Сейчас, когда избирательная кампания в США выходит на финишную прямую, меня не оставляет мысль, что единственным достойным противником демократа Барака Обамы на президентских выборах от другой — «чаепитной» — Америки был бы Уильям Фолкнер. Его 115-летие, которое Америка, скорее всего, отметит 25 сентября в узком литературоведческом кругу, с новой силой напомнит об ушедшей цивилизации Юга, неправой, даже преступной, но такой же прекрасной, как опиравшаяся на фундамент рабства сверкающая умом и гражданственностью мраморная цивилизация Эллады.
Холодный и мощный талант Фолкнера не был понятен и приятен большинству. Южанам он напоминал о жестоком поражении и ужасах Реконструкции, когда их «перевоспитывали» силами войск генерала Гранта и военных губернаторов, и, конечно, о рабстве, которое стало считаться постыдным. Северяне могли видеть в писателе идеолога врагов, который открыто обвинял их в мародерстве: в романах Фолкнера слишком много краденых лошадей, сервизов и столового серебра. Это не очень хорошо сочетается с освободительными идеалами противников рабства. Поэтому Фолкнеру пришлось, чтобы кормить семью, 15 лет (1932–1946) писать сценарии для Голливуда.
Нобелевская премия 1949 года заставила земляков Фолкнера оглянуться на его гневный и яркий дар. Он был типичным южанином. Он создал свою «Гринландию»: округ Йокнапатофа, где действуют его герои — Сарторисы, Компсоны, де Спейны и где разворачиваются его романы. Их переводы на русский совпали с нашей доперестроечной молодостью и, конечно, с «Новым миром», где были опубликованы «Свет в августе», «Шум и ярость», «Авессалом, Авессалом!» Для нас это были 70–80-е. А ведь нам достались еще и «Сарторис», «Осквернитель праха», «Непобежденные», «Притча», трилогия «Деревушка», «Город» и «Особняк».
„
Фолкнер был последним защитником прошлого. Тупые и примитивные расисты претили ему, но он так и не смог до конца выпутаться из серебряной паутины магнолий, лаванды, вербены и запыленных знамен генерала Ли
”
У этого неспешного, несовременного мира были свои законы: плантации позволяли мужчинам быть джентльменами, то есть жить в прекрасных имениях в праздности, а их женщины были настоящими леди и проводили время на балах и в беседах, в шелестящих шелковых юбках, в волнах аромата лаванды и вербены. Там даже убийца-белый был уверен в том, что его не посадят вместе с неграми и накормят раньше них.
Защитник и лидер этого мира полковник Сарторис, проиграв войну, встречает новые времена с двумя пистолетами у избирательной урны, поклявшись, что пристрелит первого же негра, который придет голосовать. Что ж, тогда негры не пришли.
Уильям Фолкнер, умерший в 1962 году, был ненамного старше Хемингуэя, но Хемингуэй был обращен в будущее, а Фолкнер был последним защитником прошлого. Тупые и примитивные расисты претили ему, но он так и не смог до конца выпутаться из серебряной паутины магнолий, лаванды, вербены и запыленных знамен генерала Ли. Силой своего таланта Фолкнер превратил свой побежденный, затонувший, отсталый Юг в Атлантиду. Реальная Атлантида вряд ли была демократией, но на ней лежит очарование тайны, и художники с учеными ищут ее по сей день.
Но Америка выбрала другой путь: путь равенства, гуманизма, прогресса, открытости, оптимизма и защиты меньшинств. Фолкнер слишком трагичен и глубок, слишком обращен в прошлое, чтобы стать даже неформальным ее президентом. Мы чувствовали в нем родственную душу, потому что у наших предков отняли вишневые сады, взращенные сотнями крепостных.
Фолкнер проиграет выборы, потому что выигрывает большинство, живущее сегодня. Мир спасет красота, мы-то знаем. Но Америка никогда не нуждалась в спасении.
Tweet
