Глобальное торможение

До кризиса китайская экономика росла в среднем на 12% в год — ни одна страна не показывала такой динамики. Основой столь бурного развития, поясняет директор Центра макроэкономических исследований Сбербанка РФ Ксения Юдаева, был постоянно увеличивающийся экспорт китайских товаров. Однако в кризис спрос на них в мире заметно упал, соответственно, затормозилась и экономика КНР. Повышение ВВП в 2009 году составило 9,2%, в 2010-м — 10,3%. Конечно, эти темпы уступают докризисным, но на фоне рецессии, в которую погрузилось большинство ведущих экономик, Китай все равно оставался локомотивом, тащившим за собой весь мир.

Чтобы сохранить темпы развития, власти КНР проводили активную политику поддержки госпредприятий, составляющих основу экономики страны. Для этих целей государство направило с начала кризиса в реальный сектор $586 млрд — в мировом масштабе больше была только программа стимулирования экономики США. В результате крупных финансовых вливаний госсредств в стране начали быстро расти цены. Инфляция, бывшая в 2008–2009 годах практически нулевой, стала ускоряться и выросла до 4,6% по итогам 2010-го и до 5,4% по итогам 2011-го. Особенно бурно росли за последний год цены на недвижимость — на 22%.

Чтобы предотвратить перегрев, Банк Китая начал ужесточение условий выдачи кредитов. Требования к банковскому капиталу были подняты более чем в 10 раз, в 2 раза была повышена учетная ставка. Но в итоге, делают вывод аналитики Сбербанка, меры, направленные на стабилизацию, лишь усложнили финансовую систему и ее связи с реальным сектором. Спрос на кредиты как со стороны населения, так и бизнеса сохранялся высоким. Однако в силу ужесточения правил их выдачи и условий работы банков обращаться к услугам последних стало просто невыгодно.

«Потребителям нужно было избежать госрегулирования, — поясняет Ксения Юдаева. — И это оказалось несложно: в Китае стала развиваться теневая кредитная система — банки создавали «левые» компании, куда выводили свои операции». Некоторые предприимчивые деятели брали кредиты в банках и использовали эти средства для предоставления займов тем, кто хотел получить деньги в долг без лишней бюрократии. Активы теневого финансового сектора на конец 2011 года оцениваются в фантастическую сумму $1,5–2,5 трлн (25–40% ВВП). Займы выдавались под проценты от 20% до 180% годовых.

„

Если рост экономики Китая замедлится до 6,5% в год, цена на нефть в следующем году, даже при условии сохранения рисков на Ближнем Востоке, может опуститься до $80 за баррель

”

Окупить столь высокую стоимость заимствований во многих случаях практически невозможно, особенно на фоне глобального замедления, поясняет Юдаева. Поэтому в последнее время резко выросло число банкротств среди малого и среднего бизнеса. Например, в результате непосильной долговой нагрузки около 200 предприятий города Вэньчжоу**Население — около 7, 5 млн, 140 тыс. частных предприятий. в 2011 году объявили о банкротстве, около 90 руководителей сбежали за границу от кредиторов и около 20% предприятий города приостановили или сократили производство.

Ужесточение правил банковской деятельности и условий кредитования нанесло удар еще по одному важному фактору, стимулирующему рост экономики страны, — внутреннему спросу на товары и услуги со стороны населения, считает Ксения Юдаева. Кредитный бум в Китае закончился, полагают аналитики Сбербанка, а объем «плохих долгов» в банковской системе вырос за два последних года с 1% до 12%.

Сигналы замедления в экономике Китая проявляются все отчетливее, утверждают аналитики Сбербанка. Продолжает падать фондовый рынок: за последний год основной его индекс Shanghai Comp уменьшился на 12%. Прирост инвестиций в новое строительство за год замедлился в 2 раза. При этом основное торможение китайской экономики придется на 2012 год, уверена Ксения Юдаева. По ее расчетам, рост ВВП в Китае в наступившем году будет замедляться в среднем на 0,7% в квартал, то есть к концу 2012-го составит примерно 6,5%.

«Такой сценарий возможен, — дает оценку прогнозу Сбербанка Наталья Волчкова, профессор Российской экономической школы. — Однако надо учитывать, что для Китая это запредельно низкие темпы, все равно что для развитой экономики — нулевой рост». Эксперт объясняет это уникальной спецификой формирования валового внутреннего продукта Китая, аналогов которой нет больше ни в одной экономике мира. Дело в том, что каждый год примерно 15 млн китайцев (между прочим, население средней европейской страны) переезжает на заработки из бедных сельскохозяйственных провинций КНР в крупные индустриальные города. А дальше эта армия внутренних мигрантов пополняет ряды дешевой рабочей силы, производящей огромное количество товаров, предназначенных для экспорта по всему миру. Одновременно эти люди постепенно повышают собственные доходы и улучшают условия жизни, становясь активными потребителями. Такой своеобразный круговорот рабочей силы обеспечивает существенную часть прироста национального валового продукта. Соответственно, поясняет Наталья Волчкова, снижение роста экономики до 6,5% в год будет означать либо прекращение этого внутреннего притока рабочей силы, либо остановку экспорта. И то и другое приведет экономику КНР к полномасштабному кризису.

Снижение темпов роста экономики Китая до 6,5% таит угрозу не только внутреннему рынку, но и всей мировой экономике, утверждают аналитики Сбербанка. Дело в том, что Поднебесная — крупнейший в мире потребитель основных металлов: стали, алюминия, меди, свинца, никеля, олова, цинка. В 2010 году Китай сместил США с первого места по потреблению энергии, и по итогам 2011 года его доля составляет уже 20,3% от общемирового потребления энергии (США — 20,1%). Сейчас на долю Китая приходится 5,2% мирового производства и 10,6% мирового потребления нефти. Именно постоянный спрос со стороны растущей экономики КНР обеспечивал высокие цены на нефть и металлы в последние годы.

Исходя из этих данных, аналитики Сбербанка точно рассчитали, насколько могут упасть цены на эти продукты в наступившем году. «Если наши прогнозы сбудутся, — говорит Ксения Юдаева, — то есть рост экономики Китая замедлится приблизительно до 6,5% в год, цена на нефть в следующем году, даже при условии сохранения рисков на Ближнем Востоке, может опуститься до $80 за баррель**На середину января нефть марки Brent стоила $109–112 за баррель., а цены на металлы упадут на 20%».

А это уже грозит катастрофическими последствиями российской экономике, которая, как известно, критически зависит от сырьевого экспорта, за счет которого формируется, по официальным оценкам, около 50% доходов российского бюджета**По оценкам независимых экспертов, например, Сергея Алексашенко, эта доля доходит до 80%.. Аналитики Сбербанка подсчитали, что при цене нефти $80 за баррель и падении цен на металлы на 20% рост российской экономики в 2012 году замедлится до 1,2%. И это при том, что по итогам 2011-го этот рост составляет примерно 4,3%, а на этот год правительство планирует 3,8%. Кроме того, доля Китая в российском экспорте превышает 5%, и если этот показатель начнет снижаться, то кривая падения российской экономики может оказаться еще круче.

России в этом случае фактически угрожает рецессия с самым широким спектром негативных социально-экономических последствий типа резкого роста бюджетного дефицита**Бюджет-2012 сверстан, исходя из среднегодовой цены нефти $100, а бездефицитным он может стать, по оценкам министра финансов Антона Силуанова, лишь при цене барреля $117., промышленного спада, остановки ряда производств, сокращения рабочих мест, зарплат и доходов населения, увеличения безработицы. В общем, мы снова рискуем получить весь тот «букет» негатива, с которым страна столкнулась осенью 2008-го — в начале 2009 года. Это и будет означать вторую волну кризиса, о вероятности наступления которой вот уже два года гадают все экономические эксперты.

Правда, Ксения Юдаева предлагает не поддаваться преждевременной панике. По ее словам, «последние тенденции в мировой экономике показывают, что рост замедляется во всех странах, в том числе в России, но в минус, скорее всего, не уйдет».

В ночь на субботу 14 января (чтобы дать рынкам возможность переварить новость за выходные) Stаndard & Poor’s понизило рейтинг сразу 9 стран, включая Францию, Италию и Испанию. Этот шаг ожидался с декабря: условия финансирования для европейских стран, то есть их оценка рынком, уже тогда были заметно хуже, чем можно ожидать, исходя из их рейтингов. Вслед за вердиктом «девятке» был понижен и рейтинг Европейского фонда финансовой стабильности (EFSF).

После финансового коллапса 2008 года рейтинговые агентства столкнулись с массой упреков в том, что они пропустили кризис и теперь стараются перестраховаться, невзирая на возражения заемщиков, даже настолько влиятельных, как ведущие страны Европы. В то же время упреки в том, что агентства манипулируют рынком, безосновательны. Инвесторы, чьи оценки определяют котировки ценных бумаг, и без рейтингов понимают, кто чего стоит. И движение рейтинга не опережает оценку рынком заемщиков, а запаздывает (разве что в последнее время не так сильно, как раньше).

Другое дело, что рейтинги определяют, можно ли инвестировать в те или иные бумаги не биржевым спекулянтам, а консервативным инвесторам, включая пенсионные фонды. Но тут уж не поспоришь: облигации европейских стран (исключая Германию) — сейчас не самый надежный инструмент, и пенсионерам лучше бы держаться от них подальше.

„

Увеличивать ассигнования на спасение Европы Германия не хочет: в конце концов это обернется ухудшением ее собственного рейтинга и ростом цены заимствований

”

Важнее другое — S&P вслед за многими экономистами признало: европейская стратегия бюджетной экономии, которая была нужна в 2008–2009 годах, уже не избавит континент от кризиса. Условия кредитования будут ухудшаться, риски для европейских стран — расти. А одновременная попытка реструктурировать свои обязательства, предпринимаемая правительствами и домохозяйствами, приведет к экономическому спаду и ударит по банкам, на спасение которых у правительств нет денег, считает профессор университета в Беркли Барри Эйхенгрин.

О том, что рынки вполне были готовы к понижению рейтинга стран еврозоны, свидетельствует тот факт, что никакого коллапса, после того как S&P объявило о своем решении, не случилось. Проседание фондового и валютного рынков было небольшим и кратковременным. Французские облигации несколько дней спустя после снижения рейтинга стоили столько же, сколько и до. А очередной аукцион по привлечению средств в европейский стабфонд EFSF прошел 17 января вполне успешно: желающих купить бумаги было очень много. В середине января по неплохим ставкам разместили свои облигации Италия и Испания (последняя — почти вдвое дешевле, чем месяц назад). «К тому моменту, когда агентства выполнят свою бумажную работу, все уже знают, что случилось: рынок движется быстрее и оценивает все события раньше агентств», — цитирует Bloomberg Карла Уэйнберга из High Frequency Economics.

Но решение S&P означает, что теперь Германия должна будет выделить еще больше средств на гарантии EFSF, чтобы он смог привлекать для проблемных стран Европы деньги по низким ставкам. Увеличивать ассигнования на спасение Европы Германия не хочет: в конце концов это обернется ухудшением ее собственного рейтинга и ростом цены заимствований. На этом фоне появляются призывы вроде того, с которым на днях выступил глава немецкой газовой компании Linde Вольфганг Рейцле: раз призвать к дисциплине коллег по еврозоне не удается, Германии следует ее покинуть. Пока политики эти призывы не поддерживают, но все может измениться.

Как бы то ни было, на днях немецкое правительство снизило прогноз экономического роста в этом году с 1% до 0,7% (в 2011-м рост ВВП составил 3%). Причина — слабый спрос на экспорт в еврозоне и Азии. Экономический рост в Германии возможен, только если растет вся Европа, отмечает министр экономики страны Филип Реслер.

Все больше экспертов склоняются к тому, что снижать уровень долга в Европе придется за счет роста инфляции. Этот подход противоречит всем канонам европейской монетарной политики, но становится все более неизбежным, считает Рикардо Кабальеро, профессор Mассачусетского технологического института. Инфляция и снижение курса евро обесценит долг, улучшит ситуацию с экспортом товаров и услуг, в частности, туристических, позволит возобновить экономический рост.

Ответ на подбрасываемые кризисом задачи европейские политики ищут «не там, где потеряли, а там, где светло». К этому разряду можно отнести предложение о введении обязательного налога на все финансовые транзакции**Транзакция — банковская операция, заключающаяся в переводе средств с одного счета на другой.. На этом шаге настаивает французский президент Николя Саркози, канцлер Германии Ангела Меркель с ним почти согласилась. Италия сопротивляется, но вяло, зато резко против Британия. Поэтому налог даже теоретически не может быть введен в Евросоюзе, а только в еврозоне. Большинство экспертов считает, что введение подобного налога не сулит банкам чрезмерно больших потерь, но оно сделает Европу неконкурентоспособной с точки зрения бизнеса. Покупать и продавать европейские бумаги, в том числе правительственные, будут просто компании из юрисдикций, где такого налога нет, — например, из Нью-Йорка и Гонконга. И этому ничто не сможет помешать.

Впрочем, опасаться введения налога в ближайшее время европейским банкам не стоит. Вскоре, после того как Ангела Меркель высказала свою симпатию предложению Саркози, она уточнила, что это была ее личная позиция, а пока между партнерами по коалиции не будет достигнуто согласия относительно данной меры, Германия не будет поддерживать ее на международной арене.

Прежде всего, в таком налоге ничего нового нет. И хотя журналисты уже окрестили его «налогом Саркози», на самом деле он был предложен нобелевским лауреатом, американским экономистом Джеймсом Тобином еще в 1972 году и касался валютных операций: мир тогда перешел к плавающим курсам, и нужно было ограничить спекуляции на валютном рынке. Сейчас Саркози предлагает обложить налогом все финансовые транзакции. Идея, возможно, и неплохая, но есть одна проблема: налог не будет работать, если его не распространить во всем мире. Иначе просто бизнес перетечет туда, где подобного налога нет, — никто не хочет переплачивать. Подобный эксперимент уже провели в Швеции: налог на финансовые транзакции был введен в 1980 году, но через 8 лет его пришлось отменить из-за массивного оттока капитала из страны. То же самое ждет и Европу: инвесторы просто уйдут в другие страны.

С этим тоже все не так просто. Дело в том, что вследствие кризиса сами страны стали активными участниками операций на финансовых рынках. Например, Франции, чтобы обслуживать свои внешние и внутренние долги, в течение двух ближайших лет необходимо занять €318 млрд. Если налог на транзакции будет введен, эти займы также будут им облагаться. То есть, вместо того, чтобы удешевить кредит, европейским странам придётся платить больше, а их долги станут менее интересными для инвесторов.

Понимают, конечно. Со стороны может показаться, что экономические решения, предлагаемые европейскими руководителями, часто противоречат друг другу и здравому смыслу. На самом деле это не так. Просто цель их — не выход из кризиса, а политические выгоды. Во Франции сейчас на повестке дня предвыборная кампания Николя Саркози, который не только хочет выступить в роли спасителя Европы, но заодно отвоевать часть левого электората: ведь идея налога всегда поддерживалась социалистами. Я даже думаю, что, продвигая этот законопроект, руководство страны вполне уверено, что он не будет принят. Или, что было бы лучше для кандидата в президенты, будет принят, но с такими мизерными ставками, что никак не повлияет на ситуацию на рынках, позволив праздновать политическую победу.

Оно тоже пахнет большой политикой. С одной стороны, нелогично, что Франция, с 1974 года ни разу не представившая сбалансированного бюджета, могла так долго удерживать своё тройное А (наивысший рейтинг надежности по шкале S&P: ААА. — The New Times). Если руководствоваться только экономическими параметрами, рейтинг страны давно должен был быть понижен. Но время выбрано не случайно, и само агентство даёт тому объяснение: Франция наказана не за долги и неудачные экономические реформы, а за слабость в общеевропейской политике.