Я вот не очень понимаю, откуда люди об этом узнавали. Если исходить из привычного представления, что 72 % (Левада-Центр, данные за ноябрь) безоговорочно доверяют властям и телевизору, то эти 72 % должны были спокойно принять на веру, что на финансовом рынке есть определенные трудности, но спекулятивные скачки вскоре прекратятся — как верили весь последний год, что Крым наша сакральная родина, Европа терпит жуткие убытки от запрета на пармезан, а «Тополь» смеется над санкциями — принять на веру и продолжить смотреть, например, как телеведущий Малахов разводит по разным углам пожилую жену и беременную любовницу певца Прохора Шаляпина: именно эта насущная тема обсуждалась в телевизионный прайм-тайм вечером, когда рухнул рубль. Но не тут-то было. Плохие новости скачут как блохи, — и не успел еще Шаляпин разобраться в своих чувствах, как Москва встала в пробках, в IKEA и «Ашаны» ринулись толпы, готовые закупать оптовыми партиями все, что подвернется под руку, выстроились очереди у обменников, по городу блуждали слухи о банкоматах, которые якобы уже перестали выдавать наличные — и судя по сообщениям региональных сайтов, это не специфически московский феномен. Люди узнавали о происходящем откуда-то из воздуха и мгновенно принимали единственное правильное решение: бежать, тратить, спасать кто что может, и никакие утешительные прогнозы в теленовостях уже не могли никого утешить. Весь последний год нас убеждали, что есть вещи поважнее фондового рынка и нужно идти на жертвы ради суверенности и сакральности, и мы вроде бы соглашались и всецело поддерживали — но в решительный момент проголосовали ногами, и теперь поди пойми, чем правильнее измерять рейтинг доверия — данными ВЦИОМ или длиной очередей в круглосуточных «М-Видео»?
Радоваться тут, конечно, нечему: этот ажиотаж возник по действительно неприятному поводу и носит все признаки коллективной паники; если при виде растущих цифр в обменниках вы бежите закупать тонну гречки — это вряд ли можно считать разумной инвестицией, через пару месяцев сами будете удивляться, зачем вы это сделали. И, конечно же, эта матрица поведения заложена уже на уровне генетической памяти: как только возникает малейший риск, что деньги могут обесцениться, нужно немедленно вкладывать их в любой, даже самый абсурдный актив — так в августе 1998-го мой знакомый, живущий в Москве испанец, отправился в ближайший магазин и купил на все деньги 50 метров тюля. И если проверить эффективность государственной пропаганды можно только обрушением рубля вдвое, я предпочел бы не проверять. Но факт остается фактом: в любой непонятной ситуации народ бежит покупать гречку и тостеры, и в этом смысле его выбор не отличается от того, что был сделан в конце 1980-х — сколько людей ни корми антизападной риторикой, на уровне бытовых привычек они все равно живут в глобальном
«мире-как-в-супермаркете».
В только что вышедшей на русском книге «Это было навсегда, пока не кончилось» профессор Беркли Алексей Юрчак анализирует мир позднесоветского человека — в котором для подавляющего большинства коллективный мир лозунгов, демонстраций и партсобраний прекрасно сосуществовал с миром личным, бытовым, который строился на совершенно других принципах. Казалось бы, эта аналогия к сегодняшней ситуации не применима — нынешняя государственная пропаганда требует от своих адресатов гораздо меньше ритуальных действий, зато сильнее бьет на эмоции; ты совершенно не обязан ходить на первомайскую демонстрацию, но, насмотревшись Киселева, начинаешь искренне ненавидеть пиндосов и поддерживать мудрые действия президента. И вот в критической ситуации выясняется, что вся эта безоговорочная поддержка — такой же ритуал, как голосование на партсобрании: ты поднимаешь руку, особенно не вникая в смысл несущихся с трибуны слов и думая лишь о том, не выбросили ли в универмаге югославские сапоги. Психологи давно описали феномен выученной беспомощности — хронического неверия в возможность изменить что-то к лучшему; точно так же где-то глубоко внутри нас сидит выученная тревожность, безошибочный инстинкт поведения в кризисной ситуации: между тостером и гречкой — и телевизионными заклинаниями про стабильность и суверенность — мы выбираем, не задумываясь, и это как-то обнадеживает.
Весь последний год нас убеждали, что есть вещи поважнее фондового рынка и нужно идти на жертвы ради суверенности и сакральности, и мы вроде бы соглашались, но в решительный момент проголосовали ногами
