«Рабство нельзя модернизировать»

На первый взгляд кажется, что в России продолжается бесконечная реформа образования. Только что введен в действие новый Закон об образовании, он рыхлый, в нем есть и правильные соображения, и неправильные, но не в законе как таковом дело. Проблема в общем дискурсе перемен.

По сути, сейчас идет не реформа образования, а реформа экономики образования. Меняется правовой статус школы, переворачивается вся система отношений, директор школы и учителя превращаются в менеджеров по продажам образовательных услуг. Отношения «наставник–ученик» меняются на отношения «менеджер–клиент». К сожалению, потому что это выхолащивает суть образования.

Рынок рынком (понятно, что деньги надо считать), но представление о том, что если мы изменили порядок финансирования и способ оплаты труда учителей, то автоматически изменится и содержание образования — это представление ложное и опасное.

Между тем есть реальные вызовы, на которые образование не отвечает — а должно отвечать. Например, проблема генетической усталости. Это не шутка. Детей с проблемами здоровья становится все больше. У многих наблюдается синдром дефицита внимания, дисграфия, дислексия. Но когда мы оптимизируем оплату труда учителей, то зачастую это идет за счет сокращения якобы лишних, а на самом деле все более необходимых школе людей: дефектологов, психологов, логопедов, педагогов дополнительного образования. Мы фактически уничтожаем целый класс специалистов и хвастаемся, что учителям повысили зарплаты.

Другой очень важный момент связан с демографическим сдвигом. Даже в московских школах есть классы, где детей, для которых русский язык неродной, больше, чем русскоговорящих. Это значит, что надо готовить педагогов, которые могут преподавать русский как иностранный — иначе как этим детям интегрироваться? Однако об этом никто не думает.

Можно поставить в школах какие угодно интерактивные доски и компьютеры, но это всего лишь удобный сервис. Впереди технологий информационных должны идти технологии педагогические. А по всей стране идет разгром педагогического образования, половина педвузов уже закрыта. Да, многие из них были очень слабыми. Но это не значит, что они не нужны вообще. Есть такое преступление — изнасилование. Можно решить эту проблему, стерилизовав всех мужчин, и изнасилований не будет. Примерно так поступают сейчас с педвузами.

„ 

Учитель не должен бояться, директор не должен бояться. Люди, которых заставляют фальсифицировать выборы, не могут воспитать свободных и честных людей    

Не хочу сказать, что абсолютно все плохо. Есть хороший стандарт начального образования, он сделан с умом. Но вот в стандарте для старших классов, который только что принят и должен быть введен в 2020 году, многое смущает. Идеология документа мне близка: дети должны иметь право выбора, у них будет возможность выбирать специализацию и т.д. А дальше начинаются вопросы. Любой ребенок может выбирать уровень изучения предмета: можно выбрать базовую математику (физику, химию), профильную или интегративную. Что такое интегративная? Это естествознание: химия, физика, биология в одном флаконе — такой облегченный вариант. Допустим. Но что произойдет при вводимом подушевом финансировании? На интегративный курс (ни о чем) запишутся сорок человек. А на профильный, где будут готовить будущих химиков и физиков, специалистов, инженеров, ученых, — три ученика. Получается, самый сложный и тонкий курс будет оплачиваться меньше всего. Пока это будущие опасности, но мы знаем нашу манеру досрочно выполнять не самые удачные решения.

Еще один удар по качеству знаний — введение платы за все, что выходит за рамки стандарта. Например, в стандарте стоит два часа иностранного языка в неделю. Очевидно, что так язык не выучить. Чтобы поступить в вуз, придется платить за дополнительные уроки — а это смогут далеко не все. Другое дело, что не всем нужно учиться в вузе, кому-то лучше даются практические навыки. Но почему сегодня всех, особенно юношей, гонят в вуз любой ценой? Потому что это социальный сейф — мамы боятся армии. Боятся безработицы — нет развитого малого бизнеса, который давал бы нормальную работу и нормальную зарплату.

Предметов в школьной программе добавляется. Ввели религиоведение с 4-го класса — это политическая, нравственная и педагогическая ошибка. Школа — единственное место, где дети разных народов и конфессий собираются вместе. Строить между ними стенки абсурдно, преступно и опасно. Но это приказ, и мы обязаны его выполнять.

Еще одно нововведение — курс «Россия в современном мире». Это будет печальный курс. Невозможно составить его так, чтобы было отображено все: обществознание, культура, география, роль страны в мире. Можно собрать команду академиков, но они никогда не договорятся. Одни будут видеть вечно отстающую страну, в которой демократические ценности плохо прививаются, другие будут настаивать на клиотерапии и рассказе о былых победах, а третьи, как наш новый министр культуры, будут считать, что в истории факты не имеют серьезного значения, главное — интерпретация: если любишь свою страну, ты напишешь позитивную историю, иначе ты не патриот.

Первый вопрос, который был поднят накануне учебного года на заседании общественного совета при Минобрнауки, — это со страшной силой нарастающий бумагопоток. Чем ниже, тем больше бумаг. Довелось быть в одном регионе, где директора дают подписку в муниципалитете о том, что ученики их школ сдадут ЕГЭ не ниже определенного уровня. Директора тоже не идиоты: берут такую же подписку с родителей. Теперь осталось только, чтобы дети кровью подписались. На крючок ЕГЭ навешали все, что только можно: зарплаты учителей, поступление в вузы, борьбу с коррупцией. При этом мы фактически выдаем детям пустой аттестат: сертификат ЕГЭ действует один год. Для тех, кто служит в армии, продлили действие результатов ЕГЭ до трех лет. Но почему только им? Тут ни экономического, ни идеологического, никакого обоснования — одна дурь.

Последствия преобразований последних лет весьма печальны: уровень образования, грамотности, общей культуры снизился. Мы получили три мощных кризиса в одном. Во-первых, кризис мировоззренческий — полное отсутствие образа будущего. Во-вторых, этический, нравственный кризис. Мандельштам в 1914 году писал: «Есть ценностей незыблемая скала». Сейчас система ценностей разрушена. Это не плач по морали: доказано, что главным условием успешного развития рынка является взаимное доверие. Когда все обманывают всех, никакого рынка быть не может. Наконец, психологический кризис. Американские исследования показали, от чего умирают мужчины — от отсутствия драйва. Как только гаснут глаза, начинается болезнь.

Три эти кризиса — общее заболевание, с которым надо разбираться. Нужно уходить от жесткой прагматики, наращивать гуманитарный компонент культуры, который у нас сокращается как шагреневая кожа. Когда японцы после войны выходили из оков фашизма и империализма, они увеличили преподавание литературы, музыки, живописи. Это способствовало модернизации, потому что сначала надо было прочистить мозги и души.

Школа должна выпускать не боящихся, внутренне свободных людей. И все идет от учителя: раб не может воспитать свободного человека. Учитель не должен бояться, директор не должен бояться. Но люди, которых заставляют фальсифицировать выборы, не могут воспитать свободных людей. Не могут воспитать честных — почему тогда нельзя фальсифицировать результаты ЕГЭ? На самом высоком уровне считают, что можно соединить технологическую модернизацию с рабством в экономике и политике. Но так не бывает. Раб не может ничего изобретать.

Вот говорят: «лихие девяностые». Да, тогда не платили зарплат, но у людей горели глаза. Сегодня в регионах у тех же директоров опущенные плечи, потухший взгляд. Парадокс: зарплаты стали более-менее приличные, а люди всего боятся.

„ 

В «лихие девяностые» не платили зарплат, но у людей горели глаза. Сегодня в регионах у тех же директоров опущенные плечи, потухший взгляд. Зарплаты стали более-менее приличные, а люди всего боятся    

Беда с системой образования — это угроза экономике, культуре, национальной безопасности.

Школа не может существовать сама по себе, отдельно от государства. Она очень чувствительна и к порядку финансирования, и ко многому другому.

С другой стороны, культура всегда развивалась и сохранялась очагами. Был очень-очень давно такой безумный проект, когда на окраине империи собрались учитель и двенадцать учеников. И только один из них оказался очень неудачным — Иуда. Но заряда той школы хватило на две тысячи лет. Была другая маленькая школа, где учились 29 мальчиков, называлась Царскосельский лицей. Хватило на двести с лишним лет российской культуры. Все не безнадежно. Культуру и модернизацию делает творческое меньшинство.

Другое дело, что очень опасно стравливать обывателя и гражданина. Есть страшные разломы в российской культуре. Ими полон ХХ век, и сегодня это никуда не делось. Надо стягивать общество, а мы продолжаем углублять пропасти по всем возможным линиям — вот трагедия российской цивилизации.

И все же, в отличие от элиты, которая видит детей из окна машины или по телевизору, где для драматизма показывают курящих, пьющих и безобразничающих детей, учителя видят и другое. Автор имеет честь быть одним из учредителей конкурса «Дебют», литературной премии для юных писателей. Мы получаем по 40 тыс. рукописей в год. Среди молодых есть и свои Трифоновы, и свои Астафьевы.

Не знаю, каким дустом надо русскую культуру посыпать, чтобы она пропала. Так что верю в культуру.