Школьный стрелок

Укрытый белым, бледный красивый покойник посреди высоких, почти готических пролетов серых стен. Холодно. Тихо играет Вивальди. В церемониальном зале Троекуровского кладбища — гражданская панихида по убитому учителю географии школы № 263 29-летнему Андрею Кириллову. Вокруг много плачущих женщин и плачущих мужчин, они снимают очки, вытирают кулаком слезы, надевают очки, чтобы через минуту снова их снять. Очень много и подростков, учеников Андрея, которых организованно на двух автобусах привезли из школы. Девочки плачут, к ним подходят медицинские работники, раздают белые пластиковые стаканчики с разведенным в них валокордином. Мальчики стоят с вытянутыми лицами, лишних эмоций себе не позволяют, хотя кажется, дай волю — расплачутся и они… Один за другим выступают сначала коллеги Андрея, потом родители, которые не устают повторять: «Прости, что мы тебя не уберегли», «мы ответственны за наших детей, мы недосмотрели».

«Андрея Николаевича дети любили больше других учителей, — рассказала The New Times мама одного из учеников злополучного 10 а, — он всегда старался ставить хорошие оценки. Сам предупреждал: если не сделал домашнего задания, скажи заранее, я не буду спрашивать, подготовишься лучше в следующий раз. Медалистов вытягивал, двоечникам помогал». «Да он сам еще был мальчишкой, — подхватывает мама другого одноклассника, друга Сергея Ивана Ч., — 29 лет всего. Они с женой в прошлом году купили квартиру в ипотеку, в Щербинке, мы спросили его, что ему на выпускной подарить, он говорит: эмалированную посуду. Я тогда смеялась, почему именно эмалированная… Купили ему карточку в магазин, чтобы сам выбрал».

Во дворе 263-й школы между тем стоит микроавтобус Следственного комитета, саперы с металлоискателями ищут на заснеженных газонах гильзы от выпущенных пуль, а за забором школы по периметру расположились камеры основных телеканалов. «Нет, ну ты прикинь, это как если бы нас не взяли в команду на футбол, а мы бы застрелили физрука», — рассуждает на школьном крыльце какой-то второклассник. «Это все компьютер, — отвечает ему приятель, — просто у него уровень такой, где чуваков мочат, вот он и решил проверить».

В школе о случившемся 3 февраля говорят все. Основная версия: «Парень заучился, виноваты родители». Практически все, с кем удалось переговорить, в один голос уверяли: когда узнали, что кто-то из 10 а застрелил учителя, либо вообще не поняли, кто способен на такое, либо подумали на каких-то других мальчиков. Сергей был скромный, нелюдимый парень, отличник, но не «ботан», занимался самбо и танцевал чечетку, на уроках физкультуры выигрывал конкурсы на приседания и отжимания, любил стрелять в тире. В классе его любили, потому что всем давал списывать. Его одноклассники поначалу общались с прессой, но потом закрылись: психологи советуют им избегать журналистов, «чтобы еще раз не переживать тот день». The New Times, впрочем, удалось пообщаться с одной из одноклассниц Сергея, пожелавшей остаться неназванной: «Будет стыдно перед друзьями…»

«Он слишком много учился. Ребята ходили в кино, шлялись после школы по району, он же сразу шел домой: каждый день или самбо, или репетиторы — по английскому, физике и математике. У него ни по каким предметам проблем не было, шел на золотую медаль». Друзей у Сергея почти не было, не было и девушки — только приятели. Единственный более-менее близкий человек — Ваня Ч., с которым корреспондент The New Times случайно столкнулся в рейсовом автобусе после панихиды, даже в гостях у Сергея ни разу не был и общался с ним только в школе или «ВКонтакте». Сергей был самым младшим в классе (в школу пошел в пять лет), но изгоем не был, да и класс был дружный. «Помню в 8–9-м классах он приходил в школу с завтраками, которые ему готовила бабушка, и у него всегда были конфеты, — продолжает одноклассница Сергея, — я у него их постоянно просила, он давал. Общался он нормально, как все, немного был резок, часто менялся в настроении».

„  

Друзей у Сергея почти не было, девушки — тоже, только приятели  

Сергей много читал, особенно любил книги по психологии и религии, и, по словам мамы его друга Ивана, «любил пофилософствовать» — о жизни и смерти, собственном месте в мире. Со временем, впрочем, Сергей стал приходить к выводу, что добро — это плохо, а настоящим человеком можно стать, только лишь сделав что-то плохое. «Он говорил, что хочет быть злым, хочет стать бандитом, купить наган и совершить какое-то преступление», — говорит его одноклассница. Эти беседы Сергей вел не только с приятелями в школе, но и со своей учительницей по литературе Татьяной Бабкиной, которую вызвали в СИЗО сразу после ареста ее подопечного.

По словам друзей, Сергей если и был излишне настырным в учебе, делал это, возможно, из страха перед родителями: «Он боялся отца как огня. Тот сказал ему, что если окончит без медали, он его убьет», — говорит одноклассница. Однако родители в жизни Сергея видимого участия не принимали. «На родительских собраниях их было не видно, ходила бабушка Любовь Ивановна, — вспоминают в разговоре с The New Times родители одноклассников Сергея. — Она же его приводила и забирала из школы класса до 9-го, да и в 10-м часто появлялась». Сергей жаловался, что родителей вообще видит редко, а воспитанием занимается бабушка. Человек глубоко религиозный, она пыталась приобщить к религии и внука.

„  

Отец Сергея Виктор Гордеев — полковник полиции, заместитель начальника отдела наружного наблюдения ОПБ  

Подобная секретность, как объяснил The New Times генерал-майор ФСБ в отставке Алексей Кондауров, объясняется тем, что «любой объект наблюдения — уже секрет, к тому же там используются и технические средства контроля и наблюдения, что тоже тайна». Добиться комментариев в самом ОПБ The New Times не удалось, руководитель ведомства Сергей Матвеев говорить с корреспондентом журнала отказался. Впрочем, управление то и дело сотрясают скандалы: в 2010 году пять действующих и одиннадцать бывших офицеров ОПБ были пойманы на предоставлении коммерческих услуг по слежке и прослушке. Один час наблюдения за одним объектом стоил €200, за двумя — €350, прослушка — €4 тыс. в сутки. Большинство обвиняемых были оправданы, а трое отпущены на свободу в 2012 году за истечением срока давности. Своего поста, впрочем, лишился начальник ОПБ Иван Балбашов.

Сразу после ЧП родители Сергея Гордеева пропали из поля зрения. По официальной версии, даже следователям не удалось с ними связаться, хотя допросы несовершеннолетнего, как того требует закон, возможны только в присутствии родителей или опекунов. 5 февраля Сергею был назначен государственный адвокат, а Басманный суд выбрал ему меру пресечения — арест на два месяца. По информации источников The New Times в следственных органах, родители узнали об этом заседании суда по радио в машине, когда ехали к адвокату подписывать договор. Адвокатом стал известный в профессиональных кругах Владимир Левин — он часто работает на делах, связанных с сотрудниками спецслужб, в частности, в 2005 году защищал Владимира Квачкова, обвинявшегося в покушении на Анатолия Чубайса. Дело же ведет следователь по особо важным делам Юрий Лаврецкий, возглавлявший ранее следственный отдел в подмосковном Ногинске. Те же источники сообщили, будто Левин дал подписку о неразглашении материалов предварительного следствия — такая подписка обычно дается, когда речь идет о делах государственной важности либо особой секретности. 

В последнее время между отцом и сыном все чаще стали случаться скандалы, особенно крупный произошел в субботу, 1 февраля. Из-за чего ругались, мальчик не распространялся. Говорят, одной из причин склок была вначале купленная отцом, а потом им же отобранная игровая приставка Xbox 360. Утром в понедельник, 3-го, Сергей солгал родителям, что первые три урока в школе отменили. Четвертый урок — географии — начинался в 11.35. Оставив дома 5-летнего брата Ваню (бабушка куда-то отошла), Сергей взял из сейфа зарегистрированные на отца карабин и малокалиберную винтовку, а из комода — порядка 140 патронов и кинжал. Чтобы скрыть оружие, надел бабушкино пальто (а не шубу, как сообщалось изначально) и пошел в школу. Пальто, впрочем, было нараспашку. Направив дуло на охранника при входе, он прошел через турникеты и отправился прямо в кабинет географии. Когда Сергей постучался и открыл дверь класса, учитель Андрей Кириллов находился на возвышении со столом, которое здесь называют кафедрой. «Ты опоздал», — сказал Андрей, а класс захлопал в ладоши. «Сидите тихо, я убил охранника», — соврал Сергей. Дальше все произошло в считанные секунды. «Андрей Николаевич направился к нему, потому что подумал, что это какая-то шутка, — рассказывает одноклассница Сергея. — Он уже сошел с кафедры и поднял руку, чтобы отнять оружие, однако тут-то Сергей и нажал на курок, выстрелив практически в упор. Учитель резко повернулся вокруг своей оси, смахнул на пол вещи с ближайшей парты, упал на пол, начал хрипеть, глаза закатились, одна из учениц, Даяна П., закричала: «Что ты делаешь, давай вызовем Андрею Николаевичу скорую», однако Сергей не отреагировал и обратился к классу: «Вопрос на оценку: почему я его убил, а он не сдох?» — тут же сам себе ответил: «Всем два балла», — и дважды выстрелил в голову учителю.

Труп Андрея оказался прямо под партой друга Сергея Ивана Ч. Именно Иван успел сфотографировать тело и выложить потом эти фотографии на свою страницу «ВКонтакте», отправив одновременно эсэмэс маме: «Серега чокнулся и застрелил Андрея Николаевича». Фотографии впоследствии со страницы мальчика пропали.

Сам Иван после выстрелов залез под парту, однако Сергей сказал ему, что прятаться бесполезно: убивать он никого из детей не собирается, а если бы и собирался, то парта от винтовки не заслон. «Он вышел на кафедру и стал рассказывать о своем детстве, о том, что его заставляли молиться и писать странные рассказы, — вспоминает одноклассница Сергея. — Потом начал вообще нести какую-то ерунду, все время повторяя, что сошел с ума. Было очень страшно».

Почти сразу после первых выстрелов в кабинет зашла учительница биологии Валентина Дьячковская, Сергей направил на нее винтовку, она поспешно ретировалась в кабинет директора, которому рассказала об инциденте. В эту же минуту за окном показался вертолет, приземлившийся на футбольное поле, Сергей сделал несколько выстрелов в окно, послышался звон разбитого стекла, в классе пахнуло морозом.

Первый наряд полиции приехал через пять минут. Полицейские, впрочем, не успели зайти в класс: Сергей стал стрелять в коридор, всадив пять пуль в прапорщика Сергея Бушуева (скончался на месте) и две — в старшего сержанта Владимира Крохина (остался жив после пятичасовой операции в Институте Склифосовского). При этом он кричал, что у него заложники, но через 15 минут он застрелится, так что не надо его беспокоить. К тому времени школа уже была эвакуирована, здание окружили машины полиции и скорой помощи, а также многочисленные родители, многие из них получили эсэмэс от своих детей. «Он все стоял на кафедре и говорил, перед ним лежало тело Андрея Николаевича, портфель Ромы А. так промок в крови, что учебниками теперь невозможно пользоваться, — рассказала The New Times другая свидетельница инцидента. — Ему позвонила мама, он ответил по громкой связи, плакал, говорил, что хочет умереть, чтобы посмотреть, что там, в конце. Потом позвонила бабушка, которая сказала: «Сереженька, а почему ты без курточки пошел…», на что он грубо ответил: «Люба, какая на хрен курточка…» Наконец, в класс зашел отец Сергея, который, видимо, используя профессиональные навыки, тут же сказал, что ему плохо и его сейчас вырвет. Он двинулся сначала к раковине справа от двери, а потом встал между кафедрой и классом, прикрыв собой детей. После недолгих переговоров Сергей отдал ему карабин, потом разрешил выйти одноклассникам, а потом сдал и винтовку, в которой оставалось еще три патрона.

«Что пошло не так? В чем я ошибся?» — все спрашивал Сергея отец. Впрочем, по адресу ли был задан вопрос?