Польский театр на рандеву

Валбжих — бывшая «угольная» столица в Нижней Силезии, заброшенные шахты до сих пор напоминают о былом «каменноугольном» расцвете. Театр имени Ежи Шанявского стоит в центре города огромным бетонным ДК из 70-х. Когда-то сюда после тяжелых рабочих будней приходили семьями на встречу с прекрасным. Сегодня театр Валбжиха — центр польского остросоциального политического искусства, здесь придумывают свои провокативные, жесткие и насмешливые фарсы журналист и драматург Павел Демирский и его жена режиссер Моника Стшемпка. Сайт театра бурлит от зрительских впечатлений.

Из отзывов зрителей: «Что вы делаете! Театр, который должен был воспитывать, потерял всякую ценность. Мое сердце сжимается от того, что я вижу! Кто позволил вам так издеваться над театром, в котором когда-то шел «Сон в летнюю ночь»?**Все отклики польских зрителей в русском переводе — с сайта Театра им. Ежи Шанявского.

«Да здравствует война!» — это антивоенный памфлет, предлагающий отказаться от любых попыток оправдания насилия. Персонажи из культового сериала «Четыре танкиста и собака» вступают в XXI век с абсолютно искореженным, изнасилованным войной и пропагандой сознанием. Теперь, из XXI века, из современной Польши они пытаются по-новому осмыслить свое советское прошлое, пытаются содрать с себя вросшие за десятилетия мифы, содрать безжалостно, как сдирают присохшие бинты с затянувшихся ран.

Обнаженные герои, конечно, повергают в шок. На заднике надпись — «Москва, август 1944 года». У двери толстый грузный охранник, отвечающий на любой вопрос хриплым обиженным лаем — это Шарик. Шарик — «цепной пес сталинского режима», пес, спущенный с цепи, именно так определяют его герои.

Шарика играет единственный возрастной актер труппы — Адам Воланчик. Пан Адам — страстный русофил, после спектакля трогательно фотографировал оставшихся на обсуждение зрителей и рассказывал, как в детстве воровал из библиотечных «Огоньков» репродукции русских художников, как организовал в школе кружок советско-польской дружбы. Пан Адам гордится своим знакомством со Смоктуновским и Кадочниковым, пишет стихи и коллекционирует иконы. Все это ничуть не мешает пану Адаму изображать обрюзгший гавкающий мешок — «символ советского режима». Получилось у него убедительно.

Из отзывов зрителей: «Тем, кто не любит современное искусство, лучше не ходить. История подается через сюжет бессмертного пропагандистского сериала «Четыре танкиста и собака». Благородная цель, но форма шоу явно победила его содержание. Масса ненужной ненормативной лексики и обнаженной натуры. Театр решил нас всех шокировать. Лично я собираюсь держаться подальше от этого театра и не собираюсь посещать это место больше никогда. Надеюсь, театр скоро закроют».

Язык политического театра универсален во всем мире: это язык прямых аналогий, ярких шокирующих метафор, язык художественных провокаций и агрессивного вмешательства в зрительское пространство. Публицистический театр не терпит никаких компромиссов, никаких полутонов — это не художественное расследование, а судебный процесс с обязательным приговором в финале (как «Час восемнадцать» в московском Театре.doc). Тот, кто принимает подобный театр, тот, кто приходит в зал не за прекрасным, а за обжигающе правдивым, не бросится в ужасе к выходу, испугавшись слова «курва» или спущенных трусов.

Одним из самых скандальных уходов из зала был уход Анджея Вайды во время спектакля того же театра «Дорогой мой Анджей, Анджей, Анджей и Анджей». Вайду можно понять — он бежал с собственных похорон: именно таким образом Павел Демирский решил выяснить отношения с культурной элитой Польши, с ее непререкаемыми авторитетами в лице легендарного режиссера. Тот спектакль был не о Вайде — о пути политических и духовных компромиссов, который выбрала для себя польская интеллигенция.

„

Одним из самых скандальных уходов из зала был уход Анджея Вайды со спектакля «Дорогой мой Анджей, Анджей, Анджей и Анджей»

”

Тема лицемерия — одна из основных и в «Да здравствует война!». Когда речь идет о Варшавском восстании 1944-го, авторы спектакля не слишком церемонятся с одной из самых болезненных и жгучих страниц польской истории. Впрочем, когда на экране возникнет титр «1968», российский зритель не сразу поймет, о чем идет речь. Это год польского национального позора — когда массовые погромы спровоцировали исход евреев из Польши, это год, о котором предпочитают не вспоминать. Так же, как и о преданных властями польских офицерах, расстрелянных в Катыни. А позже, в 90-е, — преданных и вычеркнутых из памяти поколений ветеранов Армии Людовой.

Из отзывов зрителей: «Я видел шокирующий спектакль нашего театра, великий и мудрый спектакль. Актеры великолепны, и вы поймете, какой огромный объем работы по переосмыслению прошлого был ими проделан. Лишенное собственного достоинства польское правительство вступает в сговор с Москвой, лишенная достоинства польская интеллигенция пожинает плоды этого малодушия во время войны и после нее. Это и выражает нагота актеров, разве это слишком откровенно? Спектакль не отпускает меня: замечательный текст, диалоги… Больше всего мне понравилось, что я услышал голос поколения 30-летних, и это голос мудрости, голос, протестующий против всех войн, и бывших, и настоящих».

Актеры труппы Павла Демирского, конечно, единомышленники. Именно поэтому их так привлекает обратная связь: и спектакль не заканчивается после поклонов, обсуждение со зрителем — обязательный завершающий аккорд, в котором проверяется звучание каждой ноты, обнаруживаются звенящие точки соприкосновения сцены и зала.

В Москве таких болевых пересечений обнаружилось множество. Попытка каждой новой власти переписать под себя историю, табуированные темы для общественных дискуссий, умалчивание позорных исторических сюжетов, боязнь называть вещи своими именами, ложное ханжеское представление о морали, право выбора на свой взгляд в прошлое, понимание того, что вчерашний день если и способен повториться, то только в самом уродливом и отталкивающем виде…

Спектакль заканчивается минутой молчания. Не «в честь», не «в память» — молчанием «против». И эта гробовая тишина финала кажется оглушительной по степени самоотверженности и правоты.

Из отзывов зрителей: «Я люблю наш театр, но после просмотра такого искусства, как это, мне хочется кричать и заламывать руки. Мне жаль наших великих актеров, вынужденных существовать в этом пространстве грубости, насилия и безумия, вместо того чтобы показывать красоту этого мира. Театр должен воспитывать наших детей, а не вредить их психическому здоровью. Я обращаюсь к вам! Дайте нам наш театр! Мы хотим обычных спектаклей после тяжелой работы. МЫ ХОТИМ ТЕАТР!»