В Москве после впечатляющей реконструкции трагедией Еврипида «Вакханки» в постановке прославленного греческого режиссера Теодороса Терзопулоса открывается Электротеатр «Станиславский» — бывший театр имени Станиславского. В интервью The New Times Терзопулос настаивает: все беды современной цивилизации — результат отречения от древнегреческого бога Диониса, а Крым принадлежит всем и никому
Вы приехали в Москву в момент, когда многие западные режиссеры отказываются участвовать в культурной жизни России, протестуя против политики ее властей.
Тех, кто протестует таким образом, не очень много. Знаю многих людей, которые продолжают приезжать в Россию и работать здесь. Вчера, например, я столкнулся в Театре Наций с Бобом Уилсоном. Я сюда приезжаю как художник, а не как политик. Я лет тридцать веду диалог с Россией и буду его продолжать. Да и как тут откажешься? Работаю с прекрасными актерами, в идеальных условиях, в стране с великой театральной традицией.
Утопия, достойная восхищения
И как работается?
Меня пригласил новый худрук театра «Станиславский» Борис Юхананов, о котором я слышал раньше от моего друга Анатолия Васильева. Я увидел театр, в котором идут обновления на всех уровнях: это касается и ремонта, и смены структуры, и нового идеологического вектора. Все в театре работают! Здесь атмосфера большой семьи, и даже буфет бесплатный. Старшее поколение готово к переменам, с любопытством входит в новое дело, но при этом опекает молодых и пользуется уважением с их стороны. У Юхананова есть режиссерский курс, которому он дает возможность работать со своими актерами. Я работал во многих странах и почти всюду вижу огромный разрыв между старым и молодым поколениями в труппе. То, что делает здесь Юхананов, — утопия, достойная восхищения. И это красивая идея — открыть свой театр «Вакханками» Еврипида, которые связаны с архетипическими мотивами для драматического искусства. Ведь главный герой этой трагедии, Дионис, считается богом театра.
Вы ставите «Вакханок» в четвертый раз. Эти спектакли как-то различаются между собой?
Разумеется. Впервые я взялся за «Вакханок» еще в 1986 году, и та постановка ознаменовала собой создание моего театра АТТИС. В 1998 году я делал спектакль в Боготе, и главные роли играли шаманы. Причем в основу постановки легли мифы доколумбовой Америки: там есть очень похожая мифология, в которой Дионис называется Юрупари. В 2001 году я ставил «Вакханок» в Дюссельдорфе, на заводе «Сименс», — хотел посмотреть на эту пьесу с точки зрения немецкой истории.
А для России эта трагедия насколько актуальна?
Выбирая материал для постановки, я не думаю об актуальности, но пьеса действительно созвучна сегодняшнему дню. Россия — часть глобализованного мира, и я приехал сюда в эпоху, когда все продается и смыслом жизни для многих стало потребление. Что меня волнует больше всего? Человек так устроен, что должен жить в постоянном внутреннем конфликте, отдавая предпочтение то инстинкту, то логике. Один из главных принципов трагедии как раз и состоит в том, что ее герои «конфликтны». В «Вакханках» сталкивается логика с инстинктом, Аполлон с Дионисом — по сути, человек сталкивается сам с собой. В современном же мире человек утрачивает свое главное свойство — противоречивость. В мире, где для человека нет ничего важнее, чем взять кредит в банке и купить еще одну машину или виллу, засыпают и логика, и чувства. Человек стал совсем маленьким, а роль олимпийских богов для него теперь играет банк.
В «Вакханках» аполлоническое и дионисийское начала вступают в схватку, благодаря чему актеры на сцене вырастают до гигантских масштабов и становятся сверхлюдьми или, может быть, даже богами. Мне не интересны повседневные мелкие дрязги, которыми занимается буржуазная драма. Трагедия — театр, уходящий корнями в самую глубину.
На репетиции «Вакханок» в Электротеатре «Станиславский»
Между Аполлоном и Дионисом
А для вас самого, какое начало важнее — аполлоническое или дионисийское? Логика или инстинкт?
Трудно сказать. Возможно, больше склоняюсь к Дионису. Для меня важны энергия и инстинкт, и поэтому Дионис мог бы считаться моим личным богом. Но, с другой стороны, я очень логичный человек. В Греции соединение дионисийского и аполлонического начал преследовало единственную цель — достижение гармонии. Хотя достичь ее невозможно, можно только двигаться к ней.
А куда двигаемся мы?
Мы — нигде. Это и есть современная культура. Мир дошел до такого состояния, о котором можно сказать: это конец истории. Древние мифы, без которых не может жить человечество, трансформировались в разрушительную телевизионную сказку. Все, что излучает телевизор, — это мусор. Даже в самой удаленной деревне, на самой высокой горе пастух вместо того, чтобы общаться с людьми, сидит перед телевизором.
Счастье — это когда люди встречаются друг с другом, не прибегая ни к каким техническим приспособлениям. Смотрят друг другу в глаза, берутся за руки, разговаривают, гуляют в прекрасных местах. Олимпийские боги покинули нас. О какой же гармонии мы можем говорить? Гармония определяется отношениями человека с природой, городом и богом — всем тем, что превосходит человека. Но этот баланс утрачен. Есть ли у нас сейчас природа? Есть ли город? Даже мечты — и той нет.
Ну город, кажется, точно есть…
Город разрушен! Сегодняшний мегаполис непригоден для человека. Посмотрите на московские улицы из окна автомобиля: что вы увидите вокруг? Выхлопные газы, депрессивные лица… Разве это город, в котором человек счастлив? Разве он хотел жить именно так? Посмотрите на природу — она разрушается повсюду. Мы живем в состоянии невероятной катастрофы. Почему это произошло? Потому что выгнали Диониса, и повсюду возобладала логика. Первой страной, изгнавшей Диониса, была Германия, находившаяся под влиянием классического греческого искусства. Но в этом наследии немцы сумели воспринять только аполлоническое начало. Абсолютизировав логику, они стали истреблять элемент, который несет Дионис, — чувства, инстинкты, природу, воздух… Мне кажется, что именно это, в конечном счете, и привело Германию к фашизму. Сейчас я вижу, что то же самое происходит во всем мире, хотя и в других формах. Повсюду очаги войны. По всей Земле люди страдают от одинаковых болезней, и вызваны эти болезни депрессией, которую порождает современный образ жизни.
В «Вакханках» сталкивается логика с инстинктом, Аполлон с Дионисом
Крым мой
Есть ли в спектакле какой-то специальный месседж именно для русской публики?
Я просто хочу ей передать великую энергию трагедии, великую страсть и великий конфликт. Масштаб трагедии и масштаб человека — вот что я хочу показать. Вне зависимости от политики, я всегда буду любить русскую культуру и русскую душу. Я с детских лет — русофил. Мои предки жили на юге России. Половина из них поддерживала царский режим, а другая половина была революционно настроена. Потом и те, и другие были вынуждены уехать в Грецию. Мои деды и прадеды говорили по-русски, и первый язык, который я услышал в жизни, был русский. Первые песни, которые выучил, тоже были русскими.
Вы ведь и как режиссер довольно давно работаете в России…
В 1990 году я познакомился с Аллой Демидовой и сделал с ней четыре спектакля. Мы много времени провели в поездках, она была для меня и прекрасной актрисой, и учителем. Благодаря ей я очень многое понял о русском актере и русском театре. Демидова напоминает мне Марию Германову — актрису, которая сыграла в «Синей птице» у Станиславского роль Феи. Я работал и у Валерия Фокина — моим спектаклем «Царь Эдип» в 2006 году открылась после реставрации Александринка.
Вы, наверное, знаете, о новом российском меме «Крымнаш». А у вас, как у греческого патриота, не возникает желания присоединить к Греции ее бывшие территории?
Следы греческой цивилизации находят и в Афганистане. Что же нам теперь, и на Афганистан претендовать? В этом мире никому ничего не принадлежит. Пока на земле существует смерть, все принадлежит всем — и никому. Я как-нибудь обязательно поеду в отпуск в Крым, и Крым станет моим на 10 дней. Поеду на Гавайи — буду какое-то время считать, что Гавайи мои. Что значит: «мое», «твое», «наше»? Это не вопрос территорий, а вопрос распространения культуры. У России с Крымом органическая связь, и я знаю об этом с ранних лет. Но итальянское Возрождение принадлежит всему миру — богатейшая история Крыма тоже принадлежит всему человечеству. Меня мало интересует почвенный покров этого полуострова.
Если же возникают территориальные споры, то это означает только одно: люди, которые пытаются передвинуть географические границы, руководствуются какими-то своими стратегическими планами. Я — последний, кто мог бы оценить действия этих людей. Будучи художником, не хочу заниматься социальным анализом или оценивать политический баланс в мире. Когда вы говорите «Крым», я думаю о мифологическом Крыме. Или о домике Чехова. Или о Ливадии, которую Екатерина II подарила бежавшим из Турции грекам и где впоследствии проходила Ялтинская конференция.
Фото: Алексей Лерер
