Чай с галочками. Участковая избирательная комиссия — это семья, в которую чужаков не пускают. Им показывают фиги, мечтают от них избавиться, но вынуждены с ними считаться
3 марта, 9.00. Председатель избирательного участка Рустем Енгалычев заносит в школу коробку с провизией — несколько батонов сырокопченой колбасы, хлеб, сыр, шпроты, чай, кофе, сухари. Садимся завтракать. В комиссии 15 человек. Костяк — работники ООО «Социум» — управляющей компании ЖКХ, которая в Красносельском районе Москвы обслуживает 58 домов.
10.00. В спортивном зале — столы для членов комиссии, две прозрачные урны. Кабинки для голосования с занавесочками. В красном углу — обещанные Путиным две малюсенькие видеокамеры.
Женщины рассаживаются, достают из коричневых крафт-пакетов пачки с избирательными бюллетенями и марками. Привычными движениями клеят марки на бюллетени по выборам президента. А на бюллетени по муниципальным выборам ставят печати. Подходят избиратели за открепительными. Из тех 60, которые ТИК (территориальная избирательная комиссия) выдала в нашу УИК, к субботе осталось всего пять. Рустем Ибрагимович едет в ТИК за дополнительными.
Члены комиссии подсчитывают голоса за Жириновского
Чужие
Оказавшись внутри комиссии, испытываешь странное ощущение. Кажется, вот-вот ухватишь что-то существенное и поймешь, где происходят фальсификации. Ан нет. Комиссия — это семья, все члены которой хорошо знают правила игры и чужаков к себе не подпускают. На лишние вопросы не отвечают. И только случайно удается заметить, какой «суп» здесь варится. Вот, например, пожилая учительница младших классов из школы на Ленинском проспекте жалуется: директор заставила всех взять открепительные и в обязательном порядке приехать в воскресенье голосовать на работу. «Директриса говорила, что надо поставить галочку за Путина. А я вот возьму и проголосую за другого», — храбрилась учительница. Спрашиваю: зачем она в выходной тащится на Ленинский, когда можно проголосовать здесь же, на Сретенке. «Могут уволить, а куда ж я пойду?» — ответ, который в последний месяц я слышала десятки раз.
На участке появляется Виктория Ивлева, член комиссии с правом совещательного голоса. У нее короткая стрижка, фотоаппарат, папка с избирательными законами, памятками для наблюдателей. Она решительно направляется к членам комиссии. Те смотрят на нее, как на врага, засланного чужой разведкой, отказываются представляться, с трудом скрывая раздражение. Ивлева протягивает им обращение правозащитников, призывающих членов избиркомов не заниматься фальсификациями.
13.00. Печати на бюллетени поставлены, марки наклеены, комиссия идет в столовую пить чай. «Не дай бог второй тур», — ворчит Евгения Яковлевна, пожилая женщина в зеленой кофте. Она на выборах работает с 90-х годов, знает все тонкости. Уверяет, что фальсификации в УИКах невозможны. Миловидная Вика вздыхает: «Завтра с утра выпью валерьянки. Набегут наблюдатели, будут стычки, драчки, провокации начнут устраивать». В парламентскую кампанию на этом участке было всего два наблюдателя. Комиссия дружно проголосовала за их удаление. В результате «Единая Россия» получила 72% голосов. Один из лучших результатов по Москве.
«А за кого голосовать будете?» — спрашивает Света, жена сотрудника Генпрокуратуры. Все молчат. Света работает в комиссии по просьбе мужа. Она быстро находит язык с сотрудницами ЖКХ. Я же явно вызываю настороженность. А когда, забыв, что в избирательную комиссию меня направила «Справедливая Россия», говорю, что собираюсь голосовать за Прохорова, на меня смотрят, как на инопланетянку.
16.00. Отпрашиваюсь у председателя — иду в свой избирком за открепительным. Он отпускает меня на удивление охотно. В воскресенье утром я понимаю почему.
„
Они шикали и орали, прятали от меня книги, чтобы я не могла посмотреть дополнительный список, а я стояла и монотонно повторяла: «Вы нарушаете закон, нарушаете закон!»
”
На дому
4 марта. 7.30–10.00. На участке полно наблюдателей и журналистов: человек пятнадцать. Пристраиваюсь к столу № 1, где голосуют по открепительным и по дополнительному списку — к УИК № 55 прикреплены две воинские части. Я хорошо помню, что в субботу избирателей было 2622. Спрашиваю у Евгении Яковлевны — она сидит за столом № 1, — откуда в списке 106 лишних фамилий. «Вчера пришла телефонограмма из ТИКа и нам передали еще более 100 заявлений, это люди от предприятий».
Около стола выстраивается очередь: идут с открепительными, военные с женами, сотрудники предприятий, прописанные кто в Мордовии, кто в Мурманской области. Решаю идти с выносной урной, похожей на канистру с бензином. От пожилых людей, желающих голосовать на дому, в УИК пришло 67 заявлений — в два раза больше, чем 4 декабря. Со мной прокурорская жена Света и наблюдатель Марина. Выходя из зала, говорю Ивлевой: «У стола № 1 — фальсификации».
10.30–15.00. В высотке на Садовой-Сухаревской живет много стариков — бывшая советская номенклатура. За пять часов хождения по подъездам — 20 квартир. Сильное впечатление: запах лекарств, кошки, пенсионеры в байковых и махровых халатах, ставящие галочки и крестики за Путина. Жалуются на жизнь, на то, что приходится выбирать муниципалов, о которых они ровно ничего не знают.
Грузный мужчина сообщает, что они с Путиным «одной масти», он тоже из органов и проголосует за премьера. Запихивает бюллетень в потяжелевшую урну, а потом еще минут десять пичкает нас скабрезными анекдотами.
В соседней квартире живет 90-летняя слепая бабушка с бородатым внуком в ярко-желтом галстуке. Бабушка берет бюллетень и просит внука показать, где графа за Путина. «Сама ищи своего Путина!» — отвечает он. Бабуля начинает плакать: «Ну покажи мне, ведь я не вижу!» Мы молча ждем: не имеем права давать советы. «Вот он, твой Путин, — сжалился внук. — Ставь за него крестик».
«А вы за кого?» — спрашиваю бородатого в желтом галстуке. «Ни за кого, я от этого государства 20 лет как отделился», — говорит он.
Секретарь комиссии (слева) показывает фигу наблюдателям
Допсписки
15.30. Возвращаемся в УИК. За время нашего отсутствия Ивлева «поставила на уши» всю комиссию. Приезжало телевидение и депутаты. «Члены комиссии шикали и орали, прятали от меня книги, чтобы я не могла посмотреть дополнительный список, — рассказывает она в женском туалете, куда мы прячемся, чтобы обменяться впечатлениями. — А я стояла и монотонно повторяла: «Вы нарушаете закон, нарушаете закон!» И так несколько сотен раз. Позвонила в ТИК, включили громкую связь, я сообщила, что происходит на участке. Главе комиссии было приказано выдать мне копию дополнительного списка. Письма от работодателей были написаны на бланках с неразборчивым адресом или без адреса вообще, без подписей. Причина, почему они должны голосовать именно здесь: «работаю в ЦАО». Про предприятие непрерывного цикла ни слова».
Эти полузаконные голоса, так же как и голоса военных, приписанных к нашему участку, дали в общую копилку лишние 200 голосов. И, судя по всему, они отошли Путину. Может, не будь на участке наблюдателей, таких голосов оказалось бы больше…
20.00–8.00. Бюллетени вываливают из урн на большой стол. Мы складываем их по кучкам. Члены комиссии
шушукаются: «Смотри, сколько за Прохорова!» Бюллетени сложены по пяти стопкам. Стопки Прохорова и Путина почти равны. Начинается подсчет. Наблюдатели во главе с неутомимой Ивлевой заставляют комиссию действовать по закону — вслух зачитывать фамилии каждого из кандидатов. Комиссия их ненавидит, но подчиняется. У Путина — 667, у Прохорова — 457. Аплодисменты. «У нас — второй тур», — говорю я. На меня смотрят как на сумасшедшую: «43% за Путина — для Москвы это нормально», — увещевает меня кто-то из них. Наблюдатели требуют копию протокола.
4.00. Звонит председатель. Разрешает считать голоса за муниципалов. Подсчитываем до восьми утра. Засыпаю, наблюдатель от депутата Богатырева будит меня, хлопая по спине. Вздрагиваю и просыпаюсь. И ставлю, ставлю палочки... Но Богатырев в муниципальное собрание не проходит.
Tweet