Около 40 тыс. имен репрессированных в 40-х годах в северных лагерях Советского Союза этнических немцев и немцев-военнопленных должны были составить очередную Книгу памяти жертв сталинского террора. Теперь этот проект оказался под угрозой срыва. Работавшего над ним архангельского историка Михаила Супруна обвинили в нарушении неприкосновенности частной жизни и подстрекательстве должностного лица к превышению полномочий.
Профессор Поморского государственного университета Михаил Супрун в 2007 году в соответствии с договором между университетом, областным управлением внутренних дел, германским Красным Крестом и Обществом российских немцев в Германии начал работу по сбору данных о российских немцах, погибших в северных лагерях (прежде всего в Архангельской области). Начальник архива УВД полковник Александр Дударев предоставил ему и его аспирантке Надежде Шалыгиной, писавшей диссертацию о репрессиях, доступ к материалам о терроре. Супрун успел обработать информацию о репрессированных этнических немцах — всего около 13 тыс. имен, из них базу с 2 тыс. имен он согласно договору переправил в Германию. Далее исследователи планировали собирать данные о погибших немцах-военнопленных. Однако 13 сентября этого года машину Супруна перехватили на шоссе между Архангельском и Северодвинском сотрудники ФСБ. Историка задержали и отвезли к следователю. Затем в квартирах Супруна и Шалыгиной, а также в университете были проведены обыски. У Супруна забрали все компьютеры, часть архива, в том числе копии документов из зарубежных архивов и материалы научной работы его сына. У Шалыгиной забрали компьютер и материалы, собранные для написания диссертации.
Нежданное усердие
Официальная причина возбуждения уголовного дела — заявление Ивана Якобовича Филипп (так написано в постановлении) о нежелании видеть в Книге памяти сведения о своих родственниках. В постановлении говорится, что Супрун «в нарушение гарантированных Конституцией РФ прав граждан на неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны осуществил сбор информации о частной жизни 5 тыс. спецпереселенцев, в том числе Филиппа Якоба Финцевича, Филипп Маргариты Сигизмундовны, Шварценбергера Леонида Томасовича, а также их потомков — Филиппа Ивана Якобовича, Шварценбергера Евгения Леонидовича без их согласия». ФСБ, таким образом, выступила в нехарактерной для себя роли защитника личной информации: совершенно неясно, откуда бы заявитель мог узнать, что информация о его родственниках фигурирует в готовящемся издании. Составители до завершения работ не собирались ее распространять. Выяснить это важное для понимания сути дела обстоятельство оказалось, однако, невозможно: разыскать заявителя собственными силами редакции не удалось, а Управление ФСБ по Архангельской области отказалось вообще давать какие-либо комментарии по этому делу.
Петербургский адвокат Иван Павлов, консультировавший Супруна, считает сказанное в постановлении «извращенным истолкованием закона». По его словам, статья 137 Уголовного кодекса, под которую, по мнению следствия, подпадают действия Супруна, охраняет частную жизнь живущих и не имеет никакого отношения к историческим данным. Персональные данные защищаются в силу того, что есть «субъект защиты» — конкретный гражданин. «У персональных данных нет правопреемства, это информация, которая не передается по наследству», — говорит адвокат, автор кандидатской диссертации «Правовое обеспечение доступа к официальной информации». Кроме того, напоминает Павлов, в силу определения Конституционного суда материалы оперативно-разыскных мероприятий и уголовных дел не могут считаться личной тайной, в той части, в какой они представляют публичный интерес.
Следователь по особо важным делам следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре РФ по Архангельской области и Ненецкому автономному округу Владимир Шевченко настроен решительно. Супрун, по его словам, «не спросил родственников, родственники не давали ему добро копировать все данные, а законом предусмотрено, что только с разрешения родственников он вправе это делать, он нарушил это, передал третьей стороне, немецкой стороне». Между тем Книги памяти, подобные той, которую готовит Супрун, выходят постоянно, их публикация прямо предусмотрена Законом о реабилитации жертв политических репрессий, и доселе никаких проблем с родственниками репрессированных не возникало.
Шевченко настаивает: «Издаваться может книга, где пишется «такой-то такой-то...» — и все. А тут-то... — полная биография. Некоторые даже не хотят, чтобы их национальность знали, фамилию меняли на русскую». Насчет информации в Книгах памяти следователь ошибается: достаточно посмотреть любую из них (а выпущено под разными заглавиями уже более 700 томов). Да что далеко ходить — тома «Поморского мемориала», изданные в Архангельской области, в подготовке которых участвовали не только сотрудники Поморского университета, но и областной прокуратуры, тоже содержат подробные биографические справки и даже портреты заключенных. В перечне организаций, причастных к подготовке многотомника, упомянут Информационный центр УВД области во главе с полковником Александром Дударевым. «Думали, что доброе дело делаем… — недоумевает полковник и собирается писать рапорт об уходе на пенсию. — Тут больше ловить нечего». Дудареву вменяется в вину, что он пустил Супруна в архив. Однако он действовал в точном соответствии с архивными инструкциями, где сказано, что профессорско-преподавательский состав учебных учреждений допускается в архив при наличии заявки от университета и расписки о неразглашении сведений.
От частного к общему
Конкретные пружины гонений на Михаила Супруна и его сотрудников до сих пор неясны. Во всяком случае в мотив защиты частной тайны Супрун не верит: «Если бы нашелся человек, не желающий видеть имена своих родственников в Книге памяти, мы могли бы легко исключить их из списка». Он допускает, что приструнить хотят его лично: кому-то могла не понравиться его прошлогодняя работа о холодной войне в Арктике, дающая мало оснований для державной гордости. Можно предположить, что возмутил вообще факт передачи данных за границу, хотя ФСБ в 1998 году подписала соглашение с германским Красным Крестом о передаче из своих архивов данных о 200 тыс. репрессированных немецких гражданах.
Но как бы то ни было, последствия у этого «частного» дела могут быть довольно серьезные — для отечественной истории прежде всего. Адвокат Павлов уверен, что для Супруна и полковника Дударева дело «закончится положительно». Об этом же говорится в заявлении Международного общества «Мемориал» в защиту Супруна: «Мы уверены, что если возмутительное архангельское дело и дойдет до суда, то немедленно будет прекращено за отсутствием состава преступления».
Однако сам факт возбуждения подобного дела, сопровождающие его свирепые обыски, изъятие компьютеров и копий исторических документов могут серьезно осложнить работу исследователей отечественной истории и, в частности, публикаторов Книг памяти. Вряд ли кто-то из историков захочет заниматься этой трудной работой, если она еще будет сопряжена и с риском преследования со стороны правоохранительных органов. А хранители государственных и ведомственных архивов со своей стороны могут воспринять возбужденное в Архангельске дело как некий адресованный им сверху сигнал (хочется надеяться, что оно все же таковым не является) и станут чинить препятствия научным и общественным организациям, занимающимся исследованием репрессий. «Я не знаю, что надо сделать, чтобы успокоить запаниковавших архивариусов, — констатирует Иван Павлов. — Люди, которые затевали это дело, достигли негативного социального эффекта. Это очень серьезная проблема, эффект этот будет иметь долговременный характер».
Михаил Николаевич Супрун — доктор исторических наук, профессор, завкафедрой отечественной истории Поморского государственного университета, автор 130 научных работ, в т.ч. фундаментальных монографий «Политическая ссылка на Европейском Севере в конце XIX — начале XX вв.», «Ленд-лиз и северные конвои. 1941–1945»; руководитель университетской поисковой экспедиции по выявлению мест гибели и захоронения воинов Второй мировой войны.
