Фонтан «Дружба народов»

Политическому деятелю на роду написано ободрять доверившийся ему народ и внушать, что именно под его рукой страна всего добьется, все преодолеет и всех победит. В проверенном с незапамятных времен идеологическом клише есть враги внешние (Запад проклятый, само собой, откуда вся зараза) и внутренние, меняющиеся в соответствии со злобой дня: от студентов царской России до врагов народа и диссидентов советской поры. Внешний супостат для нас, судя по всему, неизменен: пусть и с некоторыми оттенками, но «англичанка» нам по-прежнему гадит. А внутренний? Кто угроза номер один как государственной целостности России, так и безмятежному бытию ее граждан?

Либералы хотя и отвратительны здоровому патриотическому восприятию мира с Москвой — Третьим Римом в его сердцевине, но все-таки на полноценного врага как-то не тянут. Так кто этот стервятник, клюющий нашу державную печень? Чья ржа, как говаривал чеховский маляр Редька, ест наше железо и грозит повредить государственные скрепы? Кто подкапывает основы нашего единства, нашего братства, нашей дружбы до гроба?

Задавшись этими суровыми, как приговор трибунала, вопросами, нелишне вчитаться в высказывания президента Путина по национальному вопросу.

К слову, не одинок он на этой тропе. Хорошо хаживали по ней и Ленин, и Сталин, и Хрущев. Брежнев в 1972 году решил поставить точку, объявив на весь мир, что национальный вопрос в СССР окончательно решен. Что ж, не только в домино давал он маху. Иначе не пришлось бы сегодня нашему лидеру, обеспокоенному событиями в Бирюлеве Западном, грозно напоминать всем и каждому, что «Россия никому не позволит разрушить или очернить пример межнациональной дружбы, которая веками складывалась среди народов страны». Сказано, конечно, не очень ловко, но в конце концов Владимир Владимирович Путин не посягает на лавры Владимира Владимировича Набокова. Мы-то знаем и любим речения нашего президента, когда он, отложив бумажку с трудами спичрайтеров, припадает, как Антей к земле, к своим дворовым корням. Замочить в сортире или подвесить кого-то за то самое — внимая этим простым и доходчивым словам, мы понимаем: наш пацан.

Но тут он был, должно быть, несколько стеснен. Вокруг сидели все больше духовные люди, муфтии в красивых зеленых чалмах, белых тюрбанах и серых каракулевых папахах, собравшиеся в Уфе на заседание совета при президенте по межнациональным отношениям, приуроченное к 225-й годовщине образования Центрального духовного управления мусульман России. Была, правда, в этих торжествах некая двусмысленность, ибо Екатерина II подписывала указ о создании государственного учреждения, недреманного царева ока за муллами, своего рода Совета по делам религий при Совете Министров СССР, — но да не превратимся мы в буквоедов и не будем омрачать праздник хорошим людям. Итак — никому не позволим. Стало быть, есть он, неназванный враг дружбы народов. Кто? По Есенину: я хочу видеть этого человека!

„  

Обнаружились острейшие проблемы религиозной нетерпимости, нехватки толерантности, а власть отвечает на вызовы времени облегченным изводом сталинизма  

Годом раньше в Кисловодске, на форуме народов Юга России, Путин был более конкретен. Отчасти все-таки — либералы. Тут он не только поддержал сославшуюся на Достоевского декана Карачаево-Черкесского филиала Московской открытой социальной академии Зухру Караеву, но и внес нечто новое и очень личное в необъятную литературу о Федоре Михайловиче: «Достоевский говорил о либералах, которые чувствуют себя ущербными. Они агрессивные. Именно поэтому, потому что они ущербные». Правду говоря, об ущербности и агрессивности либералов Евгений Павлович Радомский, один из героев «Идиота», не произносит ни слова. Но бывает. Остапа несло, отмечали Ильф и Петров. Ссылаться на Достоевского вообще надо с превеликой осторожностью, ибо многие его оценки и пророчества вызывают сегодня — увы — лишь глубокое сожаление. Жид ли, который погубит Россию, католичество ли, проповедующее антихриста, — ей богу, лучше было Федору Михайловичу промолчать.

Между тем в Кисловодске Владимир Владимирович указал на терроризм как на мину, готовую разнести в клочья наше Отечество. Но террористы, кратко высказался он о двух чеченских войнах, оставивших нам, как на картине Василия Васильевича Верещагина «Апофеоз войны», гору черепов и незажившие рубцы общественного сознания, получили сокрушительный отпор на Северном Кавказе. Когда мы едины, мы непобедимы. Не помогут ни подачки из-за границы, ни одурачивание наших граждан. Происки врагов бессмысленны перед героизмом, мужеством, мудростью народов России.

К такой, давно набившей оскомину риторике последние события добавили неудовольствие действиями власти, которая, как вдруг выяснилось, страшно далека от народа. «Зачем нужна власть, — вопрошал Путин в Уфе, — если она не хочет знать ситуацию такой, какая она есть на местах, не предпринимает никаких мер и не слышит людей?» Хороший вопрос. В самом деле: зачем нужна власть, если она во множестве плодит безответственных чиновников? Если она допускает чудовищный разрыв между сверхдоходами кучки богатых и прозябанием большинства граждан? Если, наконец, она полагает, что сложнейшие вопросы межнациональных и межконфессиональных отношений можно решить, сочинив и с помпой утвердив так называемую «Стратегию государственной межнациональной политики Российской Федерации на период до 2025 года»?

Изучив ее, можно узнать много нового. К примеру, наш «единый культурный код… характеризуется особым стремлением к правде и справедливости». Ну да, мы русские, с нами Бог. Немецкий или, скажем, английский «код» выходит, надо полагать, похуже нашего. И Бог у них не тот, второго сорта. Отчего-то, однако, живут в тех безблагодатных землях куда лучше, недаром наши толстосумы покупают себе дома в Германии и дворцы в Англии. Но к 2025 году, надо полагать, мы с национальным вопросом покончим. Волк будет жить вместе с ягненком. На земле мир и в человецех благоволение. Но какое-то нехорошее чувство не дает уверовать в «Стратегию» и даже — можете представить! — в положения статьи Путина по национальному вопросу. Грубо говоря, все мы и я в частности посулами власти сыты по горло. К примеру, согласно обещанию Никиты Сергеевича Хрущева, я уже тридцать три года должен жить при коммунизме. Что-то, наверное, не срослось, ибо, оглядываясь окрест, не вижу не только коммунизма, но даже его призрака, которым пугали мировую буржуазию главные святые коммунистических святцев. Все вокруг какой-то непрополотый капитализм…

В Уфе Владимир Владимирович открыл нам, что хорошо бы убеждать людей, разъяснять им, где правда и добро, а где ложь и ненависть. В меру слабого моего разумения откликнусь. На заклинаниях, скажу я, межнационального и особенно межконфессионального мира не построить. В СССР, на опыт которого любит одобрительно кивать президент, общество было накрыто тяжеленной чугунной плитой. Из-под нее лишь изредка выбивался обжигающий пар кипящих внутри противоречий, недовольства и ненависти. В СССР не было секса, не было этнических и религиозных распрей — не было ничего, кроме успехов в труде и политической подготовке. Плиту отодвинули — и ужаснулись. Все клокочет. Вдруг обнаружились острейшие проблемы соотношения личной свободы и государственности, порога толерантности, религиозной нетерпимости, конкурентоспособной экономики, но власть отвечает на вызовы времени неким облегченным изводом сталинизма.

Власть по-прежнему глядит на человека глазами гоголевского Вия — и видит лишь величину, стремящуюся к нулю. Какой мир? Какая дружба народов? Это всем известный фонтан в Москве, во Всероссийском выставочном центре, испускающий две тысячи струй и покрытый сусальным золотом.