Неёлова изменила «Современнику»

В Театре Наций нет своей постоянной труппы: актеров собирают из разных театров на каждый спектакль путем кастинга. Труппы нет, но команда театра уже сложилась: в репертуаре активно заняты Чулпан Хаматова, Юлия Пересильд, Дмитрий Журавлев, Евгений Ткачук, худрук театра Евгений Миронов. Репертуарная афиша составлена в основном из авторов зарубежных — Камю, Мариво, Стриндберг, хотя точкой отсчета для нового театра стали «Рассказы Шукшина», до сих пор возглавляющие список хитов. Здесь ставят спектакли дорогие, рассчитанные на изысканную, но, как кажется, не слишком театральную публику. Скорее это театр для новых буржуа, способных купить билеты за весьма внушительную сумму и соответственно оценить предложенный за эти деньги театральный деликатес.

Никакой политики — хотя появление на сцене таких артисток, как Чулпан Хаматова и Лия Ахеджакова, невозможно без общественно значимого контекста. Особняком в репертуаре театра стоит абсолютный эксперимент Андрея Могучего «Circo Ambulante» — головокружительная густонаселенная антиутопия, в которой Лия Ахеджакова играет Дон Кихота в женском обличье и свой страстный монолог о гражданском и человеческом долге обращает прямо в зал. В какой-то степени фантасмагорию Могучего о маленьком острове, порабощенном мелким диктатором, о народном смирении и народном гневе, о роли личности в истории бунта, о гражданском бесстрашии и отваге можно назвать политической аллегорией. Кстати, примечательно, что именно этот спектакль пользуется особым вниманием западной публики, которая в отличие от нас легко считывает язык метафор и обобщений.

Новая работа — «Стеклянный зверинец» по пьесе «американского Чехова» Теннесси Уильямса, автора безумно популярного в советском театре, но виртуозно купированного советским переводом. Советский Уильямс был освобожден от секса, алкоголизма, психопатии и религии, но зато щедро наделен социально-идеологическими функциями, каждая его строчка кричала: жизнь на Западе — не сахар! «Стеклянный зверинец» — это камерная семейная автобиографическая драма, в которой герой стремится вырваться из провинциальной убогости, разорвать пуповину, связывающую его с полусумасшедшей одинокой матерью и больной сестрой-хромоножкой.

Роль матери Аманды — из разряда бенефисных для нестарой, но, скажем так, взрослой мощной актрисы, умеющей держать зал и виртуозно справляться с бесконечными монологами, способной вызвать и жалость, и восхищение одновременно. Не боящейся быть смешной, некрасивой, нелепой и немолодой.

Марина Неёлова — из тех актрис, что всегда готовы к подвигам. И таких подвигов она в своей профессиональной жизни совершила немало. До сих пор не перестает поражать своей актерской самоотверженностью: как прыгунья Исинбаева, в каждой роли словно переставляет планку на одну-две риски выше — и почти всегда берет новую высоту. Свой невероятный диапазон она выстроила себе сама. От забитой провинциальной «окающей» девочки Оли из спектакля «Спешите делать добро» по Михаилу Рощину до королевы Елизаветы из Шиллера, от комической Марьи Антоновны из «Ревизора» до чеховских Маши и Раневской, от несгибаемой Евгении Гинзбург в «Крутом маршруте» до маленького, писклявого, лысенького Башмачкина — это все Неёлова, у которой, кажется, не было ни одного провала за всю жизнь, начиная с первой роли — Вероники в «Вечно живых». Даже в проходных спектаклях, в приглаженных советских пьесах Неёлова вытягивала роли, превращая их в события. Эта установка на успех роднит ее с Раневской, не случайно их связывала — таких разных и по возрасту, и по амплуа — долгая крепкая дружба. Раневская словно почуяла в ней родную душу, способную силой своей энергии и чувства пробивать зал.

Неёлова никогда не покидала сцену «Современника» — в этом смысле она на удивление консервативна и привязчива, охотой к перемене мест не озабочена. С театром она расставалась на несколько лет, когда вынуждена была вслед за мужем-дипломатом покинуть страну, но и все. Так что «Стеклянный зверинец» — первая «измена» Неёловой своей альма-матер.

Волновалась невероятно. Чужая сцена, чужие люди, много текста, режиссер — недавний дебютант (Туфан Имамутдинов). В это же время в «Современнике» идет сложнейшая работа по восстановлению спектакля «Играем… Шиллера!», где у Неёловой центральная роль — королевы Елизаветы. С Уильямсом актриса уже встречалась — Кирилл Серебренников специально на нее делал в «Современнике» «Сладкоголосую птицу юности», драму о стареющей голливудской звезде. На ролях матерей Неёлова тоже уже собаку съела: вот и сейчас параллельно играет в родном театре семейную драму о матери и дочери — «Осеннюю сонату» Бергмана.

Что привлекло ее в Аманде — нелепой суетливой комической старушке в больших круглых очках и бесформенной ночной рубахе? Невероятный свой диапазон демонстрирует в этой работе Неёлова. Голос ее то дрожит фальцетом, то заливается колокольчиком, то переходит на властный бас, на стальную непримиримость. Одинокая и не выносящая одиночества, несчастливая, оскорбленная и брошенная мужем, находящая спасение в собственных фантазиях и воспоминаниях, которые тоже больше похожи на фантазии. В этой роли Неёловой пригодился ее природный талант рассказчицы: остроумной, искрометной, схватывающей характеры персонажей на лету. Аманда все время говорит, сюжеты бьют из нее фонтаном, на ходу бросается один и тут же возникает другой, и эта цепь бесконечных сказок не кончается никогда. В спектакле много красоты и воздуха, сцены словно выныривают из ностальгической дымки, вслед за яростными стихами Джима Моррисона, с помощью которых Том переворачивает страницы своих воспоминаний.

Ключевое слово спектакля: «Вырваться!» — из пустоты и бессмыслицы, из одиночества, из рутины безвременья, из пошлости и нищеты, из душных стен, пропитанных болью и тоской по лучшей жизни.

Прекрасен дуэт Марины Неёловой и Евгения Ткачука (Том). Весь первый акт они словно кружатся в стремительном танце, опрокидывая на зрителей водопад чувств: от раздражения и почти ненависти до пронзительной нежности, на которую способны только безоглядно любящие друг друга люди. Лучшие моменты спектакля связаны именно с этой парой — матери и сына, чувствующих друг друга на каком-то подсознательном уровне.

Второй акт дарит актрисе Неёловой чудо превращения, ее героиня словно возвращается в свою кантри-юность: воздушное платье из сундука, легкомысленный шиньон кудряшками, хриплая пластиночка из патефона и пробивающий крышу реальности дождь… Вот если бы второй дуэт — дочери Лауры (Алла Юганова) и ее нежданного принца Джима (Павел Кузьмин) хоть на малую толику приблизился к уровню первого, цены бы этому спектаклю не было…