Что нам фрау Хайзинг?

Полумрак. Две женщины разговаривают — неспешно, тихо. Речь идет о продаже дома. Истерика прорывается внезапно: еврейка Кларисса (Татьяна Скорокосова) не выдерживает благопристойного течения разговора. Немка фрау Хайзинг, покупательница (Татьяна Каменева) — в недоумении. И правда, что она плохого делает? Приобретает дом у еврейской семьи, которая намеревается бежать из нацистской Германии. Конечно, денег фрау Хайзинг заплатит сильно меньше, чем стоит этот дом. Но ведь дом по большому счету бывшим хозяевам уже не принадлежит. Так что фрау Хайзинг совершает почти что благое дело. В ее вежливости таится агрессия и чувство власти, а Кларисса — на пределе сил, она падает на пол, ползет, словно хочет всем своим телом попрощаться с домом.

На спектакле «Камень», который главный режиссер театра Марина Глуховская поставила на малой сцене по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга (художник-постановщик Ольга Веревкина), понимаешь: для огромной части общества фашизм — очень удобная и даже выгодная государственная идеология. Мысль эта несложна, но театр уникален тем, что на спектаклях можно, по словам Мераба Мамардашвили, «впадать в понимание». Ты смотришь на расстановку фигур на сцене, на их взаимодействие и понимаешь, что кровавые преступления начинаются бескровно. А глобальные — состоят из мелких. Эта оптика в спектакле выстроена безукоризненно: за историей семьи проступает история народа. Незначительный компромисс с совестью одного человека свидетельствует о нравственном оглушении целой страны.

„  

Кровавые преступления начинаются бескровно. А глобальные — состоят из мелких  

Перед артистами стоит сложная задача: играть человеческую историю, накрепко связанную с Историей. Мелькают цифры: 1935, 1945, 1953, 1978, 1993... Начинается все в 1935-м с покупки дома. В 1945-м Германия капитулирует, и муж фрау Хайзинг Вольфганг (Алексей Мартынов) кончает с собой. В 1953-м фрау Хайзинг и ее дочь Хейдрун (Лариса Меженная) бегут в ФРГ. В 1978-м они тайно посещают дом, где давно живут другие люди. А в 1993-м, после объединения Германии, правительство возвращает дом семье Хайзинг...

Интересна не только пьеса и постановка — не менее любопытна реакция публики. Равнодушных нет. Есть восхищенные, есть разъяренные — мол, зачем нам представляют загадки немецкой души? Мы еще во внутренний мир нацистов не заглядывали — что, пора пришла? Что нам их заграничные страдания? Что нам фрау Хайзинг?

Если искать слово для определения «Камня», то этот спектакль — смелый. Стоит учесть, что Челябинский академический театр драмы им. Наума Орлова — непростой (но далеко не уникальный) случай на нашей театральной карте. Труппа театра за последнее время пережила приходы и уходы многих режиссеров. Такой театр подобен растению, к которому прививали едва ли не каждый сезон новые и новые художественные «сорта». В подобной ситуации труппа теряет ориентиры, перестает понимать направление движения и с недоверием смотрит на всякого вновь приходящего режиссера. Потому так важны спектакли, где ощущается задача больше чем на один сезон, где в равной степени идет работа как с актерами, так и с публикой (то есть с городом), где наряду с целями художественными ставятся и социальные. Ведь сейчас, когда поле общественной дискуссии сужается, театр может вернуть себе былое значение, учитывая, что в столице все-таки еще есть неподцензурное пространство, а вне Москвы и Питера его все меньше. Поэтому в нестоличном театре предельно сложно поднимать тему «скелетов в шкафу», и вместе с тем именно там это может оказать более сильный эффект. В конце концов, театр обретает смысл, когда показывает: смотрите, это жизненно важная тема, может быть, вы пока этого не понимаете, но начинать разговор пора.

Смелый этот спектакль еще и потому, что разбираться с прошлым у нас не принято. А так разбираться с чужим прошлым, чтобы стало очевидно, какой темный, непроходимый лес для нас наше собственное прошлое — это уже совсем исключительное разбирательство.

На сцене представлена не только история семьи, но и история дома. Он сначала принадлежал еврейской семье, потом в нем жили нацисты, потом нацисты прикинулись антинацистами, потом дом оказался на территории социалистического государства и пропитался его лозунгами, а после объединения Германии бывшие нацисты, которые давно уже не нацисты, вернулись снова... В этом круговороте судеб и идеологий — историческая правда. И возникает вопрос: а что происходит с нашим домом? Чему мы наследуем? Что отвергли, что приняли, чего стыдимся, чем гордимся? Вот фрау Хайзинг прекрасно понимает, что нужно скрывать прошлое своего мужа. И создает легенду о том, как самоотверженно он боролся с нацизмом. Ее внучка Ханна (Ксения Горшкова) счастлива оттого, что дедушка — герой.

Когда смотришь на сцену, думаешь, что наша страна, где не даны ответы на основополагающие вопросы, может только застыть без движения. Потомкам правоверных коммунистов, тех, которые, пусть даже заблуждаясь и искренне веря, совершали преступления — им гордиться или стыдиться? Что делали их деды — берегли страну или ее уничтожали? То и другое одновременно? Германия дала ответ на вопрос, что с ней произошло в период с 1933-го по 1945-й. Определила виновных (едва ли не весь народ), назначила ответственных (лидеры и руководители).

„  

Потомкам правоверных коммунистов — гордиться или стыдиться? Что делали их деды — берегли страну или ее уничтожали?  

И вот мы, люди с неопределенным прошлым, смотрим из зала на тех, кто со своим прошлым разобрался. Герои спектакля глубоко прячут свою тайну: сюжет пьесы сводится к тому, как этот самый «скелет» постепенно выходит на всеобщее обозрение. И внучка Вольфганга Ханна начинает понимать, какая грандиозная дистанция разделяет абстрактное «виноват весь наш народ» и конкретное — мой дедушка убивал людей и получал за это ордена. История внучки нациста — конечно же, не уникальна, подобные мучения испытывали многие немцы. Но вот что трудно понять: внуки нацистов решают, как им жить с правдой о своих предках, а тем временем у нас в Соликамске, например, с размахом отмечают 75-летие Усольлага. Сопротивление правде, которое переживают герои спектакля, — сродни сопротивлению, которое испытывает на спектакле часть зрителей. При этом здесь ни разу не сказано о нас, о нашем времени, о наших проблемах-бедах. Только немцы. Только «их нравы». А при этом — зеркало, на которое хочется пенять.

Потому разнообразие эмоций, которые публика испытывает на спектакле — от восхищения до неприятия, — одно из самых серьезных достижений режиссера.

Вместе с тем этот спектакль показывает, что нам необходима пьеса, в которой бы столь же трезво рассказывалась история России через историю одной семьи. Семьи, в которой предки были крепко-накрепко связаны с государством, его идеологией, его заблуждениями и преступлениями. При постановке такой пьесы широкий общественный, скажем мягко, резонанс — гарантирован.