В разгар экономического кризиса в Российском научном центре «Курчатовский институт» (бывший Институт атомной энергии) решили провести сокращение штатов. Среди прочих собрались уволить старенького доктора наук, на работе почти не появлявшегося. Пригласили поговорить, из уважения к прошлым заслугам не стали даже объявлять об увольнении, а предложили обдумать такую перспективу. «Ему бы покивать молча, так бы и продолжал работать. Никто бы его больше трогать не стал, — со смехом рассказывает один из сотрудников Курчатника. — Но дедушка встал в позу: «Увольняйте!» Стали оформлять и тут выяснилось, что доктор многие годы не брал отпуска. Пришлось выплачивать отпускные, так он таких денег никогда в жизни не видел! Сэкономили, называется».
Модернизация за копейки
Слова Дмитрия Медведева о том, что ядерные технологии — один из пяти стратегических векторов экономической модернизации страны, ученые должны были бы встретить с ликованием. Но его не наблюдается вовсе. Из уст российского руководства такого рода заявления звучат периодически, однако на жизни научного сообщества это никак не отражается. В постиндустриальную эпоху стипендия российского аспиранта — 1500 руб., младший научный сотрудник академического института получает 10–12 тыс. рублей, старший — 15 200, ведущий — 17 500 плюс 3 тыс. рублей за кандидатскую и 7 тыс. — за докторскую.
В том же Курчатовском институте, находящемся в ведении Роснауки, оклады значительно ниже: 5100 плюс 6% — старшему научному сотруднику, 5400 плюс 5% — начальнику лаборатории. В кузнице научных кадров, физтехе, доцент получает 7500 руб., а профессор — 10 500.
Выручают приработки. «Есть и контракты под конкретные программы, и гонорары за публикации, и гранты», — объяснил The New Times сотрудник Курчатника. Гранты идут по линии Академии наук, Министерства образования и науки, Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ). Это — крупнейший грантодатель, но с 1 января 2010 года грантовая система в России будет де-факто уничтожена, так как вступят в силу поправки, внесенные в Бюджетный кодекс еще в 2007 году. Они меняют систему отчетности по грантам: теперь результат научной работы придется оценивать по тем же критериям, по каким оценивают результаты какого-нибудь производственного предприятия, что представляется полной бессмыслицей. С 28 августа по 9 сентября ученые собирали подписи под обращением к Дмитрию Медведеву против поправок и в защиту РФФИ и Российского гуманитарного научного фонда, бюджеты которых в 2009 году были урезаны на 30%. Среди подписавшихся под письмом — 500 докторов наук, среди них 16 академиков, 26 член-корреспондентов РАН. Реакции из Кремля пока не последовало, если не считать таковой публикацию президентской статьи «Россия, вперед!» «Когда шел сбор подписей, я разослал обращение 40 коллегам, подписались 3–4, — говорит один из инициаторов кампании. — Потом встретил старого приятеля из Курчатовского, спрашиваю: «Ты чего не ответил?» А он мне честно: «Боюсь. До Медведева письмо не дойдет, и подписи наши лягут на стол Ковальчуку (директор Курчатовского института)».
Система грантов хоть как-то позволяет работать, но совершенной ее никак не назовешь. В июне 2009 года научный сотрудник Физического института РАН Евгений Онищенко опубликовал на сайте polit.ru статью, в которой рассказал, кто является получателем грантов, выделяемых Министерством образования и науки. В списке, например, фигурирует ОАО «Межведомственный аналитический центр». С 2005 года этот центр подал 19 заявок и выиграл 19 лотов (грантов) на сумму более 250 млн рублей. Такая невиданно высокая результативность насторожила Онищенко. Ларчик открывался просто: оказывается, в совет директоров центра входил сам министр образования и науки Андрей Фурсенко. В списке того же центра Онищенко обнаружил и замруководителя Федерального агентства по науке и инновациям Инну Биленкину.
Склеить разбитый кувшин
«Я определил пять стратегических векторов модернизации», — с раздражением повторяет слова Медведева сотрудник Курчатовского института. — Что значит «я определил»? С кем он советовался? Последние 10–15 лет исследованиями в области ядерной физики государство вообще не интересовалось». Это не совсем так. В документах «Приоритетные направления развития науки и техники в РФ», подписанных Владимиром Путиным в 2002 и 2006 годах, о ядерных технологиях действительно не было ни слова, но этим летом (18 июня) Дмитрий Медведев на первом заседании Комиссии по модернизации в Лаборатории Касперского назвал ядерные технологии одним из пяти приоритетных направлений инновационного развития страны. Второе заседание комиссии прошло 22 июля в Сарове, где находится Российский федеральный ядерный центр. Здесь ученые из уст главы Росатома Сергея Кириенко услышали следующее: «Комплекс, который когда-то создавался при реализации первого атомного проекта, со временем распался на различные институты и различные ведомства. Сегодня, видите, институты с названиями теоретической физики, экспериментальной физики и подобные-подобные находятся как минимум в трех ведомствах: Росатоме, Роснауке, Академии наук. Наше понимание, честно говоря, что их надо соединять все в один центр». При этом Кириенко с несвойственным российским чиновникам великодушием заявил, что Росатом на новый единый центр не претендует: «Мы готовы сделать это под Роснаукой».
План Кириенко не на шутку встревожил ученых центра. «Я слабо верю в возможность склеить этот разбитый кувшин, — говорит собеседник The New Times. — Да и прошли времена советских наукоградов, подчиненных одному ведомству». Будущее кириенковского проекта прояснится в конце сентября, когда в Кремле состоится очередное заседание Совета по науке, технологиям и образованию. К нему уже сейчас активно готовятся президиум Академии наук и Счетная палата.
Инновация из 60-х
«Следующим шагом является быстрая энергетика, атомная энергетика, энергетика на быстрых нейтронах, — сказал на заседании в Сарове Кириенко. — Здесь у нас уникальный задел, лучший в мире, поскольку в России действует сегодня единственный в мире коммерческий реактор на быстрых нейтронах, это БН-600 на Белоярской атомной станции». Действительно, все АЭС мира работают на тепловых, а не быстрых нейтронах. Топливом им служит уран, запасов которого при нынешнем уровне потребления хватит на 50–100 лет. Реакторы на быстрых нейтронах хороши тем, что гораздо эффективнее используют ядерное топливо, но по части безопасности они сильно уступают обычным. Если довести «быструю» технологию до промышленности, это будет значительный шаг вперед. То есть задача медведевской модернизации — не двигать ядерную физику, которая является базой для новых технологий, а использовать наработки 60-х годов.
Модернизация за копейки
Слова Дмитрия Медведева о том, что ядерные технологии — один из пяти стратегических векторов экономической модернизации страны, ученые должны были бы встретить с ликованием. Но его не наблюдается вовсе. Из уст российского руководства такого рода заявления звучат периодически, однако на жизни научного сообщества это никак не отражается. В постиндустриальную эпоху стипендия российского аспиранта — 1500 руб., младший научный сотрудник академического института получает 10–12 тыс. рублей, старший — 15 200, ведущий — 17 500 плюс 3 тыс. рублей за кандидатскую и 7 тыс. — за докторскую.
В том же Курчатовском институте, находящемся в ведении Роснауки, оклады значительно ниже: 5100 плюс 6% — старшему научному сотруднику, 5400 плюс 5% — начальнику лаборатории. В кузнице научных кадров, физтехе, доцент получает 7500 руб., а профессор — 10 500.
Выручают приработки. «Есть и контракты под конкретные программы, и гонорары за публикации, и гранты», — объяснил The New Times сотрудник Курчатника. Гранты идут по линии Академии наук, Министерства образования и науки, Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ). Это — крупнейший грантодатель, но с 1 января 2010 года грантовая система в России будет де-факто уничтожена, так как вступят в силу поправки, внесенные в Бюджетный кодекс еще в 2007 году. Они меняют систему отчетности по грантам: теперь результат научной работы придется оценивать по тем же критериям, по каким оценивают результаты какого-нибудь производственного предприятия, что представляется полной бессмыслицей. С 28 августа по 9 сентября ученые собирали подписи под обращением к Дмитрию Медведеву против поправок и в защиту РФФИ и Российского гуманитарного научного фонда, бюджеты которых в 2009 году были урезаны на 30%. Среди подписавшихся под письмом — 500 докторов наук, среди них 16 академиков, 26 член-корреспондентов РАН. Реакции из Кремля пока не последовало, если не считать таковой публикацию президентской статьи «Россия, вперед!» «Когда шел сбор подписей, я разослал обращение 40 коллегам, подписались 3–4, — говорит один из инициаторов кампании. — Потом встретил старого приятеля из Курчатовского, спрашиваю: «Ты чего не ответил?» А он мне честно: «Боюсь. До Медведева письмо не дойдет, и подписи наши лягут на стол Ковальчуку (директор Курчатовского института)».
Система грантов хоть как-то позволяет работать, но совершенной ее никак не назовешь. В июне 2009 года научный сотрудник Физического института РАН Евгений Онищенко опубликовал на сайте polit.ru статью, в которой рассказал, кто является получателем грантов, выделяемых Министерством образования и науки. В списке, например, фигурирует ОАО «Межведомственный аналитический центр». С 2005 года этот центр подал 19 заявок и выиграл 19 лотов (грантов) на сумму более 250 млн рублей. Такая невиданно высокая результативность насторожила Онищенко. Ларчик открывался просто: оказывается, в совет директоров центра входил сам министр образования и науки Андрей Фурсенко. В списке того же центра Онищенко обнаружил и замруководителя Федерального агентства по науке и инновациям Инну Биленкину.
Склеить разбитый кувшин
«Я определил пять стратегических векторов модернизации», — с раздражением повторяет слова Медведева сотрудник Курчатовского института. — Что значит «я определил»? С кем он советовался? Последние 10–15 лет исследованиями в области ядерной физики государство вообще не интересовалось». Это не совсем так. В документах «Приоритетные направления развития науки и техники в РФ», подписанных Владимиром Путиным в 2002 и 2006 годах, о ядерных технологиях действительно не было ни слова, но этим летом (18 июня) Дмитрий Медведев на первом заседании Комиссии по модернизации в Лаборатории Касперского назвал ядерные технологии одним из пяти приоритетных направлений инновационного развития страны. Второе заседание комиссии прошло 22 июля в Сарове, где находится Российский федеральный ядерный центр. Здесь ученые из уст главы Росатома Сергея Кириенко услышали следующее: «Комплекс, который когда-то создавался при реализации первого атомного проекта, со временем распался на различные институты и различные ведомства. Сегодня, видите, институты с названиями теоретической физики, экспериментальной физики и подобные-подобные находятся как минимум в трех ведомствах: Росатоме, Роснауке, Академии наук. Наше понимание, честно говоря, что их надо соединять все в один центр». При этом Кириенко с несвойственным российским чиновникам великодушием заявил, что Росатом на новый единый центр не претендует: «Мы готовы сделать это под Роснаукой».
План Кириенко не на шутку встревожил ученых центра. «Я слабо верю в возможность склеить этот разбитый кувшин, — говорит собеседник The New Times. — Да и прошли времена советских наукоградов, подчиненных одному ведомству». Будущее кириенковского проекта прояснится в конце сентября, когда в Кремле состоится очередное заседание Совета по науке, технологиям и образованию. К нему уже сейчас активно готовятся президиум Академии наук и Счетная палата.
Инновация из 60-х
«Следующим шагом является быстрая энергетика, атомная энергетика, энергетика на быстрых нейтронах, — сказал на заседании в Сарове Кириенко. — Здесь у нас уникальный задел, лучший в мире, поскольку в России действует сегодня единственный в мире коммерческий реактор на быстрых нейтронах, это БН-600 на Белоярской атомной станции». Действительно, все АЭС мира работают на тепловых, а не быстрых нейтронах. Топливом им служит уран, запасов которого при нынешнем уровне потребления хватит на 50–100 лет. Реакторы на быстрых нейтронах хороши тем, что гораздо эффективнее используют ядерное топливо, но по части безопасности они сильно уступают обычным. Если довести «быструю» технологию до промышленности, это будет значительный шаг вперед. То есть задача медведевской модернизации — не двигать ядерную физику, которая является базой для новых технологий, а использовать наработки 60-х годов.
В СССР научные институты, занимавшиеся ядерными исследованиями и технологиями, финансировались как Академией наук, так и Министерством среднего машиностроения. Минсредмаш в начале 90-х был преобразован в Министерство атомной энергии, которое уже в годы правления Владимира Путина трансформировалось в госкорпорацию Росатом, которую возглавляет Сергей Кириенко. В тех же 90-х некоторые институты приобрели статус федеральных научных центров, ныне подчиненных Министерству образования и науки. В результате схема финансирования и подчинения институтов, когда-то входивших в единый комплекс, изрядно запуталась. Например, Курчатовский институт, ныне находящийся в ведении Федерального агентства по науке и инновациям, оказался отрезанным от программ поддержки фундаментальных исследований Академии наук. Центр в Дубне выживает в немалой степени благодаря своему международному статусу. В то же время Физико-энергетический институт (ФЭИ) в Обнинске, Институт теоретической и экспериментальной физики (ИТЭФ) в московских Черемушках, Институт физики высоких энергий (ИФВЭ) в Протвине, Троицкий институт инновационных и термоядерных исследований, ядерные центры в Сарове и Снежинске остались в подчинении Росатома.
