Интеллигенция — слово русское? Ну еще и польское. И в работах немецкого социолога и философа Макса Вебера конца XIX века — тоже встречается. Нет, интеллигенция — слово не национальное, — имперское, из того языка, где поэт и царь связаны одним союзом, причем «поэт» — со строчной, а «Царь» — обязательно с большой. Интеллигенция — слово советское. «Прослойка» — как подстилка: ни тачать, ни сеять не умеет, а головой работать — боится. Тех, кто не боялся, называли «диссидентами». «Инакомыслящими». Интеллигенция инако не мыслила — она прослаивалась.
Рисунок Михаила Златковского из книги Виктора Шендеровича «Шендевры»
Великий грек, Платон, писал, что люди мыслящие — философы — отличаются от обычных людей тем, что способны заглянуть за край пещеры. Мыслители не боятся увидеть света. Обыватели страшатся даже собственной тени и потому забиваются подальше в пещеру. Платон мечтал, что именно мыслители, философы, в современном языке — интеллектуалы будут править республикой. Не случилось
Интеллектуалы редко становятся правителями. Цивилизация отвела им иное место: видеть, слышать, наблюдать, анализировать, критически мыслить и тем — править власть. Ровно потому, что интеллектуалы не боятся видеть свет, тогда как остальные предпочитают забиться в пещеры.
Российская элита родилась из постельничных — бояр Государева двора, чьим наивысшим наслаждением было снимать портки и сапоги с пьяного царя. Постельничными, например, были бояре Михалковы. Потом они писали гимны, в зависимости от заказа заменяя слово «Сталин» на слово «Бог».
Интеллектуалами были декабристы, народовольцы, реформаторы времен последнего царя. Потом была интеллигенция, или, как именовал ее Солженицын, образованщина. Она собиралась на кухнях, прикрыв подушкой телефон, ругала власть и говорила, что свобода — ее высшая цель.
Потом пришла свобода. Строго говоря, никому — ни классу-гегемону, ни классу-сеятелю — она была не нужна. Интеллигенция — пишущая, снимающая, играющая, изучающая — была той единственной стратой советского общества, которой свобода была нужна как воздух. Чтобы писать, снимать, играть, изучать. У советской творческой публики был богатый опыт: товарищ Сталин выступал сорежиссером «Дней Турбиных» на сцене МХАТа и учил снимать Пудовкина, Эйзенштейна, Козинцева. Еще он был большим ученым, специалистом в кибернетике, генетике, в лингвистике. Товарищ Хрущев учил художников рисовать. Товарищи Суслов и Лигачев учили писателей и журналистов писать.
Оковы пали. Интеллигенция — в ответ — застонала: отец-царь-генсек-государь, на кого ты нас покинул? Цитаты из библейского «Исхода » стали рефреном времени: зачем вывел ты нас из рабства, где была у нас миска супа и крыша над головой? Запросила — чуть-чуть нефтяных квот, немножко льгот, малость государственных субсидий. Ну конечно — чтобы писать, снимать, играть, рисовать. Миску с супом и даже кое-кому хлеб с икоркой — дали. Свободу — отобрали. Зато теперь товарищ Путин учит «Современник», как Чацкого следует играть. Научит?