«Одним освобождением Ходорковского ситуацию не исправишь»

Мы проводим процедуру юридического и общественного арбитража, которая может продлиться от недели до пары месяцев — в зависимости от сложности дела. Если признаем, что права предпринимателя действительно нарушены, то будем помогать ему всем, чем сможем.

Меня назначили на нынешнюю должность лишь в конце июня, и закон, регламентирующий деятельность бизнес-омбудсмена, еще не принят. Но обращения с жалобами от предпринимателей ко мне уже идут, и не только от Михаила Ходорковского. Пока мы их все пропускаем через общественную экспертизу, которая существовала и до моего назначения. Полтора года назад «Деловая Россия», которую я возглавлял, совместно с Минэкономразвития учредила Центр общественных процедур «Бизнес против коррупции», и там сложилась своя технология по работе с обращениями. Решением сопредседателей — а их сегодня шесть — определяется, принимать ли обращение в работу. После этого проводится юридическая экспертиза. Затем собирается общественный совет и, базируясь на юридической экспертизе, выносит свое заключение.

Пока статистика такова: до моего назначения омбудсменом было 164 обращения в центр, положительные заключения мы дали по 30 из них. Пять человек благодаря центру уже освобождены от уголовного преследования. Надеюсь, что с введением института уполномоченного их число существенно возрастет.

Недостаточно. К омбудсмену обращаются тогда, когда решения судов кого-то не устраивают, они кажутся пострадавшим несправедливыми или политически мотивированными. Чтобы нашему мнению доверяли, мы должны пользоваться собственным, не зависимым ни от кого экспертным аппаратом.

Мы, естественно, не можем отменять решения судов. Но наша позиция будет публично озвучена и доведена до президента. Если же наше мнение не совпадет с точкой зрения правоохранителей, мы начнем работать с ними — разъяснять свою позицию, убеждать в нашей правоте.

Я на эту ситуацию смотрю по-другому. В конце концов всех омбудсменов — и по правам человека, и по правам ребенка, к примеру, — назначает президент. Себя я считаю не госчиновником, а представителем бизнеса, временно делегированным защищать его интересы. Просто у нас некий договор с президентом страны, который я назвал бы частно-государственным партнерством. Он наделяет нас некоторыми полномочиями для того, чтобы мы более эффективно защищали интересы бизнеса. Раз президент ввел такую должность, я полагаю, что мы решаем одну задачу — улучшения делового климата в стране и привлечения инвестиций.

Да, был. Могу лишь гадать, сыграло ли это какую-то роль при утверждении моей кандидатуры или нет. Знаю, что на последнем этапе бизнес-объединения опрашивали по поводу наиболее приемлемых для них фигур в роли омбудсмена, и моя фамилия была среди лидеров опроса. Я же считаю, что наиболее важным фактором стал тот, что «Деловая Россия», которую я возглавлял, все последние годы была в постоянном диалоге с президентом Путиным: мы все время поднимали вопросы о защите бизнеса, о снижении налогового бремени на реальный сектор, о создании новых высокотехнологичных рабочих мест… Многие наши предложения вошли в стратегические документы и государственные программы. Наверное, президент это оценил.

Окончательно это определит закон, а пока, согласно распоряжению президента, предполагается, что у меня будет своя общественная приемная и мне выделен штат из 35 госслужащих. Не думаю, что наше содержание окажется разорительным для казны. К тому же вскоре, я надеюсь, во всех субъектах Федерации будет региональный бизнес-омбудсмен, который будет назначаться администрацией субъекта Федерации за счет казны региона, но действовать в тесной связке с федеральным омбудсменом. В Башкирии, к примеру, таковой уже назначен.

„ 

Сегодня рейдерство стало просто второй профессией многих чиновников. Они даже не очень-то и скрывают, что захватывают бизнесы, используя свое служебное положение    

Лично я считаю, что такая амнистия была бы правильным шагом со стороны властей. Но я представляю все бизнес-сообщество, а в нем к этой идее относятся неоднозначно. Ведь сидит огромное количество настоящих мошенников, которые отбирали у стариков квартиры, оставляли без денег дольщиков… Далеко не все согласны с тем, что эти люди разом должны обрести свободу.

Самая большая проблема сегодня — отъем собственности, рейдерство. Если раньше этим термином в основном обозначались межкорпоративные конфликты, когда одни частники захватывали бизнес других частников, то сегодня рейдерство стало просто второй профессией многих чиновников. Они даже и не особо скрывают, что захватывают бизнесы, используя свое служебное положение.

Второе направление — это изменение законодательства, с тем чтобы сделать его более лояльным к предпринимателям. Мы сейчас вносим на рассмотрение в Думу пакет по изменениям 159-й статьи Уголовного кодекса (мошенничество) и 140-й статьи (порядок открытия уголовных дел). Мы хотим, чтобы по предпринимателям уголовные дела открывались, только если они не выполнили решений гражданских судов. Что касается статьи за мошенничество, то по ней сейчас осуждены свыше 25 тыс. человек, но при этом по 99% случаев нет даже потерпевших. То есть дело открывают сами правоохранители. Мы считаем, что до начала уголовного преследования предпринимателя заявление потерпевшей стороны должно быть обязательным. Мы хотим сократить сроки судимости по экономическим преступлениям, а для тех предпринимателей, которые совершают преступление в первый раз, не назначать наказание в виде лишения свободы — только в виде штрафов или исправительных работ.

Мы важность процесса не оцениваем по количеству децибел вокруг него. Нам дорог каждый предприниматель, неважно — с громким он именем или без оного. И Малов из Костромы, и Воробьев из Астрахани, и Султеев из Владивостока — это я вам называю реальные фамилии тех предпринимателей, которым мы помогли. К сожалению, у нас многие процессы политизируются, в результате чего потом уже практически невозможно объективно разбираться с виновностью или невиновностью фигуранта.

Боюсь, одним лишь освобождением Ходорковского и Лебедева ситуацию не исправишь. Коррупция, незаконный отбор бизнеса — это процессы глобальные, масштабные, системные. Поэтому, повторюсь, бороться надо за каждого предпринимателя. Чиновникам выгодно насаждать в обществе мнение, что в бизнесе все сплошь жулики и воры, поэтому обложить их незаконным побором или даже отобрать бизнес — чуть ли не благо. Моя же позиция совсем иная: бизнес — это курица, которая несет стране золотые яйца. И вы, господа чиновники, обязаны его беречь и охранять. Хотя бы потому, что именно бизнес платит большую часть тех налогов, на которые вы живете.

Полагаю, что как омбудсмен я должен быть настроен аполитично. Нас волнует экономическая составляющая дела, и мы абстрагируемся от политической компоненты — это не наш вопрос. Нельзя на пароходе летать в космос. Наш институт создан не для политической борьбы. Могу лишь повторить, что говорил раньше: если названные вами люди к нам обратятся и в результате экспертизы мы выясним, что их права как предпринимателей нарушены, мы вмешаемся.

Ну во-первых, спасибо вам за миллиард — вы мне сильно польстили. Мы только ставили перед собой задачу через несколько лет достичь такой капитализации. Ну а во-вторых, на должность омбудсмена распространяется действие закона о государственной службе, поэтому весь свой бизнес я передал в доверительное управление. Как мне кажется, в неплохие руки — своего собственного сына, он у меня инвестиционный банкир.

С водочниками мы не пересекаемся, а винный рынок в нашей стране настолько слабо развит, что его участникам, поверьте, выгоднее помогать друг другу, чем конкурировать. Но, строго говоря, вы правы — конфликт интересов возможен. В этом случае при рассмотрении дела я обязан буду отойти в сторону, передав полномочия кому-то из своих помощников или региональному омбудсмену.