Он рассказал The New Times о том, почему в конфликте на Украине не верит «ни тем», «ни этим», отчего стал актером, а не металлургом и кому нужно выступать в парламенте
«Я никогда не гнался ни за известностью, ни за ролями» /фото: Юрий Белинский/ИТАР-ТАСС
Мы беседуем с Олегом Басилашвили на его даче в Репино. Веранда, солнце, кофе, сигареты, звук мерно падающих с дерева яблок, голоса внуков…
Могли ли вы представить еще совсем недавно, что «война» станет столь часто произносимым в стране словом?
Не мог! По наивности полагал, что XXI век несет с собой новое мировоззрение, что с кровавыми бойнями будет покончено, что возобладают разум, добро, справедливость, взаимное уважение друг к другу, несмотря на любую сшибку политических воззрений. Увы, я ошибался.
Разговоры про украинские события часто сопровождаются воспоминаниями о Второй мировой войне. Сравнение оскорбительное, как мне кажется, по отношению к священной, в высшем смысле этого слова, войне…
Вот вы и ответили сами…
Почему же так происходит?
Надо же как-то поднимать патриотический дух. Та война — святая константа для многих. Такой она была для моего отца, орденоносца, дошедшего до Будапешта, прошедшего от звонка до звонка весь ад Сталинградской битвы. Брат мой Георгий — артиллерист, окончив военное училище в городе Сумы в 1941 году, ушел на фронт. Под Вязьмой попал в окружение, вышел из него самостоятельно, потом под Харьковом — и тоже вышел без помощи. Под станцией Прохоровка, третьем поле воинской славы России, был среди тех, кто сдерживал фашистские танки, и погиб там в 1943 году. Похоронен в братской могиле…
С сегодняшним днем сравнений быть не может.
Для того чтобы анализировать военный конфликт на Украине, надо понимать, чего добиваются «те», «эти». Я этого не понимаю и не верю ни «тем», ни «другим». И уверен, что любая война отбрасывает нас во тьму средневековья.
Угроза для всех
Близок ли вам лозунг «Крым наш»?
Сложная тема. Верю в то, что большинство населения Крыма высказалось за присоединение к РФ. Слава Богу, что не пролилось ни капли крови. Спорить же о том, кому «чей Крым», я бы не стал. Кто только там не жил: греки, римляне, татары, турки. Да, мы все помним подвиги князя Потемкина-Таврического. Справедливо или нет, но в свое время Крым был присоединен к советской украинской республике. Поэтому подобного рода вмешательство в дела давно уже суверенного государства не считаю уместным.
Не пугают ли вас ультранационалистические российские настроения? Не сметет ли нас всех эта сила?
Эта угроза в равной степени касается и народа, и власти. Если, упаси Бог, что-то начнется «буйное» — сметет всех, без исключения.
„
И Макаревича, и Гришковца я склонен считать патриотами России
”
Культурное сообщество сегодня, как никогда, переполнено конфликтами. Кажется, условный Гришковец никогда не найдет общего языка с условным Макаревичем.
И того, и другого склонен считать патриотами России. Мы справедливо хотим избегнуть ошибок, протестов, массовых демонстраций, оканчивающихся кровью. Выход один. Необходимо, чтобы Государственная Дума вмещала в себя весь спектр желаний российского народа. Яростные сшибки до хрипоты, борьба мнений там необходимы. Когда же этого нет, начинается неуправляемый площадный выплеск. Если бы Дума была избрана честно и голоса каждой партии, самые противоречивые, были бы нам слышны, мы могли бы взвешивать «за» и «против» и, может быть, вышли бы на дорогу, которая устроила бы всех.
Вспомните времена Горбачева, Ельцина. Вспомните, как до прихода Горбачева все было под спудом, было ощущение, что у нас нет ни одного политически умного человека. И что началось в перестройку! Вспомните первых народных депутатов СССР. Как поперли таланты, люди с идеями, ораторы. Им дали возможность говорить, не таясь, не боясь. Поэтому возникли и Собчак, и Шаталин, и Явлинский, и прочие, прочие. Сегодня, к сожалению, этого нет.
Но ведь и сегодня есть умнейшие люди. Улицкая, например. Но всех их автоматически записывают в пятую колонну.
Понимаете… Улицкая говорит, Иван Иваныч, Мария Петровна тоже говорят. Все эти разговоры, считайте, на кухне, вынесенной на площадь. Разговаривать необходимо, причем без всякого страха, в парламенте страны, в котором должны работать не однояйцевые близнецы, а люди разных воззрений, представляющие интересы абсолютно разных слоев нашего народа.
Сцена из спектакля «Лето одного года». На фото: Федор Лавров, Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили /фото: Юрий Белинский/ИТАР-ТАСС
Не понимаю Шекспира вообще
Олег Валерианович, не стану больше мучить политикой. Вы только что переступили порог нового старого дома. Каким Большой драматический театр предстал после реконструкции?
Реставраторы прекрасно обновили постаревший зал, сцена стала совершенно иной, архисовременной конструкции. Эдуард Кочергин придумал новый занавес. Мне, правда, ближе прежний, товстоноговский — скромный, синий, безо всяких украшений. Но общему антуражу, к новым бархатным шторкам на каждой ложе — этот подходит больше. Гримерные сделаны заново. Слава Богу, снят гипрок, в котором мы задыхались. Сейчас дышится.
Не исчезла ли пресловутая намоленность?
| *Легендарный завлит Г.А. Товстоногова. |
Конечно, исчезла. Та привычная атмосфера, которая витала в доме, — ушла. Вот, пример. Проходя мимо бывшего кабинета Дины Морисовны Шварц*, я вспоминаю, как эта женщина сидела в клубах табачного дыма, в кабинете с маленьким окошечком, заклеенным искусственным витражом, который ей кто-то привез из-за границы. Кипы, груды пьес. Ее даже не видно было за этими грудами. Ты входил к ней, как в некое убежище, необходимое артисту. Всегда, когда мне было плохо на репетиции, когда я думал, что надо отказываться от роли или вообще заканчивать с профессией, я приходил к ней, и она находила слова одобрения. И ты начинал верить в себя…
Артистов, которые работали долгое время с Товстоноговым, осталось мало…
Конечно, понимаю: новое время, приходят новые, молодые люди. Искренне желаю им плодотворной счастливой работы.
„
В парламенте страны должны работать не однояйцевые близнецы, а люди разных воззрений
”
Театральное сообщество напряженно следит за опытами нового худрука БДТ — Андрея Могучего…
Когда Андрей Анатольевич пришел, я сделал все, чтобы помочь ему освоиться. Рассказал о театре, о взаимоотношениях, о традициях, купируя, естественно, оценки коллег. Не скрыл только, что при Темуре Чхеидзе многие актеры незаслуженно были забыты. И советовал ему начать работу с этими людьми. Георгий Александрович никогда не ошибался в выборе артистов. Он «выпаривал» их, выдерживал, как хорошее вино. К сожалению, со многими из них этот процесс не был завершен.
Стремится ли Могучий поставить спектакль на вас?
Ошибочный посыл.
Почему?
Надо думать не о том, чтобы занять Олега Валерьяныча, а то он обидится…
Надо думать о пути. И вот если Олег Валерьяныч совпадает с этим путем — займет, а не совпадает — ну, пусть подождет. Я никогда не обижусь. Наоборот. Главное — направление, которым должен идти театр. И мы все это поймем.
Вы демонстрируете полное отсутствие актерского эгоизма.
А у меня его никогда и не было. Я никогда не гнался ни за известностью, ни за ролями. Ну, идет сейчас разговор о «Короле Лире», что считаю абсолютно лишним, потому что к королю Лиру я имею такое же отношение, как, допустим, муравей к Луне. Кроме того, я не понимаю Шекспира вообще. Ну что делать? Бывают люди, не наделенные музыкальным слухом. Почему такая архаика и выбалтывание всего, что у человека на душе, вслух? Что играть тогда? Непонятно. Ведь человек — это айсберг, одно он говорит, а гигантская штука, и вам это известно, находится там, в глубине. А тут все выплеснули! Так как себя вести на сцене?
Вы солидаризируетесь с Львом Толстым.
Значит, у меня есть единомышленник. Лира мог бы, возможно, блистательно сыграть Паша Луспекаев, Полицеймако или Симонов, ну и так далее. Люди большого трагедийного дара. У меня он отсутствует. Я неоднократно говорил об этом Могучему.
Блистательно сделанная роль в «Дядюшкином сне» была все-таки давно…
Но потом случился спектакль, который мне тоже очень нравится — «Лето одного года». Между мной и зрителем возникает связь, я ее чувствую, она мне интересна… По-моему, и Алисе Фрейндлих, с которой мы в паре играем, он тоже по душе.
А в спектакле «Копенгаген» совершенно иное. Там мы сразу говорим зрителю: «Вы не надейтесь. Это будет не смешно. И плакать вы тоже не будете. Мы апеллируем только к вашему разуму, больше ни к чему».
Смотреть на Ромео
 |
| «Дядюшкин сон» Темура Чхеидзе. Олег Басилашвили в роли князя К. /фото: Михаил Метцель/ИТАР-ТАСС |
Что вам интересно в современном театре?
Видите ли, я в последнее время в театр хожу редко. Из недавно виденного большое впечатление произвел «Вишневый сад» Льва Додина… Ох, если бы я увидел что-либо, подобное детскому впечатлению: когда мне было пять лет, мама повела меня в Московский Художественный театр на «Синюю птицу»… Это потрясение на всю жизнь. Помню каждое движение великого спектакля. Поэтому, может, я и стал артистом. А если бы вместо этого мне показали «Дядю Ваню» Туминаса… Наверное, стал бы металлургом…
Невозможно не спросить про «важнейшее из искусств».
В сериале Виктора Мережко «Хуторянин» я сыграл бывшего губернатора, потерявшего власть и силу. В большом кино пока никаких работ нет.
Мережко, кстати, написал прекрасный сценарий «Не ждали» и сам решил снимать четырехсерийный фильм. Там у меня большая, серьезная роль. К великому сожалению, затормозилась эта история. Нет денег.
Что изменяется в мировосприятии человека, приближающегося к солидной дате — восемьдесят лет?
Начинаешь становиться спокойным, разумным человеком. Начинаешь себя трезво оценивать. Надо знать себе цену, не ниже — не выше, лучше даже занизить. Это первое, что дает возраст. Второе. Я прекрасно помню фразу, по-моему, Станиславского: «Ничего нет стыднее старого человека на сцене». Стыдно смотреть на эту развалину, неприятно. Лучше смотреть на Ромео, Джульетту, балет, когда крутят эти тридцать два фуэте. О, у меня сразу комок в горле, я сразу начинаю плакать, глядя на них!
Хотел бы я сыграть что-нибудь? Да, очень хотел бы. Чтобы люди, под воздействием спектакля, в котором я буду жить, задумались вместе со мной. Или получили бы заряд оптимизма. Или бы, наоборот, со слезами задумались о том, как жить дальше.
