На выставке Юрия Норштейна
и Франчески Ярбусовой в Государственном музее Востока можно увидеть, «из какого сора» рождается мультфильм мастера
|
Норштейна в Японии называют «сенсеем» — дань уважения к человеку, которого коллеги вот уже двадцать с лишним лет числят «лучшим аниматором всех времен и народов». Но обращение «наставник» можно понимать и буквально: изрядная часть японских мультипликаторов считает Юрия Борисовича своим учителем, он читает им лекции не реже, а то и чаще, чем в России. К тому же такое обращение определено этикетом, с тех пор как Норштейн получил из рук императора орден Восходящего солнца.
Награда была вручена в год, когда мультипликатор принял участие в большом международном проекте — фильме по циклу стихов Басё и его учеников «Зимний день». Японцы называют этот специфический жанр «рёнку»: садятся поэты в круг, первый — учитель, мастер — говорит свои три строки, а каждый следующий добавляет к этому свои две-три строки. «Можно сказать, что сама поэтическая мысль бродит по кругу поэтов», — говорит Норштейн.
Японский режиссер Кихатиро Кавамото задумал сделать анимационный аналог рёнку — раздать тридцать шесть строф цикла «Зимний день» режиссерам разных стран. Каждый делает свой 30-секундный фильм, без каких-либо ограничений стилистических, сюжетных, формальных. Норштейну достались первые три строки «Зимнего дня». Те самые, что сочинил Басё:
«Безумные стихи»… осенний вихрь…
О, как же я теперь в своих лохмотьях
На Тикусая нищего похож!
Для японцев Тикусай — персонаж практически реальный, они могут указать городок, где у него была аптекарская лавка (хоть он и не лекарь, а шарлатан). На деле же это фольклорный образ, человек, который прикидывается дурачком, освобождая себя тем самым от условностей, задаваемых жизнью.
Но вот чего японцы представить себе не могли, так это встречи Тикусая и Басё. Именно ее и устроил Норштейн. Как говорит сам мультипликатор — «по недомыслию», не зная, что этого быть не могло. Бродячие поэты в норштейновском сюжете встречаются, как в цирке клоуны — белый (сосредоточенно выбирающий вшей из своего кимоно Басё) и рыжий (юродивый Тикусай, слушающий в лесу деревья). Они хвалятся друг перед другом дырками в своем платье, а расставаясь, Тикусай срывает с головы Басё дырявую шляпу, взамен отдавая свою, целую… «Мне хотелось бы, чтобы от какой-то наивности, от комичности ситуации действие постепенно переходило в трагизм», — говорит Норштейн. И потому, пока Тикусай бежит за сорванной ветром шляпой, Басё уходит в противоположную сторону, преодолевая налетевший шквал…
Норштейн всегда подчеркивает, что его не стоит держать за знатока японской культуры. И тем не менее про его сюжет в «Зимнем дне» сами японцы говорили: если бы не знали, что фильм сделал европеец, никогда бы не поверили. А ведь Норштейн и его жена, соавтор, художник всех его фильмов Франческа Ярбусова отнюдь не стремились к этнографической достоверности: «Я бы попал в фальшивое состояние, если бы стал в себе искусственно взращивать чисто японские знаковые образы. Для меня важнее было попытаться возвратить себя в те состояния, испытанные мной, когда я мог, не задумываясь, ответить, почему мне так нравится японская поэзия, да и вообще японская культура — живопись, философия».
Как обычно, Норштейн считает свой фильм несовершенным: «Переводить хайку на экран — дело безнадежное. Всерьез рассчитывать на то, что можно сделать нечто хотя бы приближенно адекватное стихам Басё, наивно. Возможно счастливое совпадение, когда краткость равна сильному поэтическому результату».