Пролетарии и буржуины

Кадр из фильма «Голодные игры»

Пролетарии и буржуины. В мировой прокат вышли «Голодные игры» режиссера Герберта Росса, экранизация очередного модного молодежного фантастического романа, обреченного на ряд фильмов-продолжений, как «Гарри Поттер» и «Сумерки». В Америке за первый уикенд он собрал $153 млн — один из лучших результатов в киноистории. Однако интереснее не суммы сборов, а то, что в жанре антиутопии появился новый поворот. Какой — проанализировал The New Times

Продолжения «Голодных игр» неизбежны, поскольку у романа-первоисточника Сьюзен Коллинз их уже целых два, а фильм пользуется бешеным успехом. Мы уже однажды писали* * The New Times № 35 от 5 октября 2009 г. о том, что современный кинематограф полюбил антиутопии. Они бывают разными. Многие из них — см. «Матрицу» — повествуют о том, что в скором времени человечество окончательно провалится в виртуальную реальность, утратив связь с действительностью. Другие доказывают, что уставшие от гуманизма и скуки люди полюбят кровавые реалити-шоу («Бегущий человек», «Смертельная гонка» и т.д.; «Голодные игры» тоже отчасти об этом, но там это не главное). Есть много антиутопий про то, что, пережив апокалипсис (из-за ядерной войны, восстания роботов, вырвавшегося на волю вируса, который изобрели в военных целях, etc), мир вновь погрязнет в варварстве, каннибализме, где каждый сам за себя.

В 2009-м, однако, показалось не случайным, что современные антиутопии опять — в духе романа Оруэлла «1984» — стали развивать тему грядущего тоталитаризма. Причины этого более чем актуальны: от ограничения свобод, на которое ради безопасности пошло западное общество после терактов 2000-х, от испуга перед тем, что тебя уже сегодня легко отслеживать и контролировать (через мобильники, банковские карточки, камеры слежения), до неприятного открытия, что многие очень большие страны, включая Китай и Россию, вовсе не спешат развивать демократию.

Кадр из фильма «Время»

И вот — новый поворот. Вышли подряд два фильма о том, что в грядущем мире будет царить вопиющая социальная несправедливость с непреодолимой пропастью между богатыми и бедными, элитой и народом. Социальная несправедливость, которая существовала лишь в далеком прошлом, если не при рабовладении, то при феодализме. Любопытно, что в обоих случаях речь не об авторском кино, рассчитанном на избранных, а о голливудских блокбастерах — а Голливуд ведь развивает только те темы, которые, по его убеждению, укоренились в сознании публики и будут пользоваться спросом.

Ваше время вышло

Первый фильм, «Время», появившийся в конце прошлого года, изображает будущее, в котором поговорка «время — деньги» воспринимается буквально. Временем выдают зарплату. Временем расплачиваются за хлеб, жилье, транспорт. Время занимают и одалживают, ссужают в банках под проценты. Его воруют, за него убивают. У каждого на предплечье тикает счетчик. Если на счетчике нули — человек падает замертво. Расхожие фразы «у меня нет времени», «ваше время вышло», «я всегда жил сегодняшним днем» приобретают конкретное жестокое значение.

При этом люди делятся на элиту и остальных, обитающих в разных часовых поясах. У представителей элиты на счетчике сотни лет. У обитателей самого нищего гетто, расположенного от сытого центра в десятке часовых поясов, зачастую день-два, что заставляет постоянно перемещаться бегом и искать приработок. При этом стоимость жизни неуклонно растет: элите важно, чтобы голытьбе не хватало на долгую жизнь, чтобы она вымирала лет в тридцать, иначе всего на всех не хватит. Преодолеть разницу между часовыми поясами потенциально возможно, но никто из гетто в богатом центре не бывал, ведь при пересечении границы каждого часового пояса надо уплатить таможенную пошлину, а это отнимает слишком много времени, которого у голытьбы нет.

Кого-то смутит, что фильм совсем уж фантастический. Но отнестись к нему со вниманием заставляют сразу несколько обстоятельств. Во-первых, его сделал сценарист и режиссер Эндрю Никкол, один из самых парадоксально мыслящих мастеров жанра антиутопии, на счету которого сценарии «Шоу Трумана» и «Гаттака» — фильма 1997 года, тоже, как и «Время», повествующего о социальной несправедливости, доведенной до максимума. Там в мире будущего генетическая элита допускает в образование, политику, культуру, на высокие посты только своих, причем попытка тайно затесаться в ее среду считается уголовным преступлением. Во-вторых, Никкол подгадал с выходом своего фильма к нью-йоркским акциям против «толстых» с Уолл-Стрит и нынешним европейским забастовкам. В-третьих, фильм поднимает опасную тему, что в скором времени на Земле действительно всего на всех не хватит. Прежде всего не хватит еды. И тогда цивилизованный мир может забыть о гуманизме и начать защищать свои интересы предельно жестко.

Патриотизм на крови

В «Голодных играх» на развалинах страны, некогда именовавшейся США, после природных катаклизмов и гражданской войны создана другая. Ее новая столица — Капитолий. Там супербогатство. Там супертехнологии. Двенадцати провинциям, именуемым не штатами, а дистриктами, которые обслуживают Капитолий как вассалы, туда тоже никогда не добраться. Собственно, запрещено. На местах дистрикты, которые проиграли в гражданской войне, укрощают полицейские, лицемерно именуемые миротворцами. Есть только один шанс вкусить немного богатства — быть по жребию отобранным в число тех двадцати четырех, которых дистрикты раз в год (каждый по одному юноше и одной девушке) обязаны направлять в центр на так называемые Голодные игры. Это кровавое многодневное побоище, за которым вся страна следит в прямом эфире и где выжить и победить может лишь один.

Триумфатор игр приносит родному дистрикту почет и немного дополнительного продовольствия на год. Участие в шоу власти называют очень престижным, а сами игры подают как патриотическую акцию, содействующую укреплению национального духа, как праздник, который всегда с тобой. Хотя на самом деле это прежде всего средство лишний раз унизить бесправных побежденных, продемонстрировать, кто в стране хозяин. Причем унизить их еще и аморальной надеждой: мол, у одного из вас каждый год все-таки есть шанс пробиться в герои, звезды, в ряды элиты — пусть этот герой и обязан оставить за собой длинный кровавый след.

«Голодные игры» (вверху) и «Время» (внизу) — социальные антиутопии

Нет-нет, конечно, «Голодные игры» — обличение не безнравственных реалити-шоу, как в других антиутопиях, а обличение сытых. «Голодные игры» — фильм о хамстве и бесстыдстве новых элит: они развращены своей давней всевластностью и безнаказанностью уже настолько, что сами не заметили, как стали извращенцами. Это зажравшиеся клоуны. Их мода, дизайн их домов — соединение имперскости и чистого упадничества, декаданса.

Вроде бы считается, что стране и ее обществу каюк, если разница в доходах между богатыми и нищими достигает сорокакратного размера. Во «Времени» и «Голодных играх» изображен мир будущего, в котором богатые богаче бедных в миллионы и миллиарды раз. Создатели фильма опасаются, что те намеки на социальную справедливость и более или менее честное социальное устройство, которые возникли в отдельных странах Запада в последние полвека, сойдут на нет. И новую несправедливость власти будут поддерживать всеми возможными и невозможными идеологическими способами. Одна из самых важных тем в фильме — геббельсовщина, безудержное и наглое официальное вранье.

А что? Как бы и впрямь не докатиться до жизни такой. Уж нас-то с вами, по крайней мере, ни геббельсовщиной, ни пропастью между богатыми и бедными, ни всевластностью новых элит никак не удивишь.


Tweet