«Березовский был частью нашей жизни. И частью жизни Путина — тоже»

Мне это не важно. Сам факт, что он умер — гораздо важнее. То есть если бы я по-прежнему возглавлял «Коммерсант»*, то я бы, как и ты, крутился, выстраивал бы версии. А сейчас мне просто по-человечески плохо. Хотя я на него и сильно зол: он остался мне должен примерно $3 млн. Но ты же понимаешь: для очень многих людей, во всяком случае, нашего круга, Березовский — он был частью нашей жизни, наших размышлений, для кого-то — предметом неприязни. Ты с ним спорила, ругалась, писала о том, какой он такой-сякой, а я с ним работал. Собственно, я ему обязан тем, кем стал. Я думаю, что и Путину грустновато — он был частью и его жизни.

Вот мне, правда, неинтересно. И я про эту страну хуже думать уже не могу. Ну, еще одного они замочили, мне это не принципиально. После того как Владимир Владимирович Путин в Лужниках говорил, что «умереть мы обещали и клятву верности сдержали»**, после этого… Это чего у нас? Война? Кто это обещал ему умереть? Поскольку я человек, связанный со словом, для меня это все, финиш. Тем более опять никто ничего не докажет, это ясно. Могли убить? Наверное, могли…

Все говорят про письмо, которое он написал Путину. Кто знает, что в нем? Может быть, он пригрозил: сейчас расскажу всю правду. А если не хотите, то давайте, ребята, принимайте решения: мне 67 лет, я не могу жить в нищете, отдайте мои деньги. Человек в таком возрасте попал в финансовый край, когда он жил как приживалка то в доме бывшей жены, то у зятя. Ты это представь, да? «А можно, я еще пива куплю?» — «Ну ладно, пиво купи». — «А можно на такси?» — «Фиг тебе, а не такси, тут две остановки, на автобусе давай». Я утрирую, конечно, но, наверное, это чудовищно. И тем более в таком возрасте.

Какой там на х** бизнес?! У него ничего уже не было — одни долги.

Тот Борис, которого я знал шесть лет назад — совершить самоубийство не мог. А сейчас? Не знаю. Столько событий произошло за эти шесть лет. Убийство Литвиненко — и он наверняка знает больше, чем мы с тобой. Смерть Бадри (Патаркацишвили) — ближайшего ему человека… Я думаю, он действительно испугался. Плюс — финансовые проблемы после смерти Бадри. Я думаю, он подал в суд на Абрамовича ровно потому, что у него очень хреново было с деньгами. А поскольку Боря — человек азартный, он в этот суд вложил все: и то, что мог, и то, что не мог, и то, что у него было в сундуке на самый черный день — взял и отнес адвокату. Мне близкие ему люди говорили, что он вложил в суд свои последние деньги. И не только свои. Он же еще пул создал, потому что очень много людей были заинтересованы в его выигрыше — для того чтобы был прецедент: все те, кто заработал по понятиям, так, как это было в начале девяностых, и у кого отняли по понятиям в двухтысячных — они надеялись, что смогут принести свои дела в Лондон. Но лондонское правосудие проявило цеховую конъюнктурность, потому что им неохота ларечников из Кемерово рассматривать. Изящная версия? Изящная. Короче, за эти шесть лет произошло столько мрачных событий, плюс возраст, плюс резкая потеря денег. Человека это может очень изменить. Говорят, он одному из своих адвокатов еще две недели назад говорил: «Я не вижу смысла в жизни». Вот в это я верю. А какой смысл жизни для него, зная Борю? Влачить вот это существование?

Наверное, все письмо показать нельзя, а половину — как? А то, что Песков сказал — это была эмоциональная реакция. Это как раз свидетельствует о том, что его никто не убивал, потому что иначе был бы спланированный пиар. А он получился странный, очень невнятный. Понятно, что все эти передачи про Березовского на всех каналах — этого не могло бы быть без разрешения. Но профессионалу очевидно: информационное обеспечение этой смерти абсолютно не разработано.

Умер — это не повержен. Повержен, если бы он приехал сюда. Помнишь, у Оруэлла в «1984» главный герой сидит в кафе под каштанами: из него все выжали, он продал свою любимую женщину, у него ничего нет, и вдруг по радио объявляют, что разгромили Остазию. И он ощутил, что он радостно орет вместе со всеми. Последняя фраза романа: «Он любил Старшего Брата». Вот это повержен. А Борис? Нет. Он, наоборот, ушел из-под путинского правосудия. И в этом смысле можно даже сказать — героическая смерть.

Знаешь, когда он меня позвал на ОРТ — а я был офигенная шишка, генеральный продюсер информационного вещания, то есть я работал начальником программы «Время», он мне сказал: надо вернуть журналистов в нормальную чистую журналистику. Это было после выборов (1996 года). И недели три все было хорошо. А потом началось это дело «Связьинвеста». То есть еще вчера он мне говорил: «Немцов, Боренька, он такой молодец, газ Лукашенко отключил», проходит три дня: «Все, Немцова у нас в эфире не будет». Я говорю: «Как это?» — «Ну так, не будет». Я говорю: «А ничего, что он вице-премьер?» А Ельцин-то тогда болел, и мы про Ельцина тогда узнавали от Немцова, который, по сути, озвучивал деда. Я ему, Березовскому, говорю: «Борь, ну, извини, пожалуйста, крокодилы не летают. Значит, Немцов у нас как был, так и будет». Я даже не вникал, а что у них случилось, почему в субботу он был Боренька, а во вторник «в эфире не будет». И Немцов был у нас в эфире, конечно. Ну и через какое-то время Боря мне сказал: «Все, Вася, давай» — в смысле уходи. Тогда Боря под очень большим влиянием был Доренки, например.

Мог. Одно время на него очень влиял Невзоров. Миша Леонтьев. Была такая краткая любовь и с Кургиняном.

Это позже: эту любовь я не застал. Так вот, у меня обиды на него никакой не было, тем более что он дал мне дембельский аккорд: он меня назначил заместителем генерального директора всего ОРТ: я почти год ничего не делал — как не спился, до сих пор не понимаю. И я ушел перед кризисом 1998 года. А потом был «Коммерсантъ».

Я пошел делать главную газету страны. И мы договорились на берегу, что «Коммерсантъ» — это точечный инструмент, это микроскоп, им нельзя управлять как бульдозером. Я, между прочим, не с улицы приходил — из ЮКОСа. Помню, мы сидим у него в ЛогоВАЗе, он меня уговаривает, а я ему говорю: «Ребята, идите…, у меня у мамы день рождения, мама на улице ждет в машине — мы с ней едем в ресторан». Борис: «Как? Тебя ждет мама, ты к нам ее сюда не позвал?» Выбежал сам на улицу, маму мою вытащил из машины, цветы ей подарил, седой пианист, красавец, ей на белом рояле играл… Мама совершенно офигела — она в тот момент согласилась бы выйти замуж за Березовского. Ну, уговорили, короче. И я дико ему благодарен. Потому что это потрясающее было время. А потом он сослал меня на Украину, потому что его очень оторванная от жизни тусовка в Лондоне говорила ему: «Вася слишком много забрал власти» — я же был и главным редактором, и генеральным директором. Но я ему и за это был благодарен, потому что в 48 лет начать с нуля газету («Коммерсантъ–Украина») и за 14 месяцев — мы сделали всех на Украине.

Смотри: он у Яковлева купил ИД, по-моему, за $24 млн, ну долги с десятку там еще были. А продал Усманову за $250 млн. У нас был договор со сложной формулой: какой я процент получаю за рост стоимости до $100 млн, свыше $100 млн… Я ему предлагал подписать бумаги. А он мне отвечал: «Ну что ты, мы же одна семья». А потом сам же налетел на такую же ситуацию с Бадри, когда он считал, что все их активы 50 на 50, а оказалось, что ничего не оформлено.

Нет. Это был такой стиль бизнеса 1990-х. Когда Бадри кто-то говорил, что вот надо бы все зафиксировать на бумаге, он отвечал: «Да, этот парень жулик, но пока я жив, этому жулику даже во сне не приснится меня обмануть». Только Бадри эти слова — «Пока я жив» — выносил за скобки. А оказалось, что эти слова — главные. И когда его не стало, Березовский и оказался без денег — не потому, что его кто-то кинул, а потому, что ему никогда все эти детали, бумаги были неинтересны. Когда ему были нужны деньги на всякие его проекты, на политику, он брал столько, сколько ему было нужно. А всем управлял Бадри. И на заре капитализма так вели дела все — и Ходорковский, и Фридман, и Смоленский. Но они менялись: из детсада перешли в первый класс, во второй, в десятый. Научились все оформлять, раскладывать по папочкам. А Боря в эти «классы» не ходил, он другим увлекался.

Просто деньги у него всегда были, он и не знал, сколько у него — несколько миллиардов, а сколько точно — его не интересовало. Он считал, что Бадри всем рулит. А оказалось, что и Бадри такой же. Я на этом — «мы одна семья» — накололся, но и он также — по нему этот принцип ударил страшно.

Да, я тоже как-то так его впервые увидел. Березовский потом говорил, что Абрамович — его самая большая кадровая ошибка.

Я про такое письмо не слышал. Но близкие Борису люди мне говорили, что Абрамович сократил сумму выплат по судебным издержкам, которые был должен ему Березовский.

Ну, эту проблему они решили простенько, но эффективно: назначили Таню (Дьяченко — младшую дочь президента Бориса Ельцина) официальным советником Ельцина. И Коржаков испарился.

У Бори действительно была гениальная интуиция. Когда они работали еще дилерами АвтоВАЗа, он пришел и сказал: «Будем выкупать все «Жигули», которые есть в АвтоВАЗе, на год вперед».Они вынули все свои заначки, вынули сбережения своих мам из-под подушек и матрасов, продали дубленки своих жен и все вложили в эти консервные банки под названием «Жигули». В этот момент экономика перешла на доллары, рубль обвалился, а цена на «Жигули» зафиксировалась в твердой валюте. И вот тогда — как у Вилли Старка из «Вся королевская рать»: «В кармане зашевелились бумажные деньги». Так он сделал свои первые миллионы. А империя его начала создаваться на телевидении: тоже все говорили — «какое общественное телевидение»? А Боря с ним носился. Потом — «Коммерсантъ», который был убыточен и который был всем должен. Борис сказал такую фразу: «Кто владеет «Коммерсантом», тот и выиграет выборы». И ведь действительно: он владел ИД и выиграл выборы 2000 года. Но в эмиграцию его отправили не Таня с Валей и Волошиным — Путин. Он велел, и — все. И Борис мне сам рассказывал, как он научил Путина вот этому «велеть» — в отношении Гусинского. Гусинский пришел к Путину — о чем-то договариваться. А Березовский сказал: «Гони его поганой метлой!» Путин: «А разве можно?» — «Ты — президент, почитай Конституцию, ты можешь все». Так Боря научил Путина, и ровно это тот и сделал в отношении своего учителя — велел погнать. И его погнали. Понимаешь, Березовский был игрок. Только его казино была политика. А известно: если человек играет в казино серьезно, то он рано или поздно обязательно крупно проигрывает. Выигрывают только те, кто заходит в казино развлечься, для прикола — они могут раз зайти и выйти с большими деньгами. А настоящие игроки обязательно в конце концов остаются с голой ж***ой. Боря на интуиции выигрывал миллион раз, но человек с гениальной интуицией не обязан быть еще и очень умным, и потому в итоге он приходит к краху, и конец — тот, который есть.

Мне просто физически неприятно, что так все кончилось. Но я вижу в этом логику и считаю, что для Бори это лучший исход. Хотя я осиротел.