#Опера

#Театр

Режиссёр на Голгофе

2015.03.23 |

Сергей Хазов-Кассиа, Новосибирск–Москва

Новосибирский «Тангейзер» Тимофея Кулябина — не о спасителе, но о жертве

TNGZ-490.jpg

Ожидая, когда поднимется занавес в Новосибирском театре оперы и балета на «Тангейзере» Рихарда Вагнера в постановке Тимофея Кулябина, невольно готовишься к чему-то шокирующему и оскорбительному. Но, к разочарованию любителей скандалов, никакой смуты в опере нет: её никак нельзя поставить в один ряд с богоборческими спектаклями Родриго Гарсии или Ромео Кастелуччи, также собиравших не только аншлаги, но и акции протеста — правда, по судам режиссёров никто не таскал.

Действие Кулябинского «Тангейзера» разворачивается в наши дни — приём не новый, более того, порядком заезженный. Не нужно особого таланта, чтобы вручить Гамлету пистолет. Но Кулябин не просто переносит средневековье в современный антураж, он создаёт новую историю, причём настолько мастерски, что кажется, будто Вагнер написал эту оперу не в 1845 году, а чуть не вчера.

На съемочной площадке

С первых аккордов мы оказываемся на съёмочной площадке, где режиссёр Тангейзер снимает фильм «Грот Венеры» - о молодости Христа, про которую молчат канонические Евангелия. Согласно Тангейзеру-Кулябину, Христос провёл это время в объятиях богини любви. На сцене много суеты, но каждый занят своим делом: уборщицы, операторы, механики, гримёры, массовка… Зрителю будто позволили заглянуть в замочную скважину, оказаться в святая святых. Не Венериного грота, нет — искусства, куда обычному смертному путь заказан. И эта киношная беготня так хорошо ложится на вагнеровскую рваную, неровную увертюру, что ты порой даже забываешь слушать музыку, так интересно наблюдать за таинственным процессом съёмок. В ярких метафорах, в удачном наложении либретто на историю Кулябина проглядывает режиссёрский замысел. Вот актриса, играющая Венеру, никак не может выбрать платье, трижды меняет наряды, пока не остановится на кроваво-красном; вот герой фильма Иисус рвётся пострадать и погибнуть, а удерживающая его поначалу Венера сердится и пророчит ему мучения; вот два креста на сцене — как символ того, что предстоит претерпеть герою фильма, но, как выясняется, не только ему, а и герою оперы тоже. Ведь Тангейзер снимает фильм про самого себя, это ему придётся пострадать, когда перенесётся со съёмок в реальную жизнь Вартбургского кинофестиваля, это он погибнет во искупление грехов. Здесь творец – главный страдалец. И так уж вышло, что и создатель постановки продолжил этот ряд, неся свой крест в новосибирском суде.

Во втором акте ощущение, что опера написана Вагнером специально для Кулябина, не ослабевает. Атмосфера Вартбургского замка, где проходят состязания певцов-мейстерзингеров, идеально ложится на кинофестиваль, в котором так же дотошно, до мелочей продуманы роли. Здесь и стервозные стройные девушки на каблуках, и организаторы в белоснежных рубашках, и хозяйка фестиваля Елизавета, которая оказывается матерью Тангейзера и его главного соперника Вольфрама, и даже участники-режиссёры, среди которых легко узнаются типажи современных знаменитостей. Но здесь Кулябин идёт ещё дальше, он и зрителей превращает в соучастников представления: софиты вдруг направляются в зал, на балконах с обеих сторон звенят фанфары, и вот — фестивальный бомонд в бриллиантах и смокингах под вспышки фотокамер проходит через партер, чтобы подняться на сцену. И ошеломлённая публика рефлекторно начинает… аплодировать. Не опере, не Тангейзеру — а мнимым звёздам, поверив на мгновение, что она и правда оказалась на церемонии открытия Вартбургского кинофестиваля.

Восхождение на Голгофу

Этот полный перенос в другую реальность — заслуга не только художников, но и актёров. У Тимофея Кулябина получилось то, что редко удаётся в российских оперных театрах: заставить оперных певцов играть. Исполняющая партию Елизаветы молодая сопрано Ирина Чурилова великолепно справилась с ролью матери Тангейзера: старушка не только страдает ревматизмом и держится за бока — видно, что она действительно любит своего блудного сына и приходит в неподдельное отчаяние, когда Тангейзер устраивает скандал на кинофестивале, где его за «Венерин грот» объявляют персоной non grata. Павел Яновский в роли Вольфрама — не только купающийся в лучах славы режиссёр, но и любящий сын и брат, искренне переживающий за близких.

Несмотря на то, что непосредственно с религиозной территории второй акт ушёл, здесь сохранились библейские метафоры: мука Елизаветы, будто сошедшей с полотна Тициана (отличная работа художника по свету Дениса Солнцева), издевательства над побитым коллегами Тангейзером — чем не римляне, что надругались над приговорённым Христом. Всё это неспроста: Тангейзеру предстоит взойти на свою Голгофу, чтобы пострадать не только за себя, но за всех художников этого мира, преступающих законы человеческие ради искусства.

Расцветший посох

Тема страданий художника в полной мере раскрывается в третьем акте, где обезумевший Тангейзер бродит по декорациям своего фильма, а Вольфрам и Елизавета молят бога, чтобы он вернулся из забытья. В бреду он рассказывает о своём паломничестве в Рим, где папа сказал, что скорее посох его расцветёт, чем Тангейзер получит отпущение грехов. Мрачные, удручающие сцены, где игра актёров, их жесты, мимика снова рассказывают больше, чем либретто. Безмолвной кульминацией становится эпизод, где спящий Тангейзер раскинул руки на кушетке: на авансцене в ауре прожектора склонилась в молитвенном экстазе Елизавета, за ним в полутьме лежит пустое распятие из декораций его фильма. Перед нами снятие с креста, но только наоборот: Тангейзеру ещё предстоит попасть на этот крест, погрузившись в небытие безумия.

Гнетущий третий акт Вагнер заканчивает неожиданно праздничным финалом, когда оркестр буквально взрывается счастьем и славит бога: посох у папы расцвёл, значит, господь простил грешника (здесь композитор на несколько тактов даже вводит дополнительный медный оркестр — роскошь для регионального театра, которому пришлось собрать для этого все медные инструменты Новосибирска). Только вот герою Кулябина нет прощения: приз кинофестиваля — расцветший посох — достаётся его брату Вольфраму. Коллеги поздравляют его, радуются вместе с ним, и никто не замечает, как с возвышения за толпой сверлит зал глазами безумный Тангейзер — гений без милости.

Фото: Виктор Дмитриев


Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share