«Айсберг тронулся»

«Что сказать по поводу моего ареста? До сих пор не понимаю, за что мы все сейчас в СИЗО сидим. Массовых беспорядков 6 мая не было, даже в законе написано, вернее в комментариях к нему, что можно считать за беспорядки. Они должны сопровождаться поджогами, уничтожением имущества и т.д. Разве все это было тогда на Болотной? Или я чего-то не помню? С точки зрения следствия все мы совершили преступления против государственной власти, так даже в постановлении об аресте написано. Что за бред! Или сегодня сходить на санкционированный митинг запрещено? Вот этого всего я понять никак не могу. /.../ А в общем, все нормально, дни идут. Ребята письма присылают. Единственный минус — здесь с книгами проблема большая. /.../ Посмотрим, как наши дела в дальнейшем развиваться будут. А пока, я думаю, нужно просто верить в правду. Еще раз спасибо за поддержку. Степа».

«У меня все хорошо. /.../ Скоро будет суд, но я пока к нему не готовлюсь. Сейчас стараюсь восстанавливать силы. Я иногда думаю, как буду жить на воле. Спасибо, что пишешь мне о моей кошке. Мне она иногда снится. Она прожила у меня пять лет. Она меня лечила, забирала негативную энергию. Она меня, конечно, помнит. /.../

Этот год, год Дракона, тяжелый для меня. Все жду, когда он закончится (13 января). После этого будет лучше, возможно, все хорошо закончится. Я в это верю, но будущее для меня скрыто, я стараюсь сам влиять на него. Чем тяжелее в этом году (2012), тем легче мне будет в последующие 11 лет. Это обнадеживает. Ну все, пока, бумага закончилась. Миша».

«Прочитал «Праздник…» Хемингуэя. Шикарная книга, шикарный писатель. Обязательно прочитай «По ком звонит колокол» (и посоветуй кому-нибудь). Начал Маркеса, вещь про человека, оказавшегося за бортом корабля. Рассел пока идет тяжело. Там пошли философы, более близкие к нашему времени, и над каждой главой нужно садиться и крепко думать. Остановился прямо перед Руссо (и после Беркли с Юмом). Тяжеловато воспринимать их в комментариях, а не в оригинале. Латынь снится мне в кошмарах. Пока изучаю существительные — склонения, падежи, легион разных окончаний. Жесть, но что-то в языке Цицерона и Суллы есть. /.../

Любовь побеждает все. Твой Леша».

«Подозреваю, что к нашему делу приковано большое внимание. Пока еще неизвестно, что играет большую роль во всей этой показухе: то ли личные пожелания г-на Путина, то ли особое рвение руководства следственных органов, стремящихся выслужиться перед властью. Тем не менее абсолютно не случайно то, что выбраны для процесса случайные люди (простите за тавтологию). Сам фактор «случайности» в политически мотивированном деле должен, по мнению карателей, сыграть наиболее действенный эффект, предупредив миллионы наших граждан об опасности поддержки оппозиции. Тем более что уличная активность ввиду отсутствия иных рычагов воздействия на режим (парламентских и президентских выборов нам ой как долго не видать, а на региональных действует чудесный муниципальный фильтр) остается единственной формой выражения протеста против политики руководства страны. И на пресечение этой активности направлены все меры начиная от поправок в КоАП о нарушениях во время проведения массовых мероприятий и кончая показательными репрессиями по отношению к фигурантам «Болотного дела» и дела «Анатомии протеста-2». Увы, за последние века наверху мало что изменилось: власть продолжает желать видеть в своих гражданах безмолвных подданных. Айсберг, правда, тронулся. Народ наш, как известно, долго запрягает, да лихо едет. А потребность России в нормальном цивилизованном национальном государстве возрастает с каждым днем все больше и больше. Так что глянем, что будет.

Общество же наше не должно бояться происходящего, ведь муки совести за насилуемую страну гораздо хуже заточения в тюрьме. А еще у всех нас есть дети. Вряд ли мы хотим в будущем оправдываться за тот ад, который мы им завещаем.

Поэтому всем желаю бодрости и крепости духовной».

«Спасибо, что беспокоишься за мое зрение, и отнюдь не ты один. Что-то да вижу, «даже» могу читать. Пока? Но замечу, что мне повезло: огромному числу заключенных хуже, чем мне, а к их делам нет такого внимания общественности; в той же больнице Матросски увидел немало тяжелобольных людей, которые не сегодня завтра могут откинуться… но суды стабильно продлевают им арест… Ну, а бояться ничего не надо, страха от нас только и ждут. Однако же фарш через мясорубку обратно не прокрутишь!

Ты пишешь, что кого-то задержали? Не хватает мне здесь новостей! Я прошу всех, кто пишет: шлите нам информацию по политзаключенным, по арестам, провокациям, уголовкам в отношении общественных активистов. Даже о «Болотном деле» я узнаю мало нового.

За переживания, конечно, благодарен, но у меня складывается впечатление, что «болотных узников» жалеют. Хочу верить, что я ошибаюсь. Сочувствие, поддержка — но только не жалость!

«Болотное дело», так же как и «дело Pussy Riot», есть проявление личной мести нефтегазового царя, возникшей из-за абсолютно искренней обиды, из-за искреннего непонимания таких, как он: как можно в наш век думать о чем-то ином, кроме наживы? Максимизация прибыли, извлекаемой из всего возможного и невозможного; офшорные счета, сформированные из 70-процентных откатов и подрядов от государева двора; показная, а равно скрываемая роскошь на фоне кричащего неравенства и бесперспективности — все это важнее, правильнее, эффективнее, чем школы и вузы, дороги и ЖКХ, самоуправление и свобода выражения. С точки зрения правящего режима, а шире — политического прикрытия всего глобального капитализма, непонятен, а оттого опасен человек думающий, творящий, бунтующий. Они будут и дальше давить, но давить по-умному, сочетая кнут и пряник и, главное, пытаясь убедить общество, что репрессии проводятся в его же благо. Ожидали ли наверху, что Город восстанет? Это неважно. Важно то, что образованный класс, рассерженные горожане потянули за собой самые разные слои общества. Очень надеюсь на то, что интеллигенции, менеджерам, студентам — короче, людям умственного труда хватит мужества со временем из бунтарей не стать реакционерами! Болотно-сахаровские супермитинги, события 6 мая, наблюдения за выборами, гражданские проекты вообще — лишь начало великих общественных преобразований. Русский интеллигент, как и не раз до этого, предстает перед выбором: сделать обществу благо (возможно, и принеся себя в жертву) или спасовать, уйдя в обывательщину или реакцию. Ну а то, что соединение «Болотки» и «Уралвагонзавода» станет убийственным для кооператива «Озеро» — притча во языцех. И напоследок: прямая обязанность армии, полиции и спецслужб — защищать народ, оборонять конституционный строй, стоять на страже прав и свобод граждан. А не охранять кучку клептократов! Впрочем, не зря режим в последнее время ставит на неклассические институты: МЧС, кадыровцев, частные корпорации (военные).

P.S. Всё будет! Мы победим».

Куском асфальта разбило лицо моему знакомому Леше Савельеву. Люди на площади были напуганы, многие хотели бы уйти, но было некуда — ОМОН все делал, чтобы не дать разойтись. Многие в тот момент уже пострадали, кто-то в крови, кто-то без сознания, как Женя Шипилов, который лежал за цепью ОМОНа. Я не знал тогда его, пытался пробиться к нему, потому что видел, что его бросили. Из-за этого меня и задержали, видимо.

С пресс-картой я прорвался через первые две цепи полицейских в черных доспехах, но был отброшен назад другой шеренгой. Я вышел на Малый Каменный мост — там стояли автобусы, к которым подводили задержанных, работали полицейские видеооператоры, рядом стоял человек в черном жилете с желтой надписью на спине «Следственный комитет». Периодически в толпу врывались черные клинья, вырывали людей и уходили с ними обратно. В один из таких моментов я не успел увернуться и получил удар дубинкой по спине. Дубинка прилетела мне как бы случайно. Окружающим досталось, и мне заодно.

Журналистами, которые снимали сидячую забастовку, толпа с провокаторами продавила оцепление. И дальше мы так и оставались за спинами сотрудников полиции. Тогда в нас и полетели камни: все, что не долетали до шеренг полицейских, пикировали в нас. Два — в меня. От одного пришлось прыгать на землю, второй я рефлекторно отбил пластиковой насадкой на объектив. Эти камни — самое страшное, что я видел 6 мая.

Омоновец отбросил кинутый из толпы файер, и он по касательной задел меня: я стоял с камерой на его пути.

В омоновцев постоянно летели горящие файеры, они их поднимали и швыряли обратно в толпу. ОМОН работал дубинками, забирал демонстрантов, люди отбивали задержанных. Конфликт нарастал, и стали вписываться «кузьмичи» — дядьки простые, которые стояли и охреневали. Задержали меня так: я снимаю и вижу, как к важному товарищу в звании, кажется, полковника подбегает дедок и кричит: «Что вы делаете, это противозаконно, что ваши бойцы делают?!» В ответ от офицера он получает пинок со словами в духе: «Если не хотите получать, надо было дома сидеть». Только он это грубо и с матом сказал. Тут-то я и всунул свой комментарий: «Вы офицер или кто?» По его приказу меня задержали. Отпустили, когда пресс-карту показал.