фото: Микела Яккарино
Все меняется, и ничто не стоит на месте. Прилетев из Славянска домой, в Италию, я вижу: в Европе уже мало кто пытается понять, что на самом деле происходит на Украине. Многие не идут дальше газетных заголовков или ухваченных мельком фраз в финале выпуска новостей. Этого им достаточно для того, чтобы верить: слово «перемирие» там, на Востоке Украины, и впрямь означает отсутствие войны. В Славянске все тоже меняется. Мне звонят оттуда друзья и говорят: «Когда ты вернешься к нам, увидишь, что все стало только хуже — еще больше блокпостов, еще больше бомб...»
Для того, кто находился в Донецкой и Луганской областях с самого начала боестолкновений и после, когда с каждым днем напряжение только нарастало, такие слова, как «перемирие», «примирение» и «прекращение огня», — пустой звук. Их смысл ни секунды не был соблюден в этом уголке земли, где не переставали защищать все более хлипкие баррикады, все более разрушенные минометной стрельбой дома, где не переставали спасать раненых под дождем из бомб и хоронить погибших. Где не переставали сбивать вертолеты с людьми и устраивать засады на блокпостах.
Вот уже много недель, как война на Востоке Украины перестала быть новостью. Да и само слово «война» в Европе уже перестали произносить. В апреле европейские СМИ развлекались тем, что сравнивали противостояние между пророссийскими и проукраинскими силами с новой холодной войной, называли его «прологом к третьей мировой», битве между Россией и Америкой, столкнувшимися на Днепре.
Теперь газеты поддерживают надлежащий уровень продаж благодаря чемпионату мира по футболу и наступлению боевиков «Исламского государства Ирака и Леванта» на Багдад.
Специальные корреспонденты сели в самолет и отправились в другие места, бросив на произвол судьбы неразрешенное противостояние, смертельную игру без выхода из тупика, необъясненную, нерассказанную... Украина всеми (ну или почти всеми) позабыта. Там остались лишь русские журналисты, которые были единственными, кто не сбежал из Славянска, живущего под обстрелами вот уже два месяца. Это в основном телекорреспонденты и операторы, все еще очень молодые ребята, поселившиеся далеко от пятизвездочных отелей Донецка, где предпочитали находиться их иностранные коллеги.
„
На Украине остались лишь русские журналисты, которые были единственными, кто не сбежал из Славянска
”
Игорь Корнелюк 17 июня был с пророссийскими боевиками, когда на них посыпался дождь из мин, предположительно выпущенных с позиций украинских войск. Днем позже был найден еще один труп, и еще одна русская семья оделась в черное: тело звукооператора Антона Волошина было обнаружено без признаков жизни у блокпоста в Луганске. Российская Дума устами вице-спикера Сергея Железняка, даже не потребовав официальных разъяснений, тут же обвинила Киев в преднамеренном убийстве тех, кто ищет правду и «пытается сделать ее достоянием общественности: наших репортеров задерживают, берут в заложники, требуя выкупа, а затем хладнокровно убивают».
Я отнюдь не разделяю политических воззрений Железняка и российской правящей верхушки в целом. Но прожив месяц в Славянске, не нахожу в себе смелости опровергнуть это заявление. Как не нахожу для себя возможным вступать в дискуссию с теми, кто начинает разбирать по полочкам, какому идолу служили Корнелюк и Волошин.
Когда погибают журналисты — где бы то ни было на земле, — лично мне не приходит в голову выяснять, какому политическому лагерю они симпатизировали. Тут все гораздо проще: обстоятельства и долг бросили их в пекло войны, за которую никто из политиков не хочет нести настоящей ответственности. Так было на Балканах, в Чечне, в странах «арабской весны». И сейчас — на Украине.
За то время, что я была в Славянске, здесь погибли четыре репортера. Итальянскому фотографу Андреа Рокелли было тридцать лет. Его русский тезка Андрей Миронов, переводчик, был ровно в два раза старше. Никто из нас, находившихся в то время в зоне конфликта, не смирился с их гибелью: мы продолжали искать объяснения и строить гипотезы. Это все, что остается тебе, если ты выжил, а твои коллеги погибли. Потом в сумрачный перечень тех, о ком все скоро забудут (как забывают уже об этой войне), были вписаны Корнелюк и Волошин.
Наблюдая отсюда, из Европы, как украинский конфликт покрывается пленкой равнодушия и забвения, я вижу только один позитив: слава богу, европейские эксперты по геополитике перестали делить Украину на четыре части. Они с удовольствием занимались этим на протяжении месяцев на страницах основных европейских газет. А теперь, видимо, поняли, что украинский вопрос гораздо сложнее и запутаннее, чем им казалось, и с каждым днем все более усложняется. Поэтому они (вместе со своей аудиторией) просто решили его забыть. И вспомнили — ненадолго, — только лишь когда война в очередной раз забрала жизни журналистов.
Журналистские попытки реконструировать события после гибели коллег всегда несут в себе нечто риторичное и некорректное. Самое лучшее — просто отдать им дань памяти, молчанием или прощальными аплодисментами.
Те, кто выжил, задают примерно одни и те же вопросы: погибшие, они что, были плохо информированы? Или им не хватило опыта? Или профессионализма? А может быть, они не приняли надлежащих мер предосторожности?
Оставьте все эти разговоры. Оставьте попытки искать благоразумие — в той работе, которая толкает тебя навстречу огню, в том направлении, откуда все убегают, его, благоразумия, попросту нет. Есть только отчаянное бесстрашие, которое в чужой памяти, увы, долго не живет.
