчета прогноза социально-экономического развития Российской Федерации при цене нефти в $50 за баррель, равно как и попытки предсказать четырехпроцентное сокращение ВВП в 2015 году, будут рассматриваться как идеологическая диверсия. Декабрьский макропрогноз Банка России (средняя цена нефти в $60 за баррель) выглядел попыткой перевести поэтику апокалиптических картин Иеронима Босха на язык статистики. Замглавы ЦБ Ксения Юдаева лишь один раз проговорилась, что расчеты при цене $40 за баррель у власти также есть — но эти цифры на всякий случай вообще не публиковались.
И понятно почему: при цене нефти в $40 за баррель (см. NT № 1 за 2015 год) никаких сценариев выхода из кризиса в принципе не просматривалось. При цене нефти выше $70 за баррель — сценарии «быстрого отскока», можно было на горизонте двух-трех лет готовиться к некоторому ускорению и так идущих политико-экономических процессов, но в целом картина принципиально не отличалась от того, что происходило в стране после 2009 года. Сценария, при котором экспортные доходы РФ определялись ценой в $60 за баррель, мы в январском анализе не давали — наименее вероятный сценарий, как это обычно бывает с прогнозами, и реализовался.
Измененный бюджет на 2015 год, который ведомство Антона Силуанова на прошлой неделе внесло в Госдуму, рассчитан, исходя из цены нефти в $50 за баррель. Впрочем, это обычная административная уловка — вся идеология нового бюджета строится на том, что цены на нефть будут в течение двух лет удерживаться в районе $60 за баррель. При таком сценарии власти будет достаточно осуществить некоторое довольно умеренное сокращение госрасходов на 2015 год (в пределах 10 %), не изменять ранее утвержденные бюджетные проектировки на 2016-й в номинальных цифрах (инфляция сама отъест от них необходимую Минфину часть) и до 2017 года — потратить весь Резервный фонд. На деле, конечно, резервы при цене в $50 за баррель закончатся раньше — но, как уже говорилось, бюджет ориентируется на текущие цены нефтеэкспорта, которые на 20 % выше прогнозных.
Венцом этого маневра Минфина будет небольшое сокращение расходов 2017 года в сравнении с предыдущим годом. Но делать это будет, по замыслу финансово-экономического блока правительства, намного проще, чем сейчас. С одной стороны, к этому времени так или иначе экономика России перейдет от рецессии к росту, даже несмотря на экономические санкции (и Минфин, и Минэкономики ожидают, что они сохранятся на ближайшие два года). Как это может произойти? За два года снизятся ожидания и госмонополий, и окологосударственного бизнеса по будущим доходам — ко всему привыкают, привыкнут и к безденежью. Населению неизбежно придется в предвыборных целях поднимать зарплаты и соцпособия, без этого политика в России, в общем, непредставима — из этого следует, что внутренний спрос в ознаменование столетней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции будет подстегивать рост ВВП. Наконец, бюджет в 2017 году будет неизбежно сбалансированным — ну, хотя бы потому, что страна, не имеющая возможности занимать на внешних рынках и потратившая резервы за предыдущие два года, обречена на здоровые внутренние финансы и нулевой дефицит бюджета.
Короче, правительство в последние недели, судя по тону официальных выступлений, окончательно поверило в то, что спад в экономике в 2015 году, возможно, вообще не будет описываться как «кризис». К лету 2015 года, говорят оптимисты, все может ограничиться некоторым небольшим спадом в промышленности, 7-8-процентным сокращением зарплат в экономике, снижением инвестиций и замораживанием ряда частных и государственных строек. А там уже, глядишь — и 2016 год, слабое восстановление экономического роста, неуклонный спад инфляции, массированные вложения банковских структур в экономику. Рост, рост и еще раз рост.
Прогнозы
Разумеется, не существует в мире экономик, способных за три месяца адаптироваться к сокращению основных экспортных доходов на треть в условиях политической нестабильности. У радужной картины мгновенной адаптации экономики к шоку есть две проблемы, которые нельзя обойти и которые в General Motors, видимо, понимают лучше, чем в правительстве России.
Первая — с очень большой вероятностью успешное прохождение экономикой России кризиса в ноябре 2014 — феврале 2015 годов является не следствием сверхбыстрой адаптации, а, напротив, запаздывающей адаптацией российского бизнеса к возможным событиям второй половины 2015 года. В пользу этой версии говорит, например, достаточно быстрый рост запасов в промышленности в феврале (это пока лишь оценочные данные): есть основания полагать, что ударный труд промышленности в январе-феврале — это в чистом виде работа на склад, подстегнутая тем, что сырье и комплектующие для этого производства закупались по «додевальвационным» контрактам и также лежали на складах. Исчерпание этого «эффекта склада» и формирование новых, довольно безнадежных запасов (последнее — еще и некоторая защита прибылей производителя от будущей инфляции) — может занять несколько месяцев.
Совладелец «Русала» Олег Дерипаска несколько дней назад довольно внятно прокомментировал этот сценарий: с его точки зрения, пик экономических проблем в России придется на август-сентябрь 2015 года. Центральный же банк, пересмотрев собственный прогноз ситуации в экономике при цене нефти в $50 за баррель, предполагает, что пик экономического спада в России придется на конец 2015 — начало 2016 года. До этого момента дела в экономике будут не «все лучше и лучше», а «все хуже и хуже». ЦБ предполагает, что в 2016 году экономика России продолжит падать, хотя и не так сильно, как в 2015-м. Поквартальный рост ВВП, исходя из этой модели, начнется предположительно во II квартале 2016 года, а годовой рост ВВП (правда, очень сильный — на уровне более 5 %) будет зафиксирован в 2017 году.
Отсутствие будущего
Вторая проблема более серьезна. Дело в том, что и Антон Силуанов, и аналитики Центрального банка, равно как и инвестиционных банков сейчас рассматривают макроэкономические показатели как «вещь в себе» — отбрасывая в сторону такие «мелочи», как спад инвестиций, изменение структуры собственности в России в сторону все большего ее огосударствления, изменение правил игры и настроений частных инвесторов и государственных менеджеров. В приложении к госсектору можно констатировать странную вещь: говоря о «структурных сдвигах» в экономике, и Антон Силуанов, и министр экономики Алексей Улюкаев, и глава ЦБ Эльвира Набиуллина, и даже экс-вице-премьер Алексей Кудрин всегда подразумевают условно «позитивные» изменения, связанные с проведением или непроведением правительством структурных реформ. Вне государства никаких структурных реформ нет, и структурные изменения не бывают ухудшением ситуации — это неявный постулат заложен во все программные выступления на эту тему.
Достаточно лишь немного удалиться от Дома правительства, чтобы предположить, что это не совсем так. При стабильности макроэкономических показателей изменение личных планов инвесторов, отказ их от дальнейших проектов в экономике России (что Росстат показывает в графе отчетности «инвестиции»), сокращение горизонтов планирования в экономике даже без вывода капитала за пределы России, смена управленческих моделей в пользу «консервационных» — это ровно та бизнес-атмосфера, которую мы будем наблюдать в России как минимум в течение 2015 года почти при любой цене на нефть и точно при любых цифрах в сводках промышленного производства. Доверие предпринимателей к правительству при этом давно уже разрушено — и понятно, что текущий курс Белого дома в течение нескольких месяцев не вернет это доверие, как не вернет его и кампания по «амнистии капиталов», затеянная президентом.
Действие всех этих факторов мы и почувствуем на себе в 2017 году, на который придется накопленный эффект от спада инвестиций в предыдущие три года. Какими бы ни были цифры роста ВВП, экономике России неизбежно придется заплатить и за сокращение госрасходов, и за снижение внутренних доходов, и за концентрацию капитала в госсекторе. Влияние этого эффекта еще никем не просчитано. Раньше схожие проблемы оплачивались притоком капитала из-за рубежа. В 2017 году на это рассчитывать невозможно — о чем известно любому предпринимателю уже сейчас, что, в свою очередь, влияет и будет влиять на поведение инвесторов уже в нынешнем году. Некому и незачем инвестировать сверх критически необходимого для поддержания бизнеса, если непонятно, что и как будет к 2018 году, когда деньги гарантированно закончатся даже в рамках самых оптимистичных сценариев.
Судя по всему, к лету 2015 года эта «вилка» — отсутствие будущего при более или менее пристойных прогнозах — и будет настоящей повесткой дня в экономике.
