Как быстро несется время
Год назад, когда мы начинали The New Times, мне задавали один и тот же вопрос: «Вы что, сумасшедшая?» Сегодня такого вопроса уже не задают. Констатируют: «Вы — сумасшедшая». И обязательно добавляют: «Мы за вас боимся».
И вот нам уже целый год. Никто не верил, что мы продержимся так долго. Сначала искали, кто у нас «крыша». Перебрали всех подряд: Ходорковский, Невзлин, Березовский, Гусинский. Были версии и поэкзотичнее: Сурков, Черкесов... Как говорится, кто больше? Потом выяснили — выясняли долго и тщательно: боже праведный, изумились, да она и вправду сумасшедшая!
За свои деньги, под своим именем? За этот год я приобрела такое количество врагов, какого никогда раньше не было, и потеряла очень многих, кто казался другом. Вот уж действительно: «Бывали времена страшнее (бывали, я знаю), но не было подлее».
Слушая 4,5 часа Путина в прошлый четверг, я, как всегда, со многим, что он говорил, соглашалась. Это была речь успешного, уверенного, довольного собой и всем, что он сделал для России за восемь лет, человека. Человека убежденного, что он не сделал ни одной ошибки. А как же «Курск», «Норд-Ост», Беслан, вторая чеченская, в которой столько было убито, предано, искалечено? Во всех этих трагедиях не было ни одной — ни одной его, президента, ошибки? А если не было, считает, его ошибок, то неужели и боли за то нет?
Избитые на «маршах несогласных», умиравший в тюрьме слепой и невиновный Алексанян, отправленные в лагеря ученые, лежащая в гробу Аня Политковская, постыдные выборы с бесконечными фальсификациями и омерзительным враньем, превращенный в пустышку парламент, насмерть запуганный бизнес — один кадр, второй, третий, десятый, сотый… Все это происходило в какойто другой стране? Не в России?
Если все так в стране хорошо и замечательно, то почему так боятся люди вокруг? Почему приватно говорят: «Мы читаем твой журнал», но боятся дать интервью или прийти на праздник?
Почему — и чего, кого? — так боится власть, деля страну на «наших» и «ваших», видя в соседях — врагов, а вокруг себя — заговоры? Почему боится тех, кто думает не так, как она? Коли все хорошо и все под контролем, чего так боятся Кремль и его «щит и меч» — ФСБ, не впуская в страну корреспондента журнала, 24-летнюю Наталью Морарь? Чего, наконец, так боится сам Путин, повторяя, как заклинание, слова, в которые заведомо мало кто поверит: стабильность… ошибок не было… все было и будет хорошо?..
Запад пишет: в России нет свободы слова. Неправда: она есть. И как везде, в том числе и на Западе, она, эта свобода, требует мужества. Только вот на нашей свободе — как в Зимбабве или Ираке — есть еще и ценник. И цена — все в этом уверены — жизнь. Год прошел. Все живы. И даже празднуем.
