«Отличительная особенность нашей жизни, — сказал Заибан в речи по поводу приближающейся второй ступени псизма, — это неудержимая динамика. Мы идем вперед, намного опережая свой зад».
Александр Зиновьев. «Зияющие высоты». 1976
На недавней конференции в Ярославле один из региональных начальников, пытаясь вписаться в политологический дискурс мероприятия, а заодно не отклониться от генеральной линии, в начале своего доклада процитировал идеологически проверенного Ивана Ильина (любимого философа Владимира Путина и Никиты Михалкова) и фрагмент из статьи Дмитрия Медведева. Старые принципы не ржавеют: точно так же когда-то сначала цитировали классиков марксизма-ленинизма, а затем приводили к месту фрагмент из последнего отчетного доклада генерального секретаря.
Россия — старая идеократия, то есть страна, управляющаяся идеями. Русский философ Федор Степун как-то высказался в том смысле, что демократия, безусловно, очень несовершенна, но она в любом случае лучше идеократий, к числу которых он относил нацистскую Германию и Советскую Россию. От поисков русской идеи отечественные идеологи быстро перекинулись к написанию «Краткого курса истории ВКП(б)», придумыванию хрущевских идеологем (о том самом поколении, которое будет жить при коммунизме) и изощренной софистике брежневских лет. Как-то, зачитывая вслух текст будущего доклада, Брежнев спросил у одного из ближайших спичрайтеров: «Юра, а что такое общий кризис капитализма?» — «А х.. его знает, Леонид Ильич», — честно ответил советник.
Ровно эту фразу можно сказать по поводу любой из идеологем a` la russe — от горбачевского «ускорения» до сурковской «суверенной демократии».
Покупайте российское!
Русскую идею никогда нельзя было поймать за хвост, отлить в четкую формулу, разобрать на запчасти — она нематериальна, разлита в воздухе, ее трудно персонифицировать. Ну разве что усы Михалкова приделать к лицу Суркова, а его изощренные мозги вложить в голову простого ярмарочного русского мужика с вытатуированным на левой груди профилем Сталина — и тогда получится нечто вроде нового русского идеолога. Большой ясности это не дает, хотя за «нулевые» путинские годы народ заново научили родину любить, внешних врагов ненавидеть, уважать православную церковь и «Газпром», с недоверием относиться к гастарбайтерам, а также украинцам, грузинам, прибалтам, полякам, американцам и прочим либеральным атлантистам. Если либерализм — то «оголтелый», если 90-е годы — то «лихие». Если кризис — то «импортированный из-за рубежа». Кажется, это и есть новая русская идеология. Покупайте российское!
Поиск идеологии — это как поиск «точек роста» в экономике. Их нельзя «назначить» указом президента. Так и идеология, сколь интенсивно ее ни формулируй, не придумывается искусственным путем. Поэтому в начале 90-х конкретные шаги по реформированию экономики вполне заменяли идеологию. Правда, случались и выразительные идеологические эволюции. Самая яркая — черномырдинская: от «Я за рынок, а не за базар» (1992) до «Занимались монетаризмом — и будем заниматься» (1996).
Хотя попытки вырастить идеологию в пробирке были: во второй половине 90-х придумывалась аж национальная идея, помощник президента Георгий Сатаров даже представил в 1997 году книгу на эту тему. В начале «нулевых» пытались сшить новое идеологическое платье для Путина. На решение этой нетривиальной задачи были брошены мощные интеллектуальные силы — от Виталия Найшуля до Симона Кордонского. Но «выпарить» из интеллектуального бульона идеологию, которая была бы удобоваримой и съедобной для большинства простых россиян, оказалось задачей нерешаемой.
Тем не менее, пока Путин осматривался и входил в новую роль, его речи, подготовленные умными людьми, были рациональны и либеральны. Тогда, например, возникло богатое словосочетание, правда, быстро забытое — «диктатура закона». Новый президент выступал против вмешательства государства в экономику, призывал идти тем путем, которым идут все цивилизованные народы. Все это не входило в противоречие с новым лозунгом укрепления российской государственности. Вместо идеологии имелся конкретный план экономических преобразований, известный как «программа Грефа». Ничего из этого потом не понадобилось. А в свои речи президент стал привносить все больше «личного». Тогда-то и появились известные высказывания типа «допускаю, что мы с народом ошибаемся» (о возвращении сталинского гимна) или слова о «величайшей геополитической катастрофе» (развал СССР). Лозунг «удвоения ВВП» пародировал хрущевское «догнать и перегнать», что вполне соответствовало привычной матрице догоняющего развития России, а понятие «стабильность» прямо отсылало к брежневской «стАбильности» — с ударением на первый слог.
Один из тогдашних кремлевских идеологов, отчаявшись, проделал над текстами Путина нехитрую операцию: выбросил весь спичрайт и оставил «отсебятину» президента. Очищенная от всего «лишнего» бумага легла на стол главы администрации Александра Волошина. Получилась совсем не та идеология, которую пытались продать Владимиру Путину.
Слова местами поменяли
Природа не терпит пустоты. То, что произошло со страной в конце первого — начале второго срока Путина, надо было как-то назвать. Прижился только один термин, столь же многозначный, сколь и пустой: «суверенная демократия», позволившая Владиславу Суркову занять пустовавшую вакансию современного Михаила Суслова.
Требовались и иные опоры: например, авторитеты. Таким авторитетом стал для высшего руководителя философ русской эмиграции Иван Ильин, известный своей жесткой националистической публицистикой. Когда при Дмитрии Медведеве пришло время смягчать нравы, администрация президента внезапно и обвально заинтересовалась другим русским философом — Борисом Чичериным. В дни его 180-летия в 2008 году глава администрации Сергей Нарышкин прислал в Институт философии РАН приветственное письмо, а известный ныне философ и политолог Леонид Поляков в статье, опубликованной на сайте «Единой России», отметил актуальность идей Чичерина, порицавшего либерализм уличный и утверждавшего либерализм охранительный. Но дальше этих поминальных мероприятий дело не пошло: новый Маркс-Энгельс-Ленин так и не родился.
Медведев же взял на вооружение идею технологической модернизации и инновационного развития, подкрепив идеологемы образом человека, все время нажимающего кнопочки на компьютере. Слоган, который был выбран, пародирует берлускониевское Forza, Italia! и заодно название политического движения «Вперед, Россия!» ныне покойного Бориса Федорова. Только слова местами поменяли...
Что ж, ничто не ново под русскою луною: «Под знаменем марксизма-ленинизма, вперед, к победе коммунизма!»
«Идеология — это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием, но сознанием ложным. Истинные движущие силы, которые побуждают его к деятельности, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы идеологическим процессом».
Фридрих Энгельс
