#Главное

#Суд и тюрьма

«Российский рынок — самый непредсказуемый в мире»

2009.09.11 |

Крылов Дмитрий

Лауреат Нобелевской премии по экономике — The New Times
«Российский рынок — самый непредсказуемый в мире». Куда качнутся международные фондовые рынки в ближайшее время — вверх или вниз? Какие уроки уже сейчас можно извлечь из кризиса — The New Тimes расcпрашивал Роберта Энгла, лауреата Нобелевской премии по экономике и профессора Нью-Йоркского университета



В последнее время правительства многих стран мира сообщают, что их экономика начала выздоравливать. Все самое страшное уже позади?
Судя по последним статистическим данным, мировая экономика действительно начинает потихоньку восстанавливаться. Я считаю, что текущую ситуацию наилучшим образом описывает термин «плавный подъем». Во II квартале ВВП Китая и ряда азиатских стран показал положительный рост. В III квартале глобальная экономика должна выйти в плюс. Это значит, что сегодня мы достигли «дна» кризиса. Но сам кризис еще не закончился. Рост безработицы, который достигает своего максимума в ряде стран,* * 27-летний максимум зафиксирован в США — 9,7%. говорит о том, что компании все еще испытывают большие трудности. Поэтому они увольняют рабочих, сокращая издержки. Это оказывает негативное влияние на благосостояние простых людей, которые, в свою очередь, вынуждены сокращать свои расходы, то есть потребление. А потребление — главная составляющая в росте ВВП.
Что будет сигналом, что кризис закончился?
Возврат к тому уровню жизни, который был до кризиса. Пожалуй, это самый важный индикатор.
Как смотрится Россия на фоне других стран? Мы тоже находимся в стадии восстановления?
Российский рынок — самый непредсказуемый в мире. Показатель волатильности* * Степень непредсказуемости изменения цен на активы. финансового рынка России в ноябре 2008 года превышал 200% в ежегодном выражении. То есть котировки ценных бумаг и других финансовых активов были крайне нестабильными, соответственно, весьма высока была степень риска, которую брали на себя те, кто покупал эти активы. Этот же показатель для рынков других стран БРИК тогда, в начале кризиса, не превышал 100% (см. график).
Сегодня волатильность российского рынка снизилась до 50% (страны БРИК — 25%), но все равно ни в одной стране мира нет такой непредсказуемости. Для вас будущее все еще остается загадкой. Отсюда противоречивые действия людей, принимающих решения и торгующих на фондовых рынках.
Ряд аналитиков и у нас, и на Западе говорит о неизбежном ослаблении американской валюты. Как вы считаете, доллар в ближайшие годы упадет?
Во всяком случае я не удивлюсь, если он станет слабее. Бюджет США имеет огромный дефицит, доля американской экономики в мировой продолжает уменьшаться, потому что растет экономика других стран. Вряд ли через несколько лет доллар останется единственной резервной валютой. Но назвать конкретные котировочные курсы я вам не могу.
Как вы оцениваете действия правительств стран «Большой двадцатки»?
Государства предпринимали самые разные и порой беспрецедентные меры по спасению целых отраслей. Кто-то действовал более эффективно, как правительство Китая, а кто-то — менее. Но если давать некую обобщенную оценку, то все страны поступили правильно, увеличив ликвидность на своих рынках, понизив резервные ставки, предоставив гарантии и заемные ресурсы финансовым корпорациям и предприятиям реального сектора. Правительства смогли предотвратить более глубокую рецессию и тем самым помочь тем же налогоплательщикам.
Кто все-таки виноват в кризисе?
Кризис напрямую связан с тем, что финансовые организации взяли на себя очень большие риски и не устояли. Но если вспомнить, что было до кризиса, то нельзя не признать: финансовые институты отовсюду привлекали сбережения и передавали их предпринимателям, которые стали производить, строить, торговать... Поэтому развивающиеся рынки росли высокими и устойчивыми темпами на протяжении многих лет. В XX веке такого не было. Главный вопрос сегодня заключается в том, сможем ли мы увеличить стабильность финансовой системы, не жертвуя теми факторами, которые позволили расти экономикам развивающихся рынков, в том числе и вашей.
Кризис случился прежде всего из-за плохого риск-менеджмента. Возникает вопрос: почему профессионалы, чья работа — считать риски, не сумели этого сделать? Одно из объяснений — у них были неправильные стимулы. Они оперировали чужими деньгами, заключали очень сложные и рискованные сделки в надежде, что «проскочат». Значит, нужно менять не микро- или макроэкономику, а стимулы тех людей, которые работают с деньгами. Повторю: ровно потому, что инвесторы стали брать на себя завышенные риски и это приобрело системный характер, мировой финансовый рынок начал развиваться в неправильном направлении. В итоге под удар были поставлены все мы. Поэтому сегодня очень важно договориться, каким образом будет регулироваться и контролироваться появление вот таких системных рис­ков* * Проблемы, возникающие для всех участников сделок.  — неважно, происходит это в Исландии или России, в Японии или США. До осени прошлого года эта проблема была отнюдь не так очевидна и понятна, как сегодня.
В книге о посткризисном развитии финансовой системы* * Acharya V., Richardson M. (eds.) Restoring Financial Stability: How to Repair a Failed System, 2009. вы пишете, что «мы до сих пор не знаем, какие и в каких банках находятся токсичные активы». Чем это чревато?
Действительно, банки не торопятся делиться такого рода информацией. Это до сих пор создает проблемы в финансовом мире: токсичные активы продолжают торговаться внебиржевым способом — сделки с финансовыми инструментами заключаются между двумя сторонами напрямую, без посредника. И это вдвойне опасно: организатор такой сделки не несет никакой ответственности, если один из ее участников отказывается от исполнения взятых обязательств. Информация о таких транзакциях непублична, поэтому регуляторы видят лишь часть общей картины. Подобная закрытость была одной из причин, вызвавших кризис ликвидности на всех рынках мира. Не менее важно знать и объем тех токсичных активов, которые существуют на сегодняшний день. Тогда стороны, заключающие подобного рода сделки, будут лучше представлять себе риски, которые они берут на себя.
Кто должен заставить банки раскрыть эту информацию?
Банки не станут делать это добровольно. Они зарабатывают большие деньги, торгуя такого рода продуктами вне биржи. Увеличение прозрачности должно стать инициативой законодателей. Об этом должна думать каждая страна, которая участвует во всемирной финансовой торговле.
Вы консультируете самые различные группы людей: от банкиров Morgan Stanley до премьер-министра ОАЭ. Из-за кризиса вам платят за работу меньше или, наоборот, больше?
Я довольно давно консультирую Morgan Stanley, который организовал мое выступ­ление здесь, в Москве, в Российской экономической школе. И заметьте, банк все еще существует, хотя он испытывал трудности. (Смеется.) Но в целом объем моих консалтинговых услуг понизился.  



Высокая волатильность финансовых рынков сравнима со штормом на море. Чем выше показатель, тем неоп­ределеннее и рискованнее операции: инвестор может купить, например, акции компании по очень высокой цене или, наоборот, продать их по весьма заниженной. За счет высокой волатильности инвестор может стать в одночасье миллионером, если он предугадал «движение рынка», или банкротом. 


Роберту Энглу — 66 лет. Профессор финансов Бизнес-школы Стерн Нью-Йоркского университета (США). В 2003 году получил Нобелевскую премию по экономике за разработку методов анализа временных рядов при помощи ARCH-модели, позволяющей предсказывать волатильность цен, фондовых индексов, инфляции (вторую часть премии получил Клайв Грэнджер). Один из основателей и директор Общества финансовой эконометрики. Дважды призер соревнований по фигурному катанию США среди любителей (оба раза — 2-е место, 1996 и 1999 гг.).
Shares
facebook sharing button Share
odnoklassniki sharing button Share
vk sharing button Share
twitter sharing button Tweet
livejournal sharing button Share