«Письмо полякам». Именно так окрестили в Польше статью Владимира Путина, приуроченную к 70-летию начала Второй мировой войны и его визиту в Польшу. Мира с прошлым она не дала. Почему — размышлял The New Times
В «авторском» заголовке статьи Путина стоит вопросительный знак. Она называется «Страницы истории — повод для взаимных претензий или основа для примирения и партнерства?» Хотя с позиций политической рациональности и дипломатического этикета предполагается, что ответ очевиден — для партнерства, на деле вовсе не так гладко.
Завышенные ожидания
Поляки с нарастающим трепетом ожидали появления Путина. Их ожиданиям соответствовала бы вторая мюнхенская речь — жесткая, националистическая, наступательная. Разумеется, этого не произошло, Владимир Владимирович не так прост. Для очеловечивания фона визита была избрана статья в главном польском ежедневном издании «Газета выборча». Как сообщил в своем видеоматериале на сайте «Газеты» первый заместитель главного редактора Ярослав Курский, эта «неожиданно интересная» статья была прислана российским посольством в Варшаве, и дипломаты не возражали против предварительной публикации фрагментов до появления «Письма полякам» в понедельничном бумажном выпуске. Что, собственно, и произошло. Благоприятный фон визита был обеспечен, а статья и слова Путина об аморальности пакта Молотова—Риббентропа комментировались со всей возможной деликатностью. Российский премьер не сходил с первых полос. Номер «Газеты выборчей» за 2 сентября был украшен шикарной фотографией премьеров России и Польши — Владимира Путина и Дональда Туска, мирно беседующих без переводчика на солнечном берегу в городе Сопот. «На сопотском моле — хорошая погода, — сообщала шапка первой полосы. — Премьер Путин объявил о возможном открытии катынских архивов». «Такие сильные народы, как российский и польский, не боятся правды», — заявил Дональд Туск.
В противовес нынешнему главе польского правительства бывший премьер и брат президента Ярослав Качиньский патетически восклицал: «Зачем пригласили Путина?» В том смысле, что визит российского лидера заслонил смысл торжеств, на которые съехались более 20 делегаций из разных стран. А президент Лех Качиньский приравнял расстрелы в Катыни к Холокосту.
Путин и польская история
Путин принял приглашение либерального — в противовес консервативному президенту — премьера Польши Дональда Туска, «потому что Россия и Польша были союзниками в той справедливой битве». Об этом сейчас все забывают по обе стороны границы, и такое напоминание было важным. Хотя начиналось все не слишком удачно. В 3 часа утра по московскому времени 17 сентября 1939 года польский посол в СССР получил заявление от замнаркома иностранных дел Владимира Потемкина, в котором сообщалось о переходе Красной Армией советско-польской границы для защиты жизни и имущества жителей Западной Украины и Белоруссии. Подчеркивалось, что в результате польско-немецкой войны Польша как государство перестала существовать и это создает опасность для Советского Союза. Секретные протоколы к Договору о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября оформляли четвертый раздел Польши. И надо сказать, что сталинская логика шла в русле старых русских предубеждений против Польши. Стихотворение Пушкина «Бородинская годовщина» упоминается реже, чем «Клеветникам России» с их «спором славян между собою», но именно там в адрес Польши, превратившейся в империи Наполеона в Польское герцогство, презрительно сказано: «Ступайте ж к нам: вас Русь зовет! / Но знайте, прошеные гости! / Уж Польша вас не подведет: / Через ее шагнете кости…» В сентябре 1939-го, не в пример наполеоновским войнам, Войско Польское отчаянно сопротивлялось, а угроза с Востока оказалась абсолютно неожиданной. В результате в плен были захвачены почти 250 тыс. польских солдат и офицеров. Потом 22 тыс. из их числа в апреле-мае 1940-го будут расстреляны в Катыни, Медном и под Харьковом.
Непонимание этих нюансов и продолжает раздражать поляков. Упреки полякам в участии в расправе с Чехословакией признаются справедливыми (это была борьба за спорную Тешинскую область, которую в Польше называют Заользье), но, как написал в своем ответе Путину бессменный главный редактор «Газеты выборчей» Адам Михник, «никто не стрелял там в затылок».
Не очень удачным оказалось и упоминание в статье Путина Версальского договора как одной из мин замедленного действия, ставшей отдаленной причиной Второй мировой. Беда в том, что поляки хорошо помнят классическое определение Вячеслава Молотова: «Польша — уродливое детище Версальского договора». Об этом тоже напомнил Михник.
«Крайне вредно и безответственно спекулировать на памяти, препарировать историю, искать в ней поводы для взаимных претензий и обид», — справедливо написал Путин. Но почему тогда в России прошло информационное цунами, обеляющее пакт Молотова—Риббентропа, почему в общественное сознание был вброшен миф о том, что Польша спровоцировала Германию на поход на Восток? Почему, кстати говоря, праздник 4 ноября отмечается как день победы над польскими захватчиками? А ведь это тоже абсолютно сталинская логика. Именно Сталин, как пишет Михник, в 1941 году поставил в упрек генералу Владиславу Сикорскому польскую оккупацию Москвы в XVI веке.
Общие слова, сказанные Путиным, — важнейший дипломатический инструмент, позволивший хотя бы отчасти растопить лед уже не просто взаимного недоверия, а нелюбви. Но как только начинается оценка исторических деталей, тут же возникают противоречия. Например, российский премьер пишет: «И можно ли закрыть глаза на закулисные попытки западных демократий «откупиться» от Гитлера и перенаправить его агрессию «на Восток»?» Конечно, это обстоятельство было одной из причин заключения пакта о ненападении между СССР и Германией, но не секретных протоколов Молотова—Риббентропа. Однако, во-первых, надо понимать, что в 1939-м Сталин, мягко говоря, не был популярен в тех самых западных демократиях. Во-вторых, это была ошибка конкретных западных политиков, которых тогда же осудили другие политики, их сограждане. Невилл Чемберлен относился к числу «умиротворителей», близоруко веривших, что Гитлера можно остановить. В своих воспоминаниях посол СССР в Англии Иван Майский упоминает частный разговор с Уинстоном Черчиллем, который сказал о Чемберлене: «Невилл — дурак… Он думает, что можно ехать верхом на тигре».
Катынский сюжет
«Народу России, судьбу которого исковеркал тоталитарный режим, также хорошо понятны обостренные чувства поляков, связанные с Катынью», — признал Путин, но не написал ничего о претензиях, связанных хотя бы с тем, что 116 из 183 томов уголовного дела, которое закрыла Главная военная прокуратура, остаются секретными. Адам Михник в своей статье под названием «Все было не совсем так, господин Путин…» предложил России и Польше взаимно открыть архивы и все материалы, касающиеся Катыни: «Это было бы хорошим знаком для поляков». За день до этого замглавы аппарата правительства Юрий Ушаков заявлял о невозможности такого развития событий. Но после прогулки на сопотском моле и беседы с Туском на смеси русского, английского и немецкого языков Путин допустил возможность продолжения обсуждения темы на основе «взаимности». Туск согласился с таким принципом.
Пока, если что и осталось взаимным, так это «симметричные» исторические упреки. Вы расстреляли наших в Катыни, а вы заморили голодом и тифом красноармейцев в польском плену. Впрочем, Дональд Туск сделал все, что мог. А у Владимира Путина есть шанс перейти от слов (статьи) к делу (рассекречиванию катынских материалов).
