 |
| Николай Усков. Неизвестная
Россия. История, которая вас удивит, Москва, Эксмо, 2015. |
За последний год история России сильно вильнула крупом и предстала с изменившимся лицом. Она, конечно, всегда по-бабски приспосабливалась к текущим событиям, оттеняя их той краской, которую от нее ждали. Она умела быть покладистой, крутилась-вертелась в разные стороны, намекая одновременно на тот или иной свой бравый «левак», но на этот раз она застыла, утвердившись в цементе, не распуская пестрый хвост.
Что-то в истории России надломилось, она не выдержала своего напряженного разнообразия. Она наконец сказала, как Церковь, что она будет маяком, а не подстилкой жесткой государственности. Но как может подстилка стать маяком?
Ну, это уже философский вопрос. А если вернуться к истории государства Российского, то не она в ответе за сегодняшний день, это было бы слишком фатально и пафосно, но сегодняшний день вызвался быть в ответе за нее и оправдал сразу все наши фанаберии.
Понятно, почему талантливый историк, владеющий чувством слова, Николай Усков ушел от своей академической темы европейского средневековья к России. Отечественная история куда более интересна, чем история Европы, которая в качестве божественного проекта практически состоялась, выявив свое существо. Отечественная история, напротив, входит в радикальную фазу глобальной агрессии своей самости против всех и вся. Руки чешутся от желания понять этот феномен, который, конечно, куда масштабнее схожих, но более локальных историй Ирана или Нигерии.
Усков с удвоенной элегантностью ученого и автора успешных, мною любимых журнальных проектов показал онтологическое нутро России. Россия онтологически никогда не считала человека за человека. Более того, она и свое государство не считала за государство. Она существовала как последовательная в смене своих декораций утопия, не имеющая никакой исторической причины, никакого международного права для своего существования.
В книге Ускова обозначены моменты старта этой утопии. Она родилась в варяжских родах отчуждения власти от населения, что породило бесконечную иллюзию существования абстрактного народа, не изменившегося и по сей день. Второй момент — торжество великого стояния на коленях перед Ордой, отчего тема вставания с колен правдой или неправдой проходит, как это говорится, красной нитью от Куликова поля до недалеких от него географически степей Донбасса. Это утопия нашей боевой хитрости, если хотите, исконной гибридной войны, начиная от Ивана Калиты. А дальше роятся задатки новых утопий, которые одна другой краше. Третий Рим в обнимку с кровавым призраком Новгорода — вот наш нательный крест.
Столбовой дорогой истории становится движение от станции «Иван Грозный» к станции «Николай Первый» и так далее, с некоторыми непростительными тупиками, вроде «Александра Второго», до главного вокзала российской утопии «Иосиф Сталин». Как красив в сизом дыму индустриализации этот вокзал! Сталинская утопия доказала, что ее магия не только сильнее ее жертв, но и существует благодаря могучему размаху уничтожения. Кому же из русских патриотов, из идеологов, из элиты не захочется вместе с новым царем вновь c гиканьем, под гармошку и стрельбу, в тройке с бубенцами подрулить к этому единственному победному оплоту-крепости-вокзалу и, подрулив, выпрыгнуть с криком:
— Опля?!
Вот и подруливаем.
Все остальное — отклонение. Наивное, наглое, подлое, мерзкое отклонение, достойное казни. И тот же Новгород, и антинародное принюхивание к Литве, и буйный литератор протопоп Аввакум, и Петр, рванувший по-русски резко, но не туда, и царство Екатерины Великой, с любовью описанное в книге Ускова, и сама Екатерина, защищенная автором от неизбывной половой тоски, и нежданный-негаданный Радищев, и Пушкин — убиенные на главной дороге истории. Это — поименно — отклонения, а не отклонение — это величественный фантом Александра Невского, который раскачивается на границах по ветру от земли до небес, означая вечную борьбу утопии с цивилизацией. Нам нельзя быть частью. Утопия охватывает весь мир или перестает быть утопией.
Отклонение выведено в космополитизм и в пятую колонну, названо либерализмом и иностранными агентами. Правда, некоторые считают, что это теперь не утопия, а фейк-утопия, на самом деле торжество мафии. Но это и есть исторический прогресс: скрестить утопию с высшей степенью коррупции, ложь — с метафизикой. Так что на месте не стоим.
Что же касается людей, то наша история для них — панцирь, который сжимает и давит. Они выживают здесь в межисторических щелях, во внеисторических измерениях.
Что-то в истории России надломилось, она не выдержала своего напряженного разнообразия. Она наконец сказала, как Церковь, что она будет маяком, а не подстилкой жесткой государственности. Но как может подстилка стать маяком?
Ну, это уже философский вопрос. А если вернуться к истории государства Российского, то не она в ответе за сегодняшний день, это было бы слишком фатально и пафосно, но сегодняшний день вызвался быть в ответе за нее и оправдал сразу все наши фанаберии.
Понятно, почему талантливый историк, владеющий чувством слова, Николай Усков ушел от своей академической темы европейского средневековья к России. Отечественная история куда более интересна, чем история Европы, которая в качестве божественного проекта практически состоялась, выявив свое существо. Отечественная история, напротив, входит в радикальную фазу глобальной агрессии своей самости против всех и вся. Руки чешутся от желания понять этот феномен, который, конечно, куда масштабнее схожих, но более локальных историй Ирана или Нигерии.
Усков с удвоенной элегантностью ученого и автора успешных, мною любимых журнальных проектов показал онтологическое нутро России. Россия онтологически никогда не считала человека за человека. Более того, она и свое государство не считала за государство. Она существовала как последовательная в смене своих декораций утопия, не имеющая никакой исторической причины, никакого международного права для своего существования.
В книге Ускова обозначены моменты старта этой утопии. Она родилась в варяжских родах отчуждения власти от населения, что породило бесконечную иллюзию существования абстрактного народа, не изменившегося и по сей день. Второй момент — торжество великого стояния на коленях перед Ордой, отчего тема вставания с колен правдой или неправдой проходит, как это говорится, красной нитью от Куликова поля до недалеких от него географически степей Донбасса. Это утопия нашей боевой хитрости, если хотите, исконной гибридной войны, начиная от Ивана Калиты. А дальше роятся задатки новых утопий, которые одна другой краше. Третий Рим в обнимку с кровавым призраком Новгорода — вот наш нательный крест.
Столбовой дорогой истории становится движение от станции «Иван Грозный» к станции «Николай Первый» и так далее, с некоторыми непростительными тупиками, вроде «Александра Второго», до главного вокзала российской утопии «Иосиф Сталин». Как красив в сизом дыму индустриализации этот вокзал! Сталинская утопия доказала, что ее магия не только сильнее ее жертв, но и существует благодаря могучему размаху уничтожения. Кому же из русских патриотов, из идеологов, из элиты не захочется вместе с новым царем вновь c гиканьем, под гармошку и стрельбу, в тройке с бубенцами подрулить к этому единственному победному оплоту-крепости-вокзалу и, подрулив, выпрыгнуть с криком:
— Опля?!
Вот и подруливаем.
Все остальное — отклонение. Наивное, наглое, подлое, мерзкое отклонение, достойное казни. И тот же Новгород, и антинародное принюхивание к Литве, и буйный литератор протопоп Аввакум, и Петр, рванувший по-русски резко, но не туда, и царство Екатерины Великой, с любовью описанное в книге Ускова, и сама Екатерина, защищенная автором от неизбывной половой тоски, и нежданный-негаданный Радищев, и Пушкин — убиенные на главной дороге истории. Это — поименно — отклонения, а не отклонение — это величественный фантом Александра Невского, который раскачивается на границах по ветру от земли до небес, означая вечную борьбу утопии с цивилизацией. Нам нельзя быть частью. Утопия охватывает весь мир или перестает быть утопией.
Отклонение выведено в космополитизм и в пятую колонну, названо либерализмом и иностранными агентами. Правда, некоторые считают, что это теперь не утопия, а фейк-утопия, на самом деле торжество мафии. Но это и есть исторический прогресс: скрестить утопию с высшей степенью коррупции, ложь — с метафизикой. Так что на месте не стоим.
Что же касается людей, то наша история для них — панцирь, который сжимает и давит. Они выживают здесь в межисторических щелях, во внеисторических измерениях.
