Как устроена тюремная экономика — The New Times расспрашивал осужденных, тюремщиков и предпринимателей
Федеральная служба исполнения наказаний — это не просто тюремное министерство, охраняющее почти 700 тыс. осужденных, это многопрофильная производственная корпорация, использующая узаконенный рабский труд заключенных. По официальным данным, ежегодно на производстве зэки зарабатывают для системы около $1 млрд. По экспертным оценкам, реальная сумма денег, крутящихся в тюремной экономике вместе с нелегальными бизнесами, может составлять сумму в два-три, а то и в пять раз большую.
Оценить, сколько денег в реальности зарабатывает тюремная система, практически невозможно. Несмотря на то что в зоны уже несколько лет ходят с проверками правозащитники и почти во всех колониях у осужденных есть мобильные телефоны, российская тюремная система по-прежнему остается чрезвычайно закрытой. Особенно в том, что касается производства в колониях. Известно только, что на зоновских фабриках выпускают около ста тысяч наименований, начиная от сувенирной продукции и кончая автозаками.
Доля продукции, изготавливаемой для самой тюремной системы, составляет чуть меньше половины всего произведенного заключенными. Остальная продукция уходит на волю. Зэки изготавливают гвозди, школьную и офисную мебель, тротуарную плитку, валят и обрабатывают лес, делают пластиковые окна, детские санки, шьют спецодежду, постельное белье и сколачивают гробы. Производства существуют за счет госзаказов и заказов коммерческих предприятий.
По данным ФСИН, сегодня в колониях работают 219 тыс. заключенных — это около 30% всего тюремного населения*. В официальных комментариях ответственные лица ФСИН говорят, что все осужденные получают зарплату не ниже МРОТ. Впрочем, десятки осужденных, с которыми удалось поговорить The New Times, не сговариваясь, приводят примеры мизерных зарплат, которые им переводят на лицевой счет.
Попытки потребовать достойную зарплату для многих оборачиваются взысканиями и штрафными изоляторами, которые закрывают возможность для условно-досрочного освобождения: большинство осужденных предпочитают не жаловаться. Так было до последнего времени. Пока на зонах не появились бизнесмены, осужденные за мошенничество и прочие «экономические» преступления. Кто-то из них пытался «качать права», некоторые даже пробовали организовать на зоне успешный бизнес. Но оказалось, что в их советах тюремная система, привыкшая работать по лекалам советского ГУЛАГа, не нуждается.
Лесоповал
«Вот, например, приезжает осужденный в колонию. Выясняется, что его профессия никого не интересует. Тракторист будет варить баланду, а повара поставят валить лес или ездить на тракторе, — так бизнесмен Дмитрий Бармин, отсидевший три года в разных российских колониях, объясняет специфику тюремной экономики. — Начальник колонии считает, что человек, который досконально знает ту область, в которой ему предстоит работать, — это потенциальная угроза. Такой человек способен поднять бунт среди осужденных, объяснив им, что на производстве устроено неправильно».
Последний год заключения Дмитрий Бармин работал на лесоповале в колонии-поселении в Кировской области. В зимний период там приходилось работать по 12 часов с одним выходным. Тем же, кто занимался первичной обработкой леса, выходные вовсе были не положены.
«Это так называемый добровольно-принудительный труд, — объясняет Бармин. — Отказаться и жаловаться нельзя: жалобщикам предлагают в качестве альтернативы другую работу — например, мыть туалеты».
На лесоповале не создано никаких условий для безопасного труда, если заключенный получит травму, то его всячески задабривают, чтобы он написал, что упал где-нибудь в бараке, — лишь бы нигде не проскользнуло, что травма производственная. Инструменты старые, если что-то сломается, всегда виноват осужденный, родственникам приходится привозить все — от отверток до бензопил.
«На лесные делянки нас возили в вагоне, в котором обычно скот возят. Планы выработки берутся с потолка, но выполнить план можно, если будешь работать по 12 часов и больше, — вспоминает Бармин. — То есть с нарушением абсолютно всех норм труда и действующего законодательства осужденный мог получить 15 тыс. рублей в месяц «чистыми». Дмитрий говорит, что план, скорее всего, завышали для того, чтобы заключенные не могли его выполнить, а за невыполнение плана руководство колонии не обязано было выплачивать зэкам зарплату на уровне МРОТ.
Попытки потребовать достойную зарплату для многих оборачиваются взысканиями и штрафными изоляторами
Бармин, который до ареста окончил экономическое отделение Лесного института, пытался объяснить руководству колонии, как можно организовать производство, чтобы работа была не такой тяжелой и можно было бы получать в два-три раза больше продукции. «Я показал им, как это все сделать, на схемах, на формулах, — рассказывает Дмитрий. — Они меня выслушали, а потом сказали: «Тогда вам придется платить как следует, а нам это невыгодно».
«Колонии-поселения нашей области действительно завалены работой, — говорит бывший сотрудник одной из кировских колоний Игорь Ходырев. — Это очень выгодные заказы, которые между колониями распределяет местный УФСИН. Вот, например, руководитель управления вызывает двух начальников зон и предлагает им заказ. Между ними возникает конкуренция. Часто бывает, что заказ получает тот, кто даст больше продукции при наименьших затратах. А бывает и по-другому: этот своеобразный тендер выиграет та колония, чей начальник назначит более высокую цену за работу, но зато поделится с начальством».
Без нормы
Предприниматель Игорь Крошкин, отсидевший шесть лет в ИК-1 Рязанской области, как и Дмитрий Бармин, пытался бороться на зоне с низкими зарплатами, но его уволили из промзоны за нарушение трудовой дисциплины. Теперь он судится с ФСИН, требуя вернуть недоплаченные ему деньги.
«Работая на «швейке» на протяжении трех с половиной лет, я получал в месяц 74 рубля, то есть за три с половиной года заработал всего 9498,17 рублей, а на мой лицевой счет было зачислено всего 2374,56 рублей», — рассказывает Крошкин. Подав в суд на ФСИН, предприниматель теперь не столько борется за свои деньги, сколько хочет создать прецедент.
Вооружившись калькулятором, Крошкин подсчитывает: «Такую же низкую зарплату, как я, в нашей колонии осужденные получали как минимум пять-семь лет, то есть только в ИК-1 Рязанской области обворовали как минимум несколько тысяч осужденных».
Начальник финансово-экономического управления ФСИН Олег Коршунов с Крошкиным не согласен: в его ответе на жалобу говорится, что, по информации из ИК-1 Рязанской области, осужденный выполнял норму только на 17,6% — отсюда и такая низкая зарплата. Крошкин возмущен: никто в колонии не говорил ему, что он не выполнял норму, напротив, у него 12 поощрений за добросовестную работу.
«Самое удивительное, что никаких общих норм выработки не существует, — объясняет челябинский правозащитник Николай Щур. — Я задавал заключенным на разных производствах, от литейного до швейного, один и тот же вопрос: какая у вас норма?» Они отвечали: «Нам говорят: ты должен выполнить столько-то операций или сделать столько-то изделий. Мы делаем, а потом начальник говорит: ты норму не выполнил, вот и не будет тебе МРОТа».
Принудительный труд
Можно ли отказаться работать в колонии?
«На первом месте в качестве доходов бюджета колоний стоят вычеты из зарплат осужденных. Поэтому руководству колоний выгодно, чтобы у них на «промку» выходило как можно больше осужденных. Пока из зарплаты осужденного вычитают 75%**, у него нет никаких стимулов для того, чтобы выкладываться, — говорит правозащитник Андрей Бабушкин. — Старательно работают три категории людей: кто не может сидеть без дела, кто мечтает об УДО и те, у кого нет никакой материальной поддержки с воли, и даже 200 рублей для них — деньги».
Осужденные утверждают, что никаких трудовых договоров с ними не заключают, по освобождении выдают справки о трудовом стаже и о полученной на зоне специальности. Где-то заводят пенсионные карточки, но есть и такие колонии, где ни о каких пенсионных отчислениях и слыхом не слыхали. Во ФСИН же на вопрос The New Times, проводятся ли с зарплаты осужденных отчисления в Пенсионный фонд РФ и Фонд социального страхования, ответили утвердительно: все делается на общих основаниях.
«Заказ получает та колония, чей начальник назначит более высокую цену за работу, но зато поделится с начальством»
«Наша колония брала очень много заказов, мы кормили весь Орел и Орловскую область, шили костюмы и для армии, и для МВД, — вспоминает Оксана Фасхулдинова, просидевшая восемь лет в Шаховской ИК-6. — Цену явно занижали: говорили нам, что костюм, который мы шили, стоит 300 рублей, а я, когда освободилась, увидела такой костюм на рынке по 6 тыс. рублей. Чтобы не жаловались, нам платили минималку, но норму сильно завышали. Мы шили ватин, а он — как стекловата: когда его разрезаешь, хлопья летают повсюду. И несколько девочек у нас заболели туберкулезом: ведь когда почти все время проводишь на фабрике и постоянно этим дышишь, легкие не проветриваются. Когда были срочные заказы, приходилось работать и сверх нормы, например, с четырех часов вечера до пяти-шести утра. Фабрика работала практически беспрерывно».
Осужденный по одому из дел «ЮКОСа» Александр Гольдман, отбывавший срок в Башкирии, вспоминает, что отказаться от работы практически невозможно: «В феврале 2010-го, когда в нашу зону ИК-7 в городе Мелеузе привезли второходов, они отказывались выходить на «швейку». Их избивали сами зэки, так называемые «шерстяные» (сотрудничающие с администрацией), ставили на «растяжку» прямо в промзоне».
Только бизнес
Пытаясь разобраться в том, как устроена самая закрытая отрасль российской экономики, мы столкнулись с отсутствием информации о коммерческих фирмах, работающих с колониями. Региональные управления ФСИН на своих сайтах охотно размещают каталоги продукции, но почти никогда не пишут, кто ее заказывает.
Впрочем, от осужденных известно, что основными заказчиками на швейном производстве в зонах являются компании «Восток-Сервис», «Сириус», «Техноавиа» и «Легион». Все они работают на рынке спецодежды.
Одна из самых крупных — «Восток-Сервис». Ее годовой оборот — более 18 млрд рублей. У компании несколько иностранных партнеров, в частности, Ansell, специализирующийся на средствах для защиты рук, UVEX — производитель защитных очков, научная и индустриальная корпорация Du Pont, JSP — ведущий европейский производитель широкого спектра средств охраны и безопасности труда. У «Восток-Сервиса» более 200 фирменных магазинов в России и за рубежом.
Знают ли западные партнеры «Восток-Сервиса», что компания зарабатывает на принудительном труде заключенных? The New Times связался с представителем компании JSP в Лондоне. «Восток-Сервис» является нашим эксклюзивным партнером, — сказала специалист по работе с Россией Елена (назвать фамилию она отказалась). — Но наш бизнес никак с зонами не связан. «Восток-Сервис» просто продает нашу продукцию и приносит нам прибыль. Все остальное нас не касается».
У компании «Восток-Сервис» несколько иностранных партнеров. Знают ли они, что компания зарабатывает на принудительном труде заключенных?
The New Times пытался поговорить и с другими западными партнерами «Восток-Сервиса». Владимир Сара, директор по закупкам пражского офиса компании Cerva, оказался не разговорчивее своей лондонской коллеги. «Восток-Сервис» — наша материнская компания», — подтвердил он и попросил отправить вопросы по электронной почте. На письмо он так и не ответил, зато, как выяснилось, переговорил со своим коллегой из Копенгагена Яном Лундом, директором компании Ossafetycenter-Ottoshacyner, также работающей с «Восток-Сервисом». И Ян Лунд, который сперва согласился на интервью, через день прислал SMS, что говорить не сможет.
Впрочем, от комментариев по поводу тюремного бизнеса неожиданно воздержался и президент группы компаний «Восток-Сервис» Владимир Головнев. Еще в сентябре 2013 года в интервью «Известиям» он подтверждал, что уже 20 лет работает с мордовскими колониями, и признавался, что на зонах ему нравится «серьезная дисциплина и отличное качество». Но спустя всего месяц пресс-секретарь «Восток-Сервиса» Ирина Дымич, отвечая на вопросы The New Times, эти заявления своего патрона дезавуировала, сообщив, что «Восток-Сервис» напрямую на зонах заказы не размещает: «Вы можете проверить документы в любой колонии, ни одного договора с «Восток-Сервисом» вы не найдете. Я не утверждаю, что продукция «Восток-Сервиса» там не шилась, я говорю, что у нашей компании нет договорных отношений с исправительными колониями». Эту удивительную информацию The New Times подтвердили и в пресс-службе ФСИН РФ: «В настоящее время прямых контрактов по производству спецодежды между компанией «Восток-Сервис» и учреждениями уголовно-исполнительной системы не имеется».
Правда, в отличие от Головнева и его пресс-секретаря региональные управления ФСИН забывчивостью не страдают. Их маркетологи подтвердили в телефонных разговорах с The New Times, что в мордовских, рязанских и владимирских колониях по-прежнему шьют для «Восток-Сервиса» (см. карту***).
Чего боятся бизнесмены?
«Все фирмы, торгующие спецодеждой, работают в колониях, 50 % продукции шьется там, 50% — на гражданке, — рассказал The New Times член президиума «Опоры России» Юрий Савелов. — Я не понимаю, чего стесняется «Восток-Сервис». Колонии сегодня являются таким же субъектом бизнеса, что и фабрики на воле. Вот есть у вас два предприятия: гражданское и колонийское. Например, мы заказываем изделие, на гражданской фабрике его пошив стоит 200 рублей, а колония предлагает за 150. Думаем: на гражданской фабрике лучше качество, и сроки эта фабрика не срывает, как бывает в колонии. Если мне качество нужно и у меня сроки горят — лучше разместить на гражданской фабрике. А если сроки не горят, ну пусть они там немножко накосячат, ничего страшного, для спецодежды сойдет — тогда я размещаю в учреждении. Чистый бизнес. Если же они повысят цены и зарплаты заключенным, то заказов у них не будет, коммерсантам невыгодно будет работать в этих учреждениях. А ведь для них главное — вывести людей на работу, потому что очень тяжело отбывать наказание в замкнутом помещении, не работая».
«Я не утверждаю, что продукция «Восток-Сервиса» на зонах не шилась, я говорю, что у нашей компании нет договорных отношений с колониями»
«С чего им платить хорошие зарплаты? — удивляется Савелов. — Они шьют низкокачественные вещи, которые недолго носятся. Нельзя, например, халатик из бязи сшить за 200 рублей, в лучшем случае он будет стоить 30–50 рублей. Два года назад колонии вдруг взяли и подняли цены: вот мы шили у них за 150 рублей, они повысили цены на изделия до 200, и фирмы отказались размещать у них заказы».
На вопрос, как западные партнеры российской фирмы отнесутся к тому, что к ним придет продукция, изготовленная на зоне, где труд заключенных является, по сути, рабским, Юрий Савелов отвечает: «А наши партнеры не спрашивают, на какой фабрике пошита продукция, мы свою продукцию поставляем и в Прибалтику, и в Белоруссию. Вы что думаете, у них не используют труд заключенных? Мы — не социально направленные, это бизнес». Знает ли Савелов, что в западных тюрьмах заключенные работают только добровольно?
В телефонном интервью для The New Times Юрий Савелов просил представить его как члена президиума «Опоры России» и не упоминать, что он является президентом группы компаний «Сириус», которая, как и «Восток-Сервис», производит спецодежду. Но на следующий день в The New Times неожиданно позвонил пресс-секретарь «Опоры России» Алексей Соловьев. Он категорически заявил, что его шефа неправильно поняли и что компания «Сириус» на зонах не работает.
Экономика тени
Чего же вслед за Владимиром Головневым испугался Юрий Савелов? Почему компании скрывают свою коммерческую деятельность в колониях?
«Некоторые фирмы, работая на зонах, используют фирмы-однодневки, непрозрачные схемы, недоплачивают налоги. Они боятся светиться», — уверен предприниматель и бывший зэк Игорь Крошкин.
В качестве доказательства он приводит историю, которая произошла в ИК-6 Рязани, где он отбывал наказание: «Имея связи в швейном бизнесе, я предложил руководству колонии сотрудничать с Щелковской шелкоткацкой фабрикой, которая делает бронежилеты из кевлара. Они предложили ИК-6 выполнить заказ стоимостью 1500 рублей за бронежилет. Ударили по рукам. Потом вдруг появилась компания-посредник, так называемая «прокладка», которая предложила заказчику: работайте не напрямую с колонией, а через меня.
В результате колонии была предложена другая цена: 500 руб. за бронежилет. Я написал заявление в прокуратуру и сообщил, что колония соглашается на убыточный заказ и заключенные опять не получат нормальную зарплату». Никакого ответа из прокуратуры Крошкин, разумеется, не получил.
«Наши партнеры не спрашивают, на какой фабрике пошита продукция: мы поставляем товары и в Прибалтику, и в Белоруссию. Вы что думаете, у них не используют труд заключенных?»
Предприниматель Алексей Козлов, также бывший сиделец, уверен, что коммерческим предприятиям выгодно работать в колониях не только из-за откатов, которые здесь возможны, как и в любой другой отрасли российской экономики. Больше всего коммерсантов привлекают именно мизерные зарплаты заключенных и условия, на которых колонии получают коммерческие заказы.
А условия, если верить предложению, размещенному на сайте УФСИН по Астраханской области, самые что ни на есть выгодные: «относительно низкий уровень накладных расходов, особый режим охраны предприятий и их материальных ценностей, минимальные расходы на развитие социальной сферы».
Компании «Восток-Сервис», «Сириус» и «Техноавиа», работающие на швейных производствах в зонах, «Золотой лес» и «Лестранс», покупающие лес у колоний Республики Коми, где условия труда такие же, как и на лесоповалах Кировской области, — это всего лишь небольшая часть российского бизнеса, которая использует рабский труд заключенных и считает это вполне нормальным. Мы попытались пролить свет на эту часть отечественной экономики и нанести на карту российских зон названия хотя бы некоторых фирм, которые не гнушаются такого бизнеса.
Просим наших читателей, которые знают названия других фирм, сотрудничающих с колониями, где принудительный труд возведен в норму, присылать в The New Times информацию о них.
* Согласно 103-й статье Уголовно-исполнительного кодекса, «каждый осужденный к лишению свободы обязан трудиться в местах и на работах, определяемых администрацией исправительных учреждений». На администрацию возлагается обязанность трудоустроить осужденных. В 1997 г. исправительно-трудовые колонии (ИТК) в России были упразднены. Их заменили исправительные колонии (ИК), в которых труд, тем не менее, остался принудительным.
** На жилищно-коммунальные расходы, питание, одежду, гигиеническо-санитарное обеспечение плюс отчисления по гражданским искам.
Фотографии: Reuters
