Петр Офицеров: «Конвой был очень общительный»

Лидия и Петр Офицеровы

От областного суда до гостиницы идем пешком. Остановившийся водитель предлагает: «Может, я вас подвезу?» «Да тут недалеко», — отвечает Офицеров. «Ну смотрите, если что — я с удовольствием». По дороге отсидевший 22 часа из назначенных ему четырех лет Офицеров делится первыми тюремными впечатлениями. 

— Волнения не было ни капли, страха не было. Настороженность была. Когда Блинов начал говорить, я смотрел на супругу и особо не слушал. А вот когда итоговую часть читал, то сердечко бухало. Вижу, Светлана (адвокат Светлана Давыдова) начала нервничать, и понял, что важная часть пошла. А когда судья сказал «четыре года», «ограничение свободы», я не понял: мне что, условно? И тут смотрю — охрана входит. Тогда я все понял. Они встали, нас отгородили, я успокоился и спокойно пошел за Лидой. А когда уже повели, было совсем спокойно. 

Конвой был очень общительный. Когда мы уезжали, один сказал: не расстраивайся, дальше жизнь тоже будет. Я ответил: «Спасибо». И тут же меня в «ГАЗели» в «стакан» заперли — там колени вмещаются с трудом, все железное, и жарко. Я читал, что туда в наказание сажают. А Навального в салон этой «ГАЗели» поместили. Я говорю: Леха, ну что за хрень? Почему у тебя одни сплошные преимущества? Тебе и пять лет дали, и в отдельное помещение в машине посадили. А обратно уже его в «стакане» везли. 

В СИЗО тоже все время был спокоен: когда по коридору ходили, к медику. Как на работе. Мыслей типа «вся жизнь разрушена» не было. 

Сотрудники СИЗО интересовались: «Ну, что у вас в Москве?» Ну, я им рассказал: «У нас на Тверской дерево посадили такое — показываю размер — восемь миллионов рублей стоит». Они очень удивились. «А как выборы? Кто кандидаты?» — спрашивают. Я отвечаю: «Один оленевод, а другой у вас тут в соседней камере сидит. Остальные несущественные». «И что, за это посадили?» — «Да». 

Иду по коридору, держу руки в карманах, а офицер идет следом. Я говорю: «А руки же можно так?» Он говорит: «Вообще-то нельзя, вообще-то положено руки за спину». Я говорю: «Ну ладно, за спину — так за спину». Он начал было говорить, что пошутил, но я ответил: «Да ладно, правила есть правила». 

И вот единственная реакция была — я же понимал, что выхлоп какой-то должен быть, я же на психолога учился — вдруг увидел, что кожа как будто горит... 

Приходим в гостиницу, Петр разбирает сумку: 

— В нашей стране такие сумки должны быть у каждого. Их не нужно разбирать. Лежит себе такая удобненькая. Если что, сразу взял — и пошел. 

— Правила поведения оставляем? — интересуется Лидия Офицерова. 

— Да, оставляем, пригодятся, — соглашается Петр. — Они, кстати, уже пригодились. Я их изучил и по ним там торговался за каждую вещь со знанием дела. Правда, ничего не выторговал. Вообще, это получилась такая тестовая тюрьма. Теперь я знаю, что надо по-другому собирать. Кружка, например, неудачная. И надо будет составить список книг, которые туда взять. 

— Как там кормят? 

— Он сказал, готовят там чуть лучше, чем я, — улыбается Лидия. 

— Это я так сказал Лиде в шутку, — смеется Петр. — У нее такие глаза были — чуть ли не больше, чем когда меня забирали. Там утром каша овсяная на воде. А вечером они хотели меня тоже покормить, но я отказался. 

— С кем сидели?  

— Мне адвокат, которая ходила разговаривать с начальством СИЗО, передала, что я буду сидеть с «экономическими». Захожу в камеру, эти парни сидят. Какие они «экономические»? Один украл 3800 рублей, и второй примерно столько же. Они малолетки, ну я к ним и относился, как к детям. 

Зашел в камеру, кинул на койку вещи, расстелил, сел. Сижу. Книги же у меня забрали. У меня были две книги: «48 законов власти» и «Как найти идею». Сотрудник СИЗО полистал и сказал: «Слушай, давай так: эти книги явно не художественные, давай замполит посмотрит и скажет, можно или нельзя». 

И вот я сел, сижу. Час проходит, и я думаю: «Черт! Что, так четыре года сидеть, ничего не делая?» Смотрю — под потолком за решеткой радио, думаю: надо послушать. Телевизора нет, то есть он есть, но по очереди: очередь нашей камеры еще не пришла. Послушал радио. Это было радио «Маяк», Киров. И там передавали, что прокуроры обжаловали меру пресечения. Так что утром для меня неожиданности не было. 

— Честно, я до последнего думал что Леху отпустят, а меня оставят. Я даже думал сумку в камере оставить. Когда меня выводили и я понял, что везут в суд, сотрудник СИЗО сказал: «Ну что, все? Сегодня на «Вятке» (фирменный поезд Киров — Москва. — The New Times)?» А я говорю: «Да ладно, я, может, еще вернусь». Он: «Нет, уже не вернешься. Это точно». Я думаю: ничего себе, какой-то лейтенант — и все знает. 

Меня с утра назначили дежурным по камере. Их назначают по очереди, и вот меня назначили дежурным, а я слинял. 

Когда ехали обратно, сопровождающие шутили. Нас провожала целая делегация, стояли человек шесть. Разговаривали так вежливо: возьмите, распишитесь тут, крестик возьмите — у меня же его сняли, только алюминиевый можно, оказывается. 

Такие там правила. Сигареты, например, которые я с собой взял – мне объяснили, что они как валюта на зоне — пополам все сломали. Объяснили так: в них можно деньги пронести. А деньги — это все. С ними тут можно купить все что хочешь. «А свободу можно?» — спрашиваю сотрудника. «Нет, свободу нельзя. Хотя…» — и задумался...