 |
| «Когда же НАТО пригласит в свои ряды
Россию?» — лукаво интересовался Путин у генсека альянса Робертсона в начале нулевых |
В начале 2000 года в кабинете Джорджа Робертсона, на тот момент генерального секретаря НАТО, раздался телефонный звонок, на другом конце провода был Владимир Путин: «Приезжайте, буду рад видеть вас в Москве». Чтобы глава России лично звонил главе Североатлантического альянса и приглашал его в гости — в ельцинские годы такого не было.
Он позвонил сам
На Западе инициатива произвела впечатление. «Натовцы пребывали тогда в эйфории: «Он сам, представляете, сам позвонил! Это начало великих перемен!» — вспоминает ведущий научный сотрудник Московского фонда Карнеги Лилия Шевцова. После Робертсона Путин пригласил в Москву британского премьера Тони Блэра, и тот, как когда-то Маргарет Тэтчер — Михаила Горбачева, с удовольствием принялся «продвигать» Путина в глазах западных коллег: мол, с этим парнем можно работать.
Джордж Робертсон в 2000–2003 годах совершил четыре визита в Москву, и во время каждого из них в гипотетическом ключе обсуждался вопрос о вступлении России в НАТО. Причем каждый раз дискуссию затевала российская сторона. Выглядело это порой комично: Робертсон излагал Путину общие правила вступления в альянс, но Путин, казалось, не обращал на это внимания, давая понять Робертсону, что Россия — это исключение из правил и по-другому просто не может быть.
«Путин тогда действительно попытался прощупать настроения на Западе относительно вступления России в НАТО: еще в марте 2000 года он дал первое президентское интервью* * Путин был тогда и.о. президента России. британской телепрограмме «Завтрак с Фростом», в котором заявил, что Россия может стать полноправным членом альянса, если «с ее интересами будут считаться», — рассказывает Лилия Шевцова. — Но вскоре Кремлю стало ясно: Россия не может стать членом НАТО без принятия натовских правил игры, а это означало в том числе и частичный отказ от суверенитета».
На европейском театре Путин в начале 2000-х был озабочен двумя проблемами: готовящимся расширением НАТО и планами американцев развернуть здесь систему ПРО. «Он понимал, что предотвратить расширение блока Москве не удастся, значит, нужно попробовать внедриться в блок, чтобы хотя бы взять процесс под контроль», — объяснил в разговоре с The New Times логику внешнеполитических шагов «раннего» Путина экс-глава военного комитета НАТО генерал бундесвера в отставке Клаус Науманн. — Но президент Буш в начале 2002 года дал понять Робертсону: разговоры о вступлении России в НАТО — вне реальной повестки дня, и чем раньше это поймет Путин, тем лучше».
Найти выход из щекотливой ситуации помог Тони Блэр, предложивший учредить Совет Россия — НАТО. При этом Блэр допускал даже возможность косвенного влияния Кремля на решения альянса. «Эта идея вызвала бурю негодования новых членов НАТО: Польши, Венгрии и Чехии, — поясняет Лилия Шевцова. — Получалось, что они убежали от Москвы под крыло западного альянса, а тут их вновь сажают рядом с русскими». В конце 2002 года, когда Россия выступила резко против американских военных планов в Ираке, тогдашний шеф Пентагона Дональд Рамсфелд предложил и вовсе спустить идею Совета Россия — НАТО на тормозах, но ее отстоял Джордж Буш, который не хотел очень уж расстраивать «друга Владимира».
Смена игры
Тем не менее стороны больше не питали особых надежд на новый союз. Во время визита Джорджа Буша в Москву в 2002 году было подписано новое соглашение о сокращении стратегических наступательных вооружений, лишенное каких-либо контрольных механизмов. Попутно в Кремле стало накапливаться раздражение: американцы не посчитались с мнением Москвы по Ираку, отвергли российскую идею о совместной нейтрализации террористических ячеек по всему миру, в одностороннем порядке вышли из Договора по ПРО 1972 года… «Основной причиной раздражительности Кремля была придирчивость Запада. «Вы хотите быть в нашем клубе на равных, примите наши принципы жизни и наши ценности», — говорил Запад России. Но путинский Кремль принимать западные принципы не собирался: под «интересами России» Путин всегда понимал интересы формировавшегося им нового режима», — разъясняет Лилия Шевцова.
Окончательно Путина-ястреба сформировали события на Украине в конце 2004 года — Майдан и «оранжевая революция». «После того как польский президент Квасьневский, которого Путин считал своим другом, выступил на стороне Ющенко, Путин сделал для себя вывод: Запад ведет себя с Россией нечестно, преследует только собственные интересы — пора и нам менять игру», — разъясняет ведущий эксперт Центра европейских исследований «Натолин» в Варшаве Марек Чихоцкий.
10 февраля 2007 года на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности Владимир Путин выступил с речью, посвященной однополярности современной мировой политики, видению места и роли России в мире. «Когда он вышел на трибуну и начал обличать США («Америка преступила свои национальные границы во всех сферах»), камера показала удивление и шок на лицах присутствующих западных лидеров, — вспоминает Лилия Шевцова. — Только, пожалуй, Роберт Гейтс (он был назначен тогда новым шефом Пентагона вместо Рамсфелда. — The New Times), насколько я помню, сардонически улыбался. На самом деле непонятно, чему так удивились и поразились западные политики и их советники. К путинскому Мюнхену дело шло давно, и его спровоцировали не внешние обстоятельства: начала действовать тактика жесткого выживания российской власти». Обеспокоенный как украинской «оранжевой революцией», так и очевидными провалами во внутренней политике, Путин в 2005–2006 годах вынужден был вернуться к русской матрице — воспроизводству самодержавия через сохранение глобальных претензий и внешнеполитической агрессивности, полагает Лилия Шевцова. Москва начала демонстрировать Западу твердость и жесткость, имея в виду прежде всего «внутренний рынок». И этому курсу Кремль следует до сих пор.
Премьер Путин у танка Т-90АМ на Российской выставке вооружения в Нижнем Тагиле, 2011 г.
Главные страхи
«Путин всегда мыслил имперскими категориями, не случайно развал СССР для него был «самой большой геополитической катастрофой ХХ века», — размышляет в разговоре с The New Times французский политолог российского происхождения Татьяна Рахманова, автор только что вышедшей в Париже книги «Сердце русской власти. Исследование империи Путина». — Что бы ни говорили о его готовности дружить с Америкой, он всегда больше всего боялся, что Запад и НАТО начнут ограничивать влияние России в бывших советских республиках». Ссылаясь на один из своих источников, Рахманова рассказывает: «За два месяца до грузинской войны 2008 года, когда Михаил Саакашвили приезжал на неформальный саммит СНГ в Санкт-Петербург, Медведев предложил ему сделку: Россия признает, что Абхазия — грузинская территория, а Грузия прекращает какое бы то ни было сотрудничество с НАТО. Понятно, что Медведев сделал это предложение не от себя…»
В 2011 г. Россия заняла 143-е место (из 153 стран) в мировом рейтинге миролюбия Global Peace Indeх, с 2007 г. публикуемом Австралийским институтом экономики и мира. Кроме России в десятке наиболее воинственных стран оказались Конго, Афганистан, Ирак, Сомали, США. Рейтинг учитывает 23 показателя, в том числе уровень коррупции, число самоубийств, численность вооруженных сил, бизнес-климат, соблюдение прав человека и отношения со странами-соседями, траты на оборонные ведомства. Традиционно верхние строчки занимают Исландия, Новая Зеландия, Япония, Дания и Чехия.
В подготовке материала принимал участие Сергей Хазов
Tweet
