Разделенные в семьях

«Наверное, выражаясь терминологией Путина, я национал-предатель, — говорит Валерий Семененко. — Ведь я был на Майдане и на шествие против войны ходил. И мои дети все там были!»

Недавно 73-летнего Семененко, московского украинца, бывшего ракетного конструктора, задержали на антивоенном пикете возле станции метро «Арбатская». Он пошел встречать гостей, идущих в Украинский дом, — и в итоге просидел в отделении восемь часов. Его увидел полковник, отругал подчиненных, говорит: «Иди домой». А Семененко в ответ: «Пожалуй, еще посижу, кроссворд поразгадываю. Интересно ведь понаблюдать, как работают: вот девочку замели за плакат «Миру — мир»…»

Мы сидим в его заснеженной машине недалеко от станции метро на столичной окраине, рядом дворники методично скребут асфальт.

«Это революция достоинства: против коррупции, неправильного распределения благ, неправильной приватизации. Все эти родимые пятна свойственны не только Украине, но и России», — объясняет одетый в черную кожанку Семененко. Именно поэтому Майдан, по его мнению, вызвал такое неприятие в России: «Москва почувствовала, что украинцы вырываются из объятий старшего брата, отсюда и подобная реакция».

Сам Валерий Фокович — «восточный», из Днепропетровска. В Москве с 1968 года, когда поступил в вуз. «Украинством» заболел еще в пятидесятые — очень болезненно воспринял сплошную русификацию: из семи школ в его пригороде Днепропетровска только в одной вели обучение на украинском. По-русски говорит без привычного для «восточных» гэканья, но иногда подпускает отдельные украинские фразы.

„  

«Ее собственные сын и муж называют фашисткой! Она киевлянка, но 20 лет в Москве живет»  

Родственники Семененко живут в украинском Николаеве и его взглядов категорически не разделяют: «Они отвергали любую критику власти, клеймили ее оппонентов как бандеровцев. Потом уяснили, что Янукович — это сволочь номер один, который дорвался и греб, пока мог. Сейчас их клонит к федерализации, хотя раньше они и слова такого не знали. Говорят, что их по языку дискриминируют. Да в моем городе я, пожалуй, единственный, кто всегда по-украински говорил!»

Похожая ситуация у многих московских украинцев. Одна знакомая призналась Семененко, что буквально боится идти домой: «Ее собственные сын и муж называют фашисткой! Она киевлянка, но 20 лет здесь живет». Все это, по мнению столичного украинца, — результат пребывания в российском информационном пространстве. «Каждый вечер видим этого Соловьева! Когда нас сравнивают по телевизору с бандеровцами, пятой колонной, то это как соль на рану, — говорит он, напряженно упираясь руками в руль. — Естественно, многих это возмущает, мы созваниваемся, переживаем — а что делать?»

«Ой, как я радовалась, когда сыновья подарили ноутбук и установили скайп! Все родственники издалека сразу стали ближе, целыми днями переговаривались, — признается москвичка Мария Николаевна. — Еще в декабре часто созванивалась с двоюродным братом с Сумщины… Сейчас же все не так. Он 1947 года рождения, а теперь старому бес в ребро — они с племяшами хотят в Евросоюз. Ёшкин кот, не понимают, что никто их не ждет — там нужны лишь дешевые работнички и недра».

Ей уже 60, но на лице сохраняются детские ямочки, по которым ее легко узнать на старых портретах, развешанных на стенах. Кутаясь в пуховой платок, женщина перебирает черно-белые снимки, часть из них повторяется. «Тогда делали сразу десяток, чтобы потом по Союзу родственникам разослать», — поясняет она.

«Брат мой Петр работал сварщиком, льготы получает. Мне теперь неинтересно с ними, уже два месяца не общались. Они ведь не могут поверить, что это американский сценарий. Их заводы работают на российском сырье. Если пойдут в это Евро, то предприятия все — тютю», — со знанием дела констатирует пенсионерка, прошедшая трудовой путь от строителя и маляра до приемщика зданий.

Родилась она в Донбассе, где, по ее словам, никто никогда не обращал внимания, на каком языке люди разговаривают. Мать говорила по-украински, на русском объяснялась с трудом — с тех пор у них в доме «много украинских слов». Перебраться в Россию они с мужем решили в 1994 году.

„  

«Это не нас зомбирует телевизор, а тебя зомбирует американская разведка в интернете»  

«Уехали мы, потому что моего мужа кацапом стали называть. Он работал на большом заводе — вмиг весь документооборот перевели на «мову», — вспоминает Мария Николаевна. — Ему первое время коллега-хохлушка на отчетности добавляла карандашиком сверху русские слова. Не будешь же на четвертом десятке новый язык учить!»

Продали по дешевке все, что было, — квартиру, гараж, два участка. Когда получали российское гражданство и надо было написать объяснение, большими буквами вывели: «Возвращение на Родину».

«Теперь мое государство — это Россия, а оно должно быть целым, иначе от Крыма можно до такой степени доотказываться, что отдать и Москву!» — горячится Мария Николаевна. На кухне вскипает борщ, мы усаживаемся обедать. В углу несколько икон, чуть ниже упаковки от гомеопатических лекарств и магнитики — Киево-Печерская лавра, детский замок в Сумах.

Родственники пенсионерки, по ее убеждению, глубоко заблуждаются. «Пришли бандеровцы, поставили своего мэра, но для людей ничего лучшего не сделали. Затуманили всей родне глаза. Еще летом хотела навестить их, а, поди, скоро и визы сделают эти фашисты! Вся семья по линии брата пошла против русских, — сокрушается Мария Николаевна. — А ведь каждое лето их дети к нам приезжали погостить: Кремль посмотреть, в Пушкинский музей сходить». Переживает женщина и за внука-москвича: «Теперь он ходит под черно-красными знаменами на митинги против русских, против Крыма. Он же весь упертый — не понимает, кто стравливает братские народы!»

«Мягко говоря, я не очень признаю границы, начертанные кем-то сверху. Мои взгляды ближе к анархическим, — оправдывается внук Егор, 23-летний коротко стриженный инженер ростом под два метра. — Свои взгляды я пытался объяснить бабушке, говорил, что это по сути империализм чистой воды. В ответ меня называют предателем».

Бабушка, однако, стоит на своем. «У украинцев не было никакого национализма, — уверяет она. — Потом пришли западенцы — они все время войны хотят. Читал «Тараса Бульбу»? Это все еще оттуда идет! У Петро сыновей сейчас призывают в армию. При этом внук живет в Петербурге и после университета тоже служит в армии. И вот пошлют нашу армию туда, и что? Будет воевать со своими бабушкой и дедушкой?»

«Очень сложно делать ремонт на кухне, когда родители кричат тебе, что ты наймит Госдепа, а ты смотришь на них и думаешь: вот это и есть жертвы телевизионной зомбопропаганды», — хохочет Алина.

Смеется она заразительно, да и слушать ее приятно — у нее четкая, ясная, очень правильная речь. Алина — молодой преподаватель, филолог. Ну и просто симпатичная 28-летняя брюнетка.

На ней майка с котами в причудливых позах и домашние штаны. Разговор с корреспондентом The New Times шел за чаем на тесной кухоньке в московской квартире, где она снимает одну комнату.

Ее родители — географы, выпускники МГУ. Мама сейчас работает в школе, отец — в «государственном учреждении». «Папа очень боится потерять работу, ему ведь за 60. Даже ходит по разнарядке на правительственные митинги. Вот ходил недавно «радоваться» за присоединение Крыма, — продолжает Алина. — Я его, конечно, за это стыжу».

Живут родители в Подмосковье, но Алина их часто навещает. Особенно теперь, когда мама затеяла ремонт и нужно помогать.

Первый скандал случился, когда победил Майдан и Янукович сбежал в Россию. «В моей среде был такой подъем! Мы радовались, что вот можно, оказывается, победить коррумпированную власть, — рассказывает Алина. — Я приехала к родителям. А там включенный телевизор, который говорит, что Украину захватили фашисты. Я сказала, что это все полная ерунда. И тут мы сцепились».

Мама выдала ей полный набор: русских будут притеснять, «всех вырежут», революция делалась на американские деньги, а стреляли на Майдане чуть ли не чеченские боевики, нанятые украинскими националистами, — тут Алина делает круглые глаза. Никакие контраргументы не помогали. Родители заявили: «Нет, это не нас зомбирует телевизор, а тебя зомбирует американская разведка в интернете».

Вторая — и самая тяжелая — битва произошла уже после того, как стало ясно, что Крым будет российским. Алина позвонила родителям и спросила: ну что, рады? Они ответили: да. Алина сказала: а я совсем не рада. И тут мама ей заявила: «Ты враг родины».

«Представляешь, так и сказала! — восклицает Алина. — И добавила, что я не патриот, не хочу, чтобы мы — Россия — были большими и красивыми. Что поддерживаю бандеровцев. По ее мнению, человек обязан любить родину. А мой аргумент, что человек не обязан любить государство, не работает».

Потом они спорили: хорошо ли это — в чужое государство вторгаться? Родители говорили: «Да какое оно чужое?! Украина вообще наша страна!» Правда, когда папа Алины вдруг заявил, что он не прочь еще египетский Шарм-эль-Шейх присоединить, накал страстей как-то спал сам собой.

Почему между близкими людьми такие разногласия? Алина пожимает плечами: мол, черт его знает. Вспоминает, что папа в молодости читал запрещенную литературу, симпатизировал диссидентам, а в 1996-м она, маленькая, ходила с ним за Ельцина голосовать. И не сказать, чтобы им очень нравился Путин, даже смеялись над ним, когда он амфоры с морского дна поднимал.

Так что же тогда? «Я думаю, это застарелый, глубинный советский страх, — наконец говорит Алина. — По сути, я уверена, что им наплевать — наш Крым, не наш. Прежде всего они боятся, что со мной что-то случится, потому что у меня оппозиционные взгляды. Я пытаюсь им объяснить, что именно это — их страх из-за моих взглядов, — вот что ненормально. И против этого надо выходить на улицы. Но мама считает, что это очень стыдно — попасть в автозак. И совершенно меня не слышит, когда я говорю, что в автозаках теперь ездят исключительно приличные люди».

С Галиной Викторовной корреспондент The New Times разговаривал по телефону, встречаться она не захотела. Голос у нее бодрый и звонкий, даже не скажешь, что ей 57 лет. Она пенсионерка, муж — кардиохирург, а сын Стас — 30-летний менеджер в крупной частной компании и по совместительству «враг народа».

«Да что народ! Родительское мнение ни в грош не ставит! — почти кричит она в трубку. — Мы же все ему дали: вырастили, воспитали, себе во всем отказывали, а он ни в чем не нуждался, единственный же ребенок. Всегда таким правильным был, спокойным, никогда нас не огорчал. И вдруг такое».

«Такое» началось, когда сын вдруг отправился на антивоенный митинг 15 марта. Позвонил и сказал: «Мам, я боюсь, что Путин начнет войну на Украине. У меня двое маленьких детей. Я не хочу, чтобы они жили в агрессивной, тоталитарной стране».

«Тоталитарной! — кипятится Галина Викторовна. — Да он не видел еще тоталитарной страны, когда за границу не выехать было, когда полки в магазинах пустые были. А тут — по три раза в год в Европу ездит, все есть, квартиру купил, машину, живи — не хочу. Радоваться надо, что Путин, позволяя нам жить в демократическом государстве, еще заботится об исторической справедливости и традиционных ценностях. Вот о чем думать надо, когда на детей своих смотришь!»

Второй удар по семейным узам был нанесен Станиславом 18 марта, после выступления Путина. Сын позвонил матери и заявил, что принял решение: уехать из страны во что бы то ни стало. Будет просить руководство компании перевести его в иностранный филиал, а если не получится — начнет искать другие способы побега. Объяснил, что хочет растить детей в нормальной демократической стране, что присоединение Крыма — это возрождение имперских амбиций, что страна возвращается в СССР.

Галина Викторовна бросила трубку. Несколько дней не разговаривают. 20 марта она с мужем не пошла на день рождения внучки.

Помирятся? Непонятно. Кто виноват? Американцы, «которые развратили детей своими пропагандистскими голливудскими фильмами», и «инфантильный эгоизм, свойственный современной молодежи».

«Да, эгоизм, — уверяет женщина. — Я почему за Путина трижды голосовала? Чтобы у моего сына было нормальное будущее. Чтобы он жил в стабильной, сильной стране, которая заботится о своих гражданах и защищает национальные интересы. А вот он о родителях совсем не думает. Какой страны он хочет для нас? Такой, где разруха и пенсии не платят? Где у власти фашисты? Где Россия — это кусочек суши до Урала? Бедные наши дети, что у них в головах…»