Как стране, управляемой Коммунистической партией, удается без применения массовых репрессий и рабского труда добиваться серьезных экономических успехов? Ответы на этот вопрос ищут ученые-политэкономы во многих странах мира. Небезразличны они отныне и для нас, учитывая, что в России полным ходом строится государственно-монополистический капитализм и скорее Китай, нежели Европа, выбран в качестве модели дальнейшего развития. Экономисты Екатерина Журавская и Петра Персон совместно с коллегами из Китая провели уникальное исследование китайской бюрократии, результаты которого во многом позволяют объяснить «китайское экономическое чудо»
Екатерина Журавская
профессор Российской экономической школы
Петра Персон
аспирант Колумбийского университета (США)
В последние 30 лет китайская экономика росла в среднем на 9,5% в год, и уже к 2004 году объем валового внутреннего продукта (ВВП) Китая в 12 с лишним раз превосходил цифры 1977 года. В пересчете на так называемые постоянные доллары США доход на душу населения вырос со $149,5 в 1977-м до $1323 в 2004 году, то есть почти в 9 раз. В результате если еще четверть века назад в Китае 60% населения жило за чертой бедности (на $1 в день), то по данным на начало века нищими считаются лишь 15% населения.
Многие специалисты сходятся на том, что движущей силой китайских реформ были и есть власти 30 провинций Китая1 — прежде всего первые секретари КПК2. Все они назначаются непосредственно из Пекина, как правило, занимают свой пост не более 10 лет (хотя случается и дольше) и должны уходить на пенсию в 65 лет.
Десятки сравнительных исследований, изучавших бюрократии коммунистических стран, свидетельствуют: у чиновников советского типа (в послесталинские времена) не было ни внутренних мотивов, ни побудительных стимулов для эффективного ведения хозяйственной деятельности. Свободные СМИ, принцип демократической смены власти, подотчетность бюрократов обществу — это те необходимые условия, которые заставляют государственных служащих работать на общее благо и тем самым способствовать успешному экономическому развитию.
Реформы: chinese style
Почему же в Китае происходит по-другому? В литературе тому есть два основных объяснения.
Первое: «налоговые стимулы». Это результат реформы межбюджетных отношений, которая была проведена в Китае в 1982 — 1994 годах. Суть этой реформы в том, что федеральная власть подписывает с каждой провинцией долгосрочный договор (к примеру, на 6 лет), по которому регион обязан перечислять в федеральный бюджет некую фиксированную сумму — иногда весьма большую. Однако все, что провинции удается заработать сверх этой суммы, идет в местный бюджет. Таким образом, у первых секретарей есть стимул вкладывать ресурсы так, чтобы получить больше денег в местный бюджет3.
Второе: «политические стимулы». Мотиватором эффективной работы китайских партийных бюрократов является возможность продвинуться вверх по партийной лестнице. Те первые секретари, чьи провинции показывают хорошие экономические результаты — и это подтверждают эмпирические исследования4,— имеют больший шанс стать членами властного ареопага — президиума Политбюро КПК, состоящего из 9 человек и принимающего все важнейшие решения в стране.
Однако анализ экономической деятельности китайских провинций показывает, что эти две гипотезы недостаточны для объяснения того, почему одни регионы Китая (вне зависимости — бедны они или, напротив, богаты) показывают лучшие результаты, чем другие. Очевидно, что объяснение надо искать в разных принципах кадровых назначений и, соответственно, управления провинциями.
«Местные» vs «варяги»
Мы изучили карьеры 161 первого секретаря (как бывших, так и нынешних) КПК провинций, возглавлявших регионы Китая с 1980 по 2005 год. Статистические исследования показали, что те первые секретари, которые выросли на местах, то есть делали карьеру внутри своих регионов, достигали существенно лучших результатов, чем те, кто был прислан из центра. «Местным» по сравнению с «варягами» удавалось добиваться более высокого роста экономики региона в среднем на 1% ВВП. Другими словами, если в среднем рост составлял 10% ВВП, то в провинциях, где у руля стояли «местные», эта цифра 11%.
«Варяги»: прибыль — в тень
Наши исследования показали, что «варяги» — партийные секретари, приехавшие из центра или из других провинций, выбирают и иные, нежели «местные», принципы управления региональной экономикой. К примеру, для «варягов» характерно уводить прибыли в непрозрачные внебюджетные фонды и поддерживать высокий уровень занятости на государственных предприятиях. Другими словами, в то время, когда курс руководства Китая ориентирован на приватизацию5, назначенцы из центра или те, кто до этого занимал посты в других провинциях, предпочитают сохранять государственное управление предприятиями. Для «варягов», в отличие от «местных», также характерно меньше инвестировать в производство, они меньше заботятся о конкурентоспособности той продукции, которая производится в их регионах: статистические данные показывают, что экспорт выше в тех провинциях, которыми руководят «местные». При этом расходы на социальные нужды поддерживают на сходном уровне и те, кто сделал карьеру внутри провинции, и те, кто приехал из Пекина, — в отличие от партназначенцев, кто был переведен в регион из других провинций.
Кумовство: chinese style
О чем это говорит? А это говорит о том, что широко распространенное мнение (в том числе и в работах многих известных экономистов), что «местные» начальники оказываются заложниками локальных групп интересов и потому по умолчанию предпочитают инвестировать ресурсы не туда, где они принесут наибольший экономический эффект, а туда, где это выгодно их друзьям, знакомым и родственникам, в Китае не подтверждается. Напротив, данные опровергают это представление.
Можно было бы предположить, что «варяги» демонстрируют худшие результаты управления провинциями, чем «местные», потому что не знают условий вверенных им «руководством партии и правительства» регионов и им требуется время, дабы разобраться на новом месте. Однако статистические тесты опровергают и это предположение: «варяги» хуже — с точки зрения роста экономики — управляют провинциями вне зависимости от того, находились ли они на должности, к примеру, три года или десять. А вот что действительно имеет значение, так это наличие высшего образования у местных партийных вождей (таких почти 60%): знания помогают эффективному управлению.
Близость к телу
|
Еще одно резонное предположение: провинциальные партийные лидеры, «парашютированные» из Пекина и имеющие особые отношения с нынешним руководством, например те, кто окончил Университет Чинхуа, выпускником которого был нынешний лидер страны Ху Цзиньтао6, или работал в Шанхае с его предшественником Цзян Цзэминем, в силу особых связей и доступа к федеральному бюджету должны были бы демонстрировать (при прочих равных) лучшие экономические показатели. Однако результаты исследования говорят об обратном: наличие «специальных» отношений скорее негативно сказывается на экономическом росте их провинций. И связано это с тем, что у начальников в Китае нет уверенности, что их не уволят, если экономические показатели окажутся плохими, даже при наличии этих самых «специальных» отношений с самыми высокими товарищами. Среди первых секретарей провинций лишь около 8% принадлежали или принадлежат к правящему клану и около 12% были членами Политбюро ЦК КПК в то время, когда руководили регионами.
Мудрость vs прагматизм
Наконец, еще одна гипотеза: мудрое руководство Китая направляет в «плохие» провинции доверенных работников, которые и выводят регионы из кризиса. Однако, судя по всему, и это не так. Во-первых, не новость, что центральные правительства во всем мире плохо умеют предсказывать кризисы «далеко от Москвы или Пекина», а вовторых, партназначенцы имеют склонность скрывать информацию о грядущих неприятностях как можно дольше, дабы не потерять своего кресла. Статистика свидетельствует: около 80% бывших или нынешних провинциальных руководителей — это отнюдь не присланные «варяги», но те, кто шел по карьерным ступенькам в своих регионах (около четверти родились в этих же провинциях) и в конечном итоге возглавил их.
Из этого следует очевидный, хотя, возможно, и не единственный вывод: любой из 30 партийных секретарей провинций Китая стремится подняться на самый верх партийной иерархии в Пекине. Однако если для тех, кто принадлежит к правящему клану, достаточно иметь особые отношения с руководством Политбюро ЦК КПК, то для тех, кто делает карьеру в провинции, необходимым условием продвижения становятся высокие экономические результаты их регионов. А это, в свою очередь, требует эффективных вложений капиталов и ресурсов, готовности идти на рискованные шаги (такие как приватизация госпредприятий), выпуска конкурентной с точки зрения экспорта продукции и одновременно поддержки на достаточном уровне социальных расходов, дабы не допустить нелояльности со стороны рабочих и служащих. Результат под названием «китайское экономическое чудо» налицо.
Прогноз на будущее
Застрахован ли Китай от кризисов и социальных потрясений? Нет, не застрахован.
В силу отсутствия демократических институтов и прежде всего свободных СМИ, которые служат системой раннего оповещения, трудно предсказать, как нынешняя вертикаль китайской власти будет — и сможет ли? — справляться с возможными коллизиями между прибрежными и глубинными районами страны, из которых идет массовая миграция и где уровень жизни значительно ниже, чем на побережье. Как сумеет решить проблему неизбежного имущественного расслоения, растущей коррупции, укрепляющегося предпринимательского класса, который рано или поздно захочет иметь представительство во власти и участвовать в принятии решений? Сейчас, как было заявлено на XVII съезде КПК, Китай находится на «ранней стадии социализма», проходит период трансформации сельскохозяйственной страны в индустриальную державу. Как будут развиваться события, когда этот этап будет пройдет, предсказать не возьмется никто.
Вот для примера две провинции, положение которых отражает ситуацию в целом: Гуандун (находится в прибрежной юго-восточной части Китая) и Цзилинь (на северо-востоке страны). Природных ресурсов в Китае мало, экономический рост достигается за счет промышленного производства.
Гуандун за последние двадцать лет стал одним из самых богатых регионов страны, его ВВП в 2006 году, согласно экспертным оценкам, составил $329,67 млрд. Вклад провинции Гуандун в экономику страны составляет примерно 12%. C 1986 по 1997 год Гуандун возглавляли «местные», экономический рост составлял ежегодно в среднем 12,2%.
С 1998 по 2002 год у руля встал «варяг», до этого управлявший провинцией Хэнань: при нем экономический рост был 8,9% в год. С 2003 года по настоящее время провинцию возглавляет Чжан Дэцзян, протеже бывшего генсека Цзян Цзэминя, в прошлом — заместитель министра по гражданским делам. При нем экономический рост — 10,9% в год.
Цзилинь — одна из беднейших провинций Китая. В 1989 —1994 годах ее возглавлял «варяг» из другой провинции: экономический рост был 5,8%. C 1995 по 1998 год — протеже Пекина Чжан Дэцзян: рост 6,9%. В 1999 —2006 годах провинцию возглавлял «местный»: ежегодный рост 8,6%.
1 31-я провинция — Тибет.
2 В советских реалиях — секретари обкомов партии областей, краев и автономных республик.
3 В России распределение налогов между центром и регионами исчисляется не в абсолютных цифрах, а в процентах: около 67% — в федеральный бюджет, около 33% остается на местах.
4 Ли и Жу (2005 год), Чен, Ли и Жу (2005 год).
5 В Китае 64% рабочей силы сегодня занято на госпредприятиях.
6 В российском варианте — выпускники ЛГУ, бывшие сотрудники мэрии Санкт-Петербурга или выходцы из КГБ.
