Это последняя колонка МБХ из лагеря. Она была написана 19 декабря 2013 года: ровно за день до его помилования президентом РФ. Ходорковский уже был в Берлине, о нем писали уже все мировые СМИ, а его колонка тихим ходом, по почте, пройдя тюремную цензуру, шла в редацию — шла две недели. Михаил Ходорковский остается колумнистом The New Times: будет ли он продолжать свою серию «Тюремные люди» или решит писать о чем-то другом — страницы журнала для него всегда открыты
| Продолжение. Начало в The New Times № 27, 29, 35, 38, 42 за 2011 г. и № 1–2, 9, 17, 23–24, 29, 43-44 за 2012 г. и в №11, 16, 21, 31, 34, 39 за 2013 год |
60 часов на свободе. 22 декабря 2013 г., Берлин: Марина Филипповна, Михаил Борисович, Борис Моисеевич, Павел Михайлович Ходорковские перед началом пресс-конференции в Музее Берлинской стены («пропускной пункт Чарли»)
В тюрьме, лагере амнистия — тема постоянных, нескончаемых обсуждений, слухов, ожиданий. Даже когда ее ничто не предвещает.
А уж если «на воле» произносится это заветное слово — возникает атмосфера всеобщей надежды. Каждый ловит и передает любое слово, услышанное от родственников или по радио. Хотя бы на месяц-другой поближе к свободе!
Ведь условно-досрочное освобождение «светит» далеко не каждому: иски, которые невозможно оплатить, пристрастное отношение администрации, как правило, не терпящей, например, «слишком умных», неформальная «просьба» оперативников или следователя, которые вели дело, или даже элементарная взятка от кого-то, кто не заинтересован в освобождении арестанта, — вариантов много. И всё, сиди «до звонка».
Амнистия сродни надежде на чудо!
„
Жестокость, порождающая жестокость. Общество, где доброта и сострадание — синонимы юродивости. Страна, где уже не рубят головы и, как правило, не казнят, сажая на кол, но еще не готовы бороться за каждую жизнь и судьбу
”
И вот оно! В руки попадает проект. Жадно ищутся свои статьи. Нашел — счастье. Надежда, обретающая плоть и кровь. Звонки родным, их общая напряженная радость. Ожидание.
Лишь старые зэки, в чьей жизни не осталось места иллюзиям, скептически улыбаются в ответ на вопросы. Их обходят с опаской. Скептицизм пугает, даже злит: как можно не верить в чудо? Вот же оно: сказали же «широкая амнистия», 150 тыс. человек, хоть немножко коснется каждого…
И вот тот день. Все замерли, слушают радио.
Нет! Этого не может быть! Как никого?! Только две тысячи из лагерей?! Это ведь женщины, малолетки, инвалиды, и то немногие… А как же мы?! Неужели ничего? Ни дня? Такого не может быть…
Глаза старых сидельцев печальны. Они не рады своей правоте. Все как всегда. И как всегда жалко тех, кто еще не обрел мудрости не верить.
А еще тяжело звонить домой. Матерям, женам. Они уже знают и все понимают. Но ты как будто опять виноват, что надежды снова нет, и впереди еще годы разлуки.
Жестокость, порождающая жестокость. Общество, где доброта и сострадание — синонимы юродивости. Страна, где уже не рубят головы и, как правило, не казнят, сажая на кол, но еще не готовы бороться за каждую жизнь и судьбу.
Люди, сограждане, нас ведь и так уже мало, и с каждым годом все меньше.
Мы ведь уходим, люди…
Давайте жалеть друг друга, пока еще есть кого.
И еще.
Позвоните своим родителям.
фотографии: Michael Kappeler/Reuters, Василий Попов/The New Times
