Курс в никуда

Когда десятки тысяч москвичей выходили на Болотную и Сахарова в конце 2011 — в начале 2012 годов, социологи говорили: всплеск протеста в значительной степени обусловлен глубоким разочарованием, связанным с неожиданным, если не сказать «бесцеремонным», возвращением в Кремль Владимира Путина, причем с высокой вероятностью, что он останется там до 2024 года. Если  не навсегда. Теперь, спустя два года, можно сказать, что результат не просто оправдал худшие опасения, а превзошел самые пессимистичные прогнозы. К столь быстрому, жесткому, бескомпромиссному консервативному развороту страна была не готова.

Осень 2011 года кажется сегодня не просто переломным моментом (был ли тогда у наиболее активной части общества выбор?), а рубежом, за которым — ничем неограниченная, в том числе и временными рамками, власть одного человека.

В 2007 году Владимир Путин не захотел идти на поводу у партии «третьего срока» и менять Конституцию. В 2008 году «девственность» Основного закона была уже легко нарушена, благо Путин мог позволить себе это сделать руками слабого местоблюстителя. В 2024 году проблемы третьего срока уже не будет: трансформация режима, произошедшая за последние два года, окончательно девальвировала «моральные законы» неприкасаемости Конституции, «европейской идентичности России», интегрированности России в мировую экономику. Критическая опасность режима Путина для его собственной жизнеспособности состоит в отсутствии независимых от обстоятельств принципов, институтов, системных рамок. Что делает и институт президентства, самого Путина — функцией конъюнктуры и сформированной им конфигурации власти.

Прочность режима Путина, как считается, строится на его контракте с обществом: наличие широкой поддержки позволяет «национальному лидеру» выстраивать жесткие правила в отношениях с элитами. Однако на место «равноудаленных» олигархов и региональной фронды пришли «свои», которые условно делятся на две группы. Первая — путинский олигархат, представители которого за счет личного доверия президента и политической лояльности получили на кормление крупные активы и ресурсы. Вторая группа — силовики, выполняющие для Путина важную политическую миссию по поддержанию порядка — так, как они это понимают. Но до определения «элиты» эти группы не дозрели. Недавнее интервью Геннадия Тимченко ИТАР-ТАСС четко указывает на две вещи. Первое — «друзья Путина» не обладают сознанием полноценных хозяев своего бизнеса и не вписываются в портрет классического капиталиста. Их активы — по понятиям, «путинский общак», образовавшийся в результате побочного эффекта политики «возрождения страны»: кому-то нужно было доверить роль «ответственной бизнес-элиты» в отсутствие таковой, и Путин выбрал тех, кто без него был никем. Второе — из интервью хорошо видно, что «друзья Путина» не обладают правом голоса и доступа к обсуждению стратегических политических решений. Это исключительная привилегия «царя».

Мертвой субъектностью обладают и «силовики». Путин так и не создал мощный дееспособный репрессивный аппарат, который работал бы как автономная система. Те репрессии, которые мы наблюдаем, как и все в путинской системе власти, строится на принципах ручного управления. Любое системное решение тут же подвергается рискам полномасштабного саботажа. А режим обеспечивает свою целостность и стабильность (пока) не на основе страха, а на том, что предоставляет возможность обогащения — одним, и отбирает эти возможности — у других.

Каковы угрозы для Путина внутри нынешней системы власти? Первая — это потенциальный претендент на роль преемника Путина, но в совершенно иной смысловой конструкции по отношению к ситуации 2007 года. Речь уже не будет идти о втором издании «Медведева»: в 2008 году Путин оставался при власти и понимал, что сможет вернуться. В новых условиях преемничество будет означать поиск второго издания самого себя, самовоспроизводства Путина в лице похожего политического типажа. Такой приближенный сильный потенциальный преемник может оказаться главным врагом Путина, который будет единственным барьером на пути к реальному «престолу».

Вторая угроза — либеральный реванш. Это единственная идеологическая альтернатива «охранителям» (левые свой шанс в 1996 году упустили), которая может быть реализована как «снизу», так и изнутри. Как бы сейчас иронично не относились к подобному сценарию, однако нельзя сбрасывать со счетов ставку на прозападный курс России, сделанный наиболее зажиточным классом страны и от которого отказаться он не готов. «Равноудаленные олигархи», которых давно сбрасывают со счетов как политических кастратов, обладают ресурсами, посягать на которые Путину в новой реальности будет гораздо сложнее, чем в 2003 году, когда он отправил на нары Ходорковского. Режиму нужны ресурсы, и выживший после 2000-х бизнес из девяностых, научившийся играть в политкорректность и умело подыгрывающий власти, является важнейшим источником выполнения социально-экономических обязательств Кремля.

Эти внутрирежимные угрозы могут быть запущены в условиях катастрофического падения эффективности государства, которое деградирует на наших глазах. Такая деградация провоцирует острую конкуренцию за ресурсы среди «своих», поднимая ставки в борьбе за удержание ключевых высот и нейтрализации конкурентов. Пока «национальный лидер» находится в поисках «духовных скреп» и думах о судьбах Родины, его подчиненные будут расширять свое непосредственное влияние на текущую политику, которая для Путина будет казаться лишь пылью времен.

„  

Режим обеспечивает свою целостность и стабильность (пока) не на основе страха, а на том, что предоставляет возможность обогащения — одним, и отбирает эти возможности — у других  

Одним из мифов путинского режима является убежденность, что пресловутая стабильность строится на консолидации общества вокруг фигуры Путина. И важнейшим условием обеспечения такой консолидации остается практически полный контроль над информационной картинкой и политической повесткой дня. Однако политическую погоду будет делать отнюдь не усыпленное пропагандой «путинское большинство». Градус политической напряженности будет задавать та самая «проклятая интеллигенция», то есть образованный и, что важно, экономически самостоятельный слой российского общества. Протесты декабря 2011 года показали, что 100 тыс. в центре Москвы способны напугать режим, подтолкнув к поспешным и плохо продуманным решениям (тогда это касалось либерализации партийного и выборного законодательства), которые потом, оправившись от испуга, Кремль бросился корректировать с помощью «взбесившегося принтера» на Охотном ряду.

Но все эти риски и угрозы не исключают и самого простого — инерционного сценария, который подразумевает продолжение эпохи Путина и за пределы 2024 года путем отмены запрета на переизбрание третий раз подряд или назначение местоблюстителя, функционал которого будет гораздо меньше функционала Медведева-президента. Для тех, кто сегодня извлекает максимальные статусные ренты, Путин — гарант их стабильного положения.

Но знает ли капитан, куда он ведет свой корабль? Есть ли «план Путина»? Где он — «путинский курс»? Трагедия нынешней ситуации состоит в том, что положение, в котором оказалась страна — это вовсе не то, куда ее «вел» Путин. Страна села на мель, и у Путина нет никакого плана дальнейшего движения. И это качество не сегодняшнего момента, а стилистка всего путинского правления. В начале 2000-х он попытался начать реформы, но затем быстро отложил их на время «построения вертикали». Построив «вертикаль» и получив поток нефтедолларов, казалось, можно было заняться структурными реформами, но тут Россия стала входить в конфронтацию с цивилизованным миром. Запад не принял новую путинскую Россию, а Путин ответил «мюнхенской речью». Вернувшись в Кремль и пообещав продолжить модернизацию, Путину опять оказалось не до реформ: пришлось срочно закручивать гайки после волны протестов, а потом случилась украинская революция, Крым и малазийский самолет. Какие гарантии может дать правитель своей элите, если даже его собственные принципы и ценности растворяются под влиянием «обстоятельств»? Какой курс может предложить Путин народу, если механизмы для выработки этого курса полностью разрушены и обесценены? Что значат обещания Путина, когда они поручаются нанопрезиденту, чье наследие как главы государства — растворившийся и обруганный мираж? Путин не доверяет элите. Путин не доверяет народу. Путь в клуб G8 закрыт, курса нет и не будет. Путин правит страной «от противного», что значит — предсказуемое банкротство взятых на себя обязательств перед элитами и народом. Поэтому банальный проигрыш на выборах — если они когда-нибудь состоятся, — вовсе не фантастика, а один из естественных сценариев смены режима, сбрасывать со счетов который не стоит.