Кто воюет с армией Башара Асада

Oфициальной легенде о том, что сирийскую лодку раскачивают «международные террористы», не верят, похоже, не только простые сирийцы, но и солдаты правительственных войск. Один из них защищал Башара Асада только первые десять минут разговора с корреспондентом The New Times — пока не убедился, что перед ним действительно журналист, а не скрытый сотрудник спецслужб. «Сегодня тихо, наверное, выходной дадут, — вздыхает солдат по имени Рифат, — хотя начальство может вызвать в любой момент, причем неизвестно, что придется делать: митинговать в Харасте или Думе* * Пригороды Дамаска, где в последнее время власть организует «спонтанные» проправительственные митинги. или ехать в Дераа играть в «русскую рулетку». Я хочу к семье: к жене и сыновьям. Я устал стрелять и бояться, защищая эту власть, которая не думает о своем народе».

Та же усталость написана и на лице угрюмого одноглазого капитана — к нему подводят те же самые солдаты, что накануне задержали корреспондента The New Times за «самовольную попытку» уехать из Дамаска в Хомс. На старом ноутбуке капитан, цокая и осуждающе качая головой, показывает забавные карикатуры на президента Асада. «Вот смотрите, такие картинки тоже распространяют террористы. В России уважают Путина, правда же? Такого безобразия у вас наверняка нет». — «Кого вы называете террористами?» — «Как кого? В Хомс постоянно прибывают вооруженные люди из Ливана, Ливии, Турции… За все это платит «Аль-Каида», — твердит капитан выученный урок: видно, что служба обязывает повторять это по нескольку раз на дню.

На просьбу показать фотографии террористов или назвать их имена капитан отвечает отказом: «Придет время, и все данные будут опубликованы, посмотрите пока вот это видео» — и снова сует ноутбук. На ролике солдаты задерживают группу молодых людей. Их трясут, спрашивая, кто они такие и откуда у них столько оружия. Те не отвечают, закрывая лица.

Вторая попытка «осады» корреспондентом The Nеw Times сирийского министерства информации с просьбой разрешить выезд из Дамаска в Хомс оказалась более удачной. Хасан, сирийский знакомый, близкий к вооруженной оппозиции, обещает по телефону встретить в Хомсе на автобусной станции Аль-Гота. Миновав полицейские блокпосты, автобус выезжает на трассу и далее следует без остановок. За окном солнечно и уныло: разрушенные дома, разбитые витрины, сожженные машины. Почти все здания хранят следы обстрелов.

На улицах Аль-Халидии, одного из районов Хомса, все спокойно. Раньше тут жили 40–50 тыс. человек. С началом боев большинство жителей бросили свои дома и бежали в районы, примыкающие к границе с Турцией. Теперь Аль-Халидия под контролем подразделений оппозиционной Свободной армии Сирии (САС). В самом начале организованного сопротивления режиму, весной-летом прошлого года, на «вооружении» у САС были в основном палки и камни. Потом появились первые трофеи в виде легкого стрелкового оружия, еще спустя пару месяцев начал планомерно пополняться личный состав, в основном за счет солдат правительственных войск, переходящих на сторону повстанцев.

Станция Аль-Гота. Мужчины выгружают из автобуса воду, рис, овощи и сладости. Хасан знакомит корреспондента The New Times c Cалехом аль-Хусейном, старшим лейтенантом САС. Тот предлагает совершить экскурсию по местам боевой славы. «Это Аль-Ватани, самая большая больница Хомса, — показывает аль-Хусейн на испещренные пулевыми отверстиями серые развалины. — Мы ее только вчера отбили. Раньше сюда свозили наших раненых со всего города, а потом ее заняла государственная армия, вон видите мешки с песком на крыше? Это от них осталось». Больница несколько раз переходила из рук в руки, и когда победа в конце концов осталась за повстанцами, от здания почти ничего не осталось: крыша и стены пробиты снарядами, повсюду валяются обломки медицинского оборудования, ни одного целого окна… У входа, рядом с разбитым портретом Хафеза Асада, отца нынешнего президента, — гора с песком, из которой торчит нога. «Это шабиха — «полисмен», чтоб вам было понятней, — поясняет Салех. — Мы не всех этих шакалов успели похоронить…» — «А это кто?» — показываю на тело в зеленом гражданском костюме, свисающее с железобетонной перегородки. «Понятия не имею, может, чиновник какой-то», — пожимает плечами лейтенант.

По разрушенной лестнице поднимаемся на следующий этаж. В одной из комнат разбросана женская одежда. «Сюда солдаты из государственной армии приводили девушек», — сообщает Салех, разглядывая упаковку от презервативов. «А это сирийский журналист хотел снайпера сфотографировать, а тот его подстрелил», — поясняет лейтенант уже в следующей комнате, показывая на следы крови на стене.

На выходе из здания натыкаемся на знак: «Стоп! Полиция». «Это они так пациентов охраняли, — иронизирует Салех. — Когда поняли, что мы близко, расстреляли 75 человек. Ни у кого из убитых не оказалось документов». — «Куда же вы дели трупы?» — «Похоронили».

К нам подъезжает машина с капитаном Усамой аль-Ламехи, плотным мужчиной лет сорока. Он перешел из правительственной армии на сторону повстанцев в самом начале беспорядков. Капитан вовсе не приходит в ярость, узнав, что перед ним журналист из России, которая поддерживает режим Асада, наоборот, рассказывает о планах Свободной армии: «Мы не собираемся сидеть безвылазно в Хомсе. Четыре наши группы из Дейр-Эз-Зор, по две из Дераа и Хомса, уже в Дамаске. Наши люди продолжают прибывать в столицу. Тактика простая — организовывать взрывы рядом с государственными учреждениями. Пока взрывы предупредительные, звуковые, без осколков — люди не гибнут. Но если режим не падет, будем стрелять на поражение — не в мирных людей, конечно, а в солдат и чиновников, которые не перешли на сторону народа».

Жители Дамаска поддерживают бойцов САС, уверяет аль-Ламехи, хотя пока и не заявляют о своей позиции открыто — боятся секретной полиции: «Они выйдут на улицы, когда поймут, что клану Асада конец».

Как мобильным группам САС удается проникать в Дамаск, минуя блокпосты правительственных войск? «К нам перешли многие солдаты из столичного гарнизона, они и помогают добывать данные, — поясняет капитан. — Мы все знаем о расположении блокпостов, о последних приказах и передвижениях войск Асада».

Сегодня численность САС — 40 тыс. солдат и офицеров. Принимают всех, кто старше 20 лет и умеет обращаться с оружием. «Курса молодого бойца» здесь не проходят, нет времени на обучение, поясняет аль-Ламехи: «Сирия не такая большая страна, все друг друга знают, особенно жители одного города. Собирать информацию о рекрутах несложно: кто такой, где жил и чем прославился. А дальше проверка простая: на несколько дней ставим его в авангард во время перестрелок. Если человек — «подсадная утка» или стукач, это сразу выяснится, но пока таких случаев не было».

Во время разговора с капитаном мимо нас под конвоем проводят несколько плененных солдат правительственных войск. «Что вы делаете с пленными?» — «Лично мы за обмен. Но эти собаки часто не берут пленных. А если берут, то долго в их застенках продержаться трудно: тебя будут пытать, чтобы выбить какую-то информацию, даже если ты ничего не знаешь. Особенно жестоко они расправляются с иностранцами — наемниками из Туниса и Ливии». — «Значит, и правда в ваших рядах много наемников?» — «Все они едут на джихад против убийцы-Асада, пробираются сюда через ливанскую границу. Вообще через Ливан — самый дешевый и быстрый способ попасть в Сирию: граница слишком большая по протяженности, закрыть ее практически невозможно».

На вопрос, кто платит наемникам и откуда оружие, аль-Ламехи говорит прямо: «Во-первых, в самой Сирии достаточно богатых людей, которые заинтересованы в смене режима, во-вторых, нам помогают наши братья из Ливии, Туниса и Египта, которые уже избавились от своих тиранов. Ну и Запад тоже не остается в стороне, хотя и старается это не афишировать. Так что какие бы там палки в колеса ни вставляли русские и китайцы, победа все равно будет за нами».

Напоследок корреспондента The New Times ведут в маленькое здание, где раньше был склад текстильного магазина. Здесь за коробками с тканями располагается «медсанчасть», состоящая из длинного стола, над которым свисает небольшая металлическая лампа, и одного-единственного врача Эмада, раньше работавшего в другом госпитале Хомса, но не пожелавшего оставаться в районах, оккупированных правительственными войсками. Практически круглые сутки Эмад работает, спасая раненых солдат. «Эх… Какие тут успехи, если даже воды чистой подчас не найти, — отмахивается доктор, — часто приходится делать ампутацию только потому, что нет лекарств и пытаешься спасти жизнь, отрезая ногу. А бойцы-то, посмотрите на них: мальчишки-крестьяне. Ну какие из них «террористы»!

Скудное количество медикаментов не позволяет вылечить всех, но доктор Эмад не сдается: «Здесь, в Свободной армии, вообще сдаваться не принято. Так и напишите».