«Банки рискуют превратиться в зомби». Кризисная экономика продолжает преподносить сюрпризы: в России резко укрепляется рубль по отношению к доллару. К чему это может привести и что делать гражданам — The New Times спрашивал у Сергея Дубинина — главы Центрального банка в 1995–1998 годах, а ныне члена совета директоров ВТБ и автора книги «Россия против кризиса. Кто победит?»
Люди опять, как и год назад, устремились в обменные пункты. Только тогда, на волне «плавной девальвации», спешили избавиться от рублей, а теперь, наоборот, продают доллары. Чем объясняется такое поведение частных вкладчиков?
У нас традиционно, с 90-х годов, уделяется повышенное внимание доллару, причем не потому, что он нужен в повседневном обиходе, а потому что он зарекомендовал себя в глазах населения основным средством сбережений. Как известно, у нас депозиты в банках приносят меньше, чем съедает инфляция. Вот вкладчики и надеются, что с помощью покупки долларов (когда его курс растет) или их продажи (как сейчас, когда курс падает), они компенсируют отрицательные нормы сбережения в банках и защитят свои накопления от обесценивания.
Так стоит сейчас срочно менять доллары на рубли?
Не стоит. А на будущее могу предложить старый проверенный рецепт: не складывать все яйца в одну корзину. Скажу честно, лично мне сейчас наиболее привлекательными кажутся вложения в евро.
Почему?
Потому что сейчас Евробанк практикует более высокие ставки, а значит, деньги в зоне евро стоят больше, чем в зоне доллара. Соответственно, вкладывая в любые инструменты, номинированные в евро, — и непосредственно в валюту, и в депозиты, и в ценные бумаги, вы получаете боїльший процент, чем вкладывая в долларовые инструменты. В любом случае сбережения нужно делить на три части — рубли, доллары и евро, но при этом свои инвестиции в европейскую валюту имеет смысл нарастить. Правда, большинство из нас зарплату получает в рублях и львиную долю трат тоже делает в рублях. Поэтому надо прикинуть, стоит ли терять проценты на частые переводы денег из рубля в доллары и евро и обратно.
Нефтяная кривая
От чего зависит движение курса — от действий Центробанка?
Центробанк, как известно, проводит политику управляемого плавающего курса, то есть нейтрализует только резкие колебания курса вверх или вниз. При этом Центральный банк старается не противоречить основным макроэкономическим тенденциям, влияющим на курс. В результате мы видим, что рубль уже отыграл почти все потери, которые понес год назад, если рассматривать реальный курс рубля, то есть скорректированный с учетом инфляции. Однако полагаю, что в течение ближайшего года какого-то резкого укрепления рубля не будет. Скорее наоборот: мы увидим его ослабление, причем плавное и постепенное.
Почему вы так думаете?
Что будет с курсом дальше, зависит от состояния платежного баланса. Сегодня он положительный: экспорт превышает импорт, соответственно курс национальной валюты укрепляется. Завтра соотношение экспорта—импорта вполне может начать меняться. Я полагаю, что цены на основные продукты российского экспорта — углеводородное сырье, черные и цветные металлы — не будут расти высокими темпами.
Но ведь согласно многим прогнозам, нефть в ближайшее время будет заметно дорожать?
Я так не думаю. Во-первых, спрос со стороны других стран на нефть и газ сейчас ограничен. К тому же за время кризиса произошло определенное развитие альтернативных источников энергии. И то, что сегодня цена барреля держится на уровне $80, это скорее результат биржевых спекуляций, чем показатель истинной потребности в сырье. Во-вторых, мы фактически достигли границы пропускной способности наших экспортных каналов. Россия, собственно, не может вывезти газа и нефти больше, чем сейчас: транспортная система не позволяет. Вся перевалка в портах, все трубопроводы забиты до отказа. С учетом того, что в мире сейчас никакого дефицита нефти нет, трудно найти основания для резкого роста цены барреля. Для этого нужно мощное восстановление экономического роста в Европе и Соединенных Штатах, которого пока не видно.
Считается, что слабый рубль поможет повысить конкурентоспособность российских товаров на внешних рынках...
Слабый рубль слегка микширует их низкую конкурентоспособность, но никак ее не поднимает. Что ни делай, а конкурентоспособность «жигулей» на российском рынке все равно определяется не силой рубля, а качеством самого автомобиля. Ослабление рубля может помочь на короткой дистанции: курс изменился, цены задергались, продажи могут разово подняться. Но если не повышать качество товаров и производительность труда, то мы так и останемся неконкурентоспособными. Не надо обольщаться насчет того, что валютный курс нам поможет.
«Мертвяки» в банках
Вы работаете в совете директоров крупного государственного банка и хорошо знаете банковскую систему. Как сейчас она себя чувствует?
Банковского кризиса ожидать не следует. Главная проблема сейчас в том, что банки накопили «мертвяк» — так на финансовом сленге называют высоко рискованные кредиты, которые и не возвращаются, и не обслуживаются. Правда, за прошедший с начала кризиса год с небольшим банки со значительной частью этих кредитов разобрались — в том смысле, что договорились о приемлемых сроках и условиях их реструктуризации. Тем не менее «токсичных активов» в банковской системе достаточно много.
Сколько именно?
Цифры называются разные. Данные Центробанка, который считает по российским стандартам бухгалтерского учета, — менее 10%. Те, кто оценивает по более строгим международным стандартам финансовой отчетности, называют цифру и 30%, и 40%. Но если бы действительно 40% всех долгов были плохими, мы бы уже имели полноценный банковский кризис, который невозможно было бы скрыть. Поэтому, я думаю, реальный процент «токсичных активов» меньше — может быть, 15–20%.
Все равно немало: именно такой уровень плохих долгов некоторые эксперты считают опасным для устойчивости нашей банковской системы. Как избавляться от «токсикоза»?
Мой бывший коллега по работе в Центральном банке Сергей Алексашенко предлагает радикальный путь: реально оценить плохие активы и на их величину понизить капитал банков. Пусть это будет грозить ряду банков закрытием,* * Центробанк контролирует норматив достаточности капитала банка — отношение его собственного капитала к заемному. И если этот норматив меньше 10%, у банка отбирается лицензия. зато мы выявим истинный масштаб проблемы. Более реальным мне представляется иной путь: пойти навстречу банкам, позволить им как бы сдвинуть с баланса плохие активы — разместить их в ПИФах или вывести в офшорные компании, но при этом потребовать от акционеров банка предоставить график наращивания его капитала, в том числе за счет их собственных средств. Такой план можно принять лет на 5–6, а уж после этого закрывать те банки, которые не справились с проблемой.
Центробанк идет по этому пути?
Я бы сказал так: наши власти слегка закрывают глаза на происходящее, позволяя банкам самим вести процесс очищения активов. При достаточно высокой инфляции — скажем, выше 10% в год, как у нас сейчас, — плохие активы со временем могут просто раствориться в разросшемся объеме баланса. Опасность тут в том, что значительная часть банков в этой ситуации может зависнуть, фактически перестав функционировать как реальное кредитное учреждение: ни новых депозитов не получая, ни новых кредитов не выдавая. Они будут просто реструктурировать старые задолженности, живя в режиме банка-зомби. Если на такой режим перейдет большая часть банковской системы, то экономика остановится.
И много ли банков уже превратилось в «зомби»?
Смотря как считать. Дело в том, что у нас основная работающая часть банковской системы — это 73 крупнейших банка, которые подходят под критерии, позволяющие им получать государственные бюджетные средства. На их долю приходится 80–85% всех активов отечественной банковской системы. Если к этим семи десяткам добавить еще крепких середняков, получится максимум 200 банков. Вот они-то (из 1000 с лишним имеющихся в России банков) реально обслуживают экономику. Не думаю, что банкам-лидерам, большая часть из которых государственные, грозит что-то серьезное, даже если у них и есть какие-то текущие проблемы.
Сергей Дубинин родился в 1950 г. Выпускник экономического факультета МГУ (1973 г.). Доктор экономических наук, профессор. Занимал должности первого замминистра финансов (1993–1994 гг.), и.о. министра финансов (1994 г.). Председатель Центрального банка (1995–1998 гг.). Входил в состав правления ОАО «Газпром» (1998–2001 гг.) и РАО «ЕЭС России» (2001–2008 гг.). В настоящее время — член совета директоров банка ВТБ.
