Мини—сериал «Переводчик», показанный по телевидению в майсие праздники, еще раз доказал: Великая Отечественная — ненадежное пособие по казенному патриотизму
Что значит «потеснила»? Тут такое дело. Политоракулы Киселев, Соловьев, Мамонтов, Пушков, Толстой вместе со своими бригадами репортеров и экспертов разожгли в соседнем государстве огонь внутренней розни, получили за это ордена с медалями перед праздниками и на праздники отправились в краткосрочный отпуск обмывать награды и набираться новых сил. А на экран пришла из другого века другая война – документально запечатленная, художественно оформленная...
Хорошо забытый эксклюзив
Из пожилых фильмов следует отметить картину, датированную 1948-ым годом «Третий удар» Игоря Савченко, показанную на канале «Культура». Это, можно сказать, раритетное кинопроизведение, но при этом нечаянно (а, может быть и закономерно) злободневное.
Алексей Дикий в роли товарища Сталина, стоя перед картой оккупированного фашистами полуострова, сообщает генералу армии Малиновскому: «Сейчас к району Крыма будут прикованы глаза многих стратегов и политиков...».
До сих пор прикованы.
Сталин как вдумчивый стратег все рассчитал. Он доверительно сообщил своим полководцам: «Не было еще такого случая, чтобы враг сам бы прыгнул в пропасть. Надо его подвести к краю и подтолкнуть».
Что-то подобное мы сейчас делаем с Украйной милой.
Чуть позже главнокомандующий добавил: «Сделать это надо с наименьшими затратами человеческих жизней».
Предтечи
Появление в телевизионном обиходе «хорошего Сталина», казавшееся еще несколько лет назад, невозможным, сегодня встречаешь без особого удивления. В основном, благодаря повседневному бытованию в телеэфире замечательного Путина. Оба образа Верховных все ближе и ближе, все роднее и роднее друг другу.
– Путин – это Сталин сегодня?..
– Нет, конечно.
Но дело идет, к тому, чтобы Сталин для Путина стал тем же, чем Ленин оказался для Сталина – предтечей. Или попросту – гранитным постаментом. И, может быть, на праздник 70-летия Победы в следующем году гражданам РФ покажут по Первому каналу самый одиозный киномиф о Сталине – «Падение Берлина», где отец всех народов, сойдя с трапа самолета, приземлившегося поблизости от Рейхстага, душевно благодарит солдат, офицеров, генералов, адмиралов, маршалов и узников концлагерей за Победу, доставшуюся им дорогой ценой. А затем предупредит сбежавшихся к нему людей в мундирах и в тюремных робах: «Не забывайте принесенных вами жертв».
Сказал он это и постарался забыть. И только 20 лет спустя государство вспомнило, учредило праздник Победы. И оказенило его.
Стыдиться или гордиться?
О жертвах не забыли литература, театр, кино... Историкам и школьным учителям было труднее. Им приходилось в интересах более убедительного патриотического воспитания замалчивать начало войны, что-то врать про вероломство Гитлера и про доверчивость нашего вождя...
Советская пропаганда стеснялась фактов стремительного отступления войск, гигантских потерь, массового дезертирства, секретных приказов о формировании штрафных батальонов, штрафных рот и заградительных отрядов.
И вот на семидесятом году после победы над Германией нам разрешено всего этого не особо стесняться; мы получили моральное право ими гордиться, благодаря, в частности, документальному сериалу «Война и мифы», снятому по мотивам книги пиарщика, историка и министра культуры Владимира Мединского «Война. Мифы СССР 1939 – 1945».
Самый же примечательный пример демифологизации — это одна из серий фильма посвященная штрафным и карательным подразделениям в штатном расписании советских войск.
Здесь авторам приходится признать, что да, такая практика существовала. Далее следуют отмазки.
Во-первых, она была недолгой и не массовой. Во-вторых, выжившим штрафникам полагались завидные льготы. В-третьих, не Сталин является изобретателем такой практики, а Гитлер. А до него – древние греки. В-четвертых, легкое передергивание: мол, ходят байки, что штрафников, вооруженных одними саперными лопаткми, гнали в атаку на хорошо укрепленные немецкие позиции. Нет, возражает, Мединский, у них в руках были карабины и винтовки образца Первой мировой войны. В-пятых, важна фигура умолчания. И Мединский , и его коллеги в фильме позабыли рассказать, хотя наверняка знали, что наши командиры бросали части штрафников на минные поля, чтобы расчистить коридоры для регулярных частей.
Что еще утешительно для господина Мединского, так это то, что остальным бойцам воевалось не легче.
В фильме часто звучит присказка: «Это миф, а вот это правда». А что такое тогда свидетельство писателя-фронтовика Виктора Астафьева о форсировании одной из рек: «Русские и нерусские, добровольцы и штрафбатовцы — все кричали одни и те же слова: «Мама! Мамочка! Боже, спаси!», а пулеметы секли, и солдаты, хватаясь друг за друга, связками шли на дно. С одной стороны в реку входило 25 тысяч человек, а выходило около 3−4 тысяч».
Вот как быть с этим и с несметной толпой других подобных «мифов»? И как быть с утверждением писателя-фронтовика, что Сталин «воевал мясом»?
На канате человечности
Вообще та война, боль которой еще не изжита в сознании людей ее испытавших, ненадежное пособие по казенному патриотизму.
Художественное кино в праздничные дни дало возможность посмотреть на события 1941 – 45-го годов под другим углом. И в «Сталинграде» Федора Бондарчука, и в мини-сериале «Переводчик» Андрея Прошкина речь идет о том, что на кону и тогда и сегодня стояла и стоит не только судьба государства, а еще и участь человечности.
Потому и показалось, что фильм Бондарчука не столько про войну с немецкими захватчиками, сколько про Войну с Войной во имя Мирного Мира. Другое дело, движение замысла.
Видимо, режиссер всерьез намеревался заглянуть за горизонт исторического события. Видимо, его влекла космическая даль. Да только дается эта высота не просто. Во всяком случае не аудио- видеотехнологией единой. Метафору нельзя привнести в художественную реальность со стороны. Она должна прорасти из предельно сгущенной житейской реальности, что не удалось Федору Бондарчуку. И что получилось у Андрея Прошкина в «Переводчике».
Его герой учитель химии, знающий немецкий язык, был застигнут оккупантами непосредственно в школе. Комендант его нанял переводчиком. И сразу всплыла тема коллаборационизма. Но она оказалась ложной.
В фильме ключевая фраза, та, с которой комендант отпускает учителя на все четыре стороны: «Это не твоя война».
И вроде бы правда, война с немцами была не его личной войной до определенного момента. Он много комикует подражая бродяге Чарли.
Как Чарли он то и дело балансирует на краю гибели. Он балансирует на канате человечности. Как и Чарли.
Такова участь больших комиков и трагических шутов. Их призвание – дерзость и мастерство эквилибристики на краю бездны. Война становится для учителя своей после гибели его семьи.
Вообще чаплинская эксцентриада -- не маска для героя, а квинтэссенция его человечности. Тут то и дело мерцают рифмы с «Огнями большого города» прежде всего. С Великим диктатором, конечно. Каска, нахлобученная на героя смотрится как котелок Чарли и т.д. Ну и дорога – этот важный лейтмотив в фильмах Чаплина – оборванная его личной войной.
Он сорвался с каната. Так ведь и Чаплин еще до войны сорвался в «Великом диктаторе».
Великий комик сорвался в яростную публицистику.
***
Беллетристика, как это нередко бывает, оказалась альтернативой пропагандисткой документалистике.
