«Ни один из нас сейчас не имеет права на нейтралитет»

Никто из присутствующих в зале суда удивления таким требованиям не высказал, но многие выглядели подавленными. Шанс на то, что сторона обвинения по крайней мере попросит переквалифицировать вменяемое преступление, был, конечно, призрачным, но все же был.  Кроме того,  в деле, которое многие называют политическим, из двух обвиняемых политик только один, и Офицерову, как считали некоторые наблюдатели,  можно было бы попросить более мягкого наказания. 

Свое решение судья начнет оглашать в 9 утра 18 июля. Почти две недели — в принципе, вполне достаточное время для описания и оценки всех представленных в процессе доказательств. Но обвиняемые и их адвокаты сильно сомневаются, что писать приговор будет лично Блинов. «Неважно какие у судьи Блинова переживания, какая у него внутренняя оценка процесса,  — заявил Навальный, выходя из зала заседаний, ожидавшим его журналистам.  — Он делает то, что делают все судьи такого уровня, когда принимают решения по политическим процессам — он берет флешку, вставляет ее в компьютер и распечатывает текст приговора» 

То, что сегодня происходило в Ленинском суде, классическими прениями назвать сложно. Хотя бы потому, что ни одна из сторон не пожелала высказать реплики на выступления оппонентов, как бы говоря: о чем спорить, когда все и так ясно? А когда адвокат Петра Офицерова Светлана Давыдова в своем полуторачасовом выступлении не раз апеллировала к прокурорам, те даже не удосужились поднять на нее глаза: Богданов демонстративно смотрел в сторону, а Черемисинов читал текст выступления Богданова, который он только что по идее должен был прослушать. 

Лицо судьи Блинова было, пожалуй, самым изучаемым и анализируемым объектом для зрителей процесса, но за весь день оно не выдало ни одной эмоции, которую можно было бы как-то однозначно трактовать. 

Прокурор Богданов в своем выступлении большими кусками зачитывал текст из обвинительного заключения, еще в самом начале процесса выложенного Навальным в Интернете и потому хорошо известного публике.  Разве что описывая показания свидетелей, он менял «заявил на следствии» на «заявил в судебном заседании». Впрочем, без ошибок (намеренных или нет – другой вопрос) не обошлось: так, заместителю губернатора Щерчкову Богданов приписал заявление о причиненном департаменту имущества ущербе со стороны подсудимых, хотя по воспоминаниям всех присутствовавших тогда в зале, ничего подобного чиновник не произносил. Неверно передал прокурор, как утверждают адвокаты, и показания некоторых директоров лесхозов. 

В историю процесса, впрочем, выступление гособвинителя войдет благодаря двум перлам: призыву «Давайте выйдем из мира фантазий и сказок!» и красноречивой оговорке, когда он назвал обвиняемых уже осужденными. «Ваша честь, — закончил Богданов,  — мы считаем, что наказание будет справедливым и соразмерным совершенному преступлению и послужит уроком другим». 

Его младший коллега Черемисинов специальную речь не готовил, во всем согласился с Богдановым, повторив, как эхо, последние слова о справедливости и соразмерности наказания.

Следом слово предоставили потерпевшим: для них с первой скамейки в зале перед началом прений приставы согнали фотографов. Два молодых человека, в одном из которых все узнали первого свидетеля на процессе – главу департамента госсобственности Павла Смертина – что-то живо обсуждали между собой, а когда к ним обратился суд, ограничились одной фразой: «Наша позиция не изменилась, мы согласны с позицией обвинения». После чего они попросили судью отпустить их «в связи с сильной занятостью». 

Услышав «не возражаю» из уст всех участников процесса, Смертин и его спутник поспешно вышли из зала через боковую дверь, ведущую в закрытый охраняемый коридор,  - им пользуются для того, чтобы пригласить еще не выступавших свидетелей, а также ввести или вывести арестованных. 

«Стыдно им небось стало» - услышал автор чью-то реплику за спиной. 

Те, кто следил за процессом, в речах адвокатов Навального ничего принципиально нового не услышали. Защита на протяжении всего процесса  настойчиво и последовательно доказывала, что не было ни хищения и растраты 16 миллионов рублей, ни покупки леса по заведомо заниженной цене, ни принуждения Опалева  к чему-либо, ни совместного с ним запланированного и совершенного преступления. 

«Все действия Навального не являются уголовно наказуемыми и не противоречат его полномочиям….  – в очередной раз повторила адвокат Михайлова. — В деле отсутствуют все элементы состава преступления по статье 160–й УК. Прошу вынести единственно возможное решение – оправдать».

«Я не оставляю надежды, что суд докажет – мы живем в демократическом государстве, где суд не зависит от власти», — заявил адвокат Кобелев. 

 «Мне тяжело выступать, потому что ни у меня, ни у подзащитного нет иллюзий относительно того, какой будет точка в процессе, — говорила Давыдова. — Я чувствую себя беспомощным человеком. Но я буду считать что выполнила функцию защиты, если у суда возникнет хотя бы малейшие сомнения в обоснованности обвинения».  

Блинов не меняет выражения лица. Он либо смотрит вниз, либо поднимает глаза на говорящего. На словах «если у суда возникнет хотя бы малейшее сомнение» он смотрел на Давыдову, однако утверждать, что такое сомнение у него возникло, было бы совершенным домыслом. 

Свое полуторачасовое выступление Давыдова закончила так: «Единственное, чем я могу помочь Офицерову, это повести себя как врач хосписа. Оказать ему моральную поддержку. Потому что я понимаю, что все что я говорю сейчас, наверное, бесполезно». 

Самым неожиданным, пожалуй, была демонстрация абсурдности предъявляемого подсудимым обвинения на примере газировки из кировской правительственной гостиницы, приведенная адвокатом Вадимом Кобзевым: «Гостиница, в которой мы проживаем, является КОГУПом. Бутылка газировки стоит там 50 рублей, а в соседнем кафе – 100 рублей. Продавая воду по заведомо заниженной цене, директор гостиницы совершает преступление? Если взять оборот за пару лет – там несколько миллионов найдется».

Зал оживляется.  «А продавщица вполне сойдет на роль подельника»,  - продолжает Кобзев.  — Да, это абсурдно и смешно, но если директор признается, что совершил растрату, то это будет абсурдно, но уже не смешно». 

Последние слова подсудимых были, как впрочем и ожидалось, манифестами. Навальный сначала извинился перед Офицеровым и его семьей за то, что они «оказались здесь совершенно случайно»: «Какие 5 лет? Какой миллион рублей? У него арестовали одну четвертую квартиры в Очаково. Вы мало того хотите, чтобы отец, единственный кормилец пяти детей оказался в тюрьме, так вы хотите еще его детей высадить на улицу? Я призываю даже в рамках очевидного политического заказа, политического процесса, тем не менее, все-таки не делать тех шагов, которые избыточны в рамках политического заказа. Офицерова в рамках этого заказа сажать не нужно. Я призываю всех это помнить, цель достигается и без этого».

А потом перешел к манифесту политическому: «Что касается самого себя, я могу сказать, что я на этом месте нахожусь, понимая почему я здесь. Я с этого места могу совершенно честно взглянуть в глаза любому человеку - своей защите, прокурорам, вам, секретарю суда, в эту камеру, вообще абсолютно любому человеку в этом зале, любому человеку, который смотрит трансляцию из этого зала. Потому что я знаю, что каждый человек, который смотрит эту трансляцию, следит за материалами дела, подойдет ко мне и скажет: «Алексей, ты невиновен». 

Я заявляю, что и я, и мои коллеги, мы сделаем все для того, чтобы уничтожить этот феодальный строй, который делается в России. Уничтожить систему власти, при которой 83% национального богатства принадлежит 0,5% населения.

Если кто-то считает, что я, услышав эти 6 лет и угрозы, куда-то убегу за границу или спрячусь где-то, очень сильно все ошибаются. Сам от себя я никуда не убегу. У меня другого выхода нет, и я не хочу заниматься ничем другим. Я хочу заниматься тем, чтобы помогать жителям своей страны, чтобы работать на всех тех людей, которые являются моими согражданами.

Я считаю, что ни один из нас сейчас не имеет права на нейтралитет. Ни один из нас не имеет права на то, чтобы уклониться от того, чтобы делать мир лучше. Мы не имеем права, потому что каждый раз, когда кто-то из нас думает «Давайте я где-то постою в сторонке, и просто все пройдет мимо меня, и я подожду», он просто помогает вновь тому отвратительному феодальному строю, который сидит, как паук, в этом Кремле.

Ну, не может быть такого бесконечно, чтобы 140–миллионная гигантская, самая большая в мире, одна из самых богатых стран в мире подчинилась кучке просто уродов, которые просто даже никто, они даже не олигархи никакие, которые просто путем хитрости, ума создали капиталы. Это просто какие-то ничтожные бывшие комсомольцы, потом они стали демократами, сейчас они стали патриотами, они захапали все. Это недоразумение, и это недоразумение будет исправлено нашим трудом».

Офицеров произнес манифест нравственный: «Я не скрываю, что волнуюсь. Безусловно, я хотел бы остаться на свободе. Но если бы пришлось бы вернуться в начало прошлого года, когда следователи приходили и разговаривали со мной, я бы сделал то же самое. Я не прошу снисхождения, потому что я не виновен. Вот на этой радостной ноте... Спасибо», – заявил он. 

Петр Офицеров с книгой Франца Кафки «Процесс», принесенной в зал суда одним из зрителей	Героем дня стал активист Александр из Нижнего Новгорода

Примерно после обеда все  вдруг обратили внимание на то, что один из присутствующих в зале – он сидел на втором ряду и был хорошо виден в камеру РАПСИ – демонстративно читает «Процесс» Франца Кафки – потертую книжку в бумажном переплете из серии «Азбука классики».  

Этого человека – активиста Александра из Нижнего Новгорода, потратившего, по его словам, на кировский процесс весь свой отпуск  – автор увидела после окончания заседания недалеко от здания суда. Он догнал руководителя пресс-службы Следственного комитета Кировской области Андрея Василькова, пожал ему руку и попросил передать свое уважение «тем кировским коллегам, которые закрыли первое дело Навального».