The New Times обратился к деятелям культуры — режиссерам, актерам, писателям — с вопросом о том, какова сегодня роль российской интеллигенции в жизни страны. С кем они — мастера культуры?
Марк Захаров, режиссер: «То, что делал Путин в первые годы, наверное, было необходимо»
Я думаю, что настоящая российская интеллигенция от многого отказывается и во многом не участвует, уже наученная некоторым горьким опытом. Она рвалась вместе со всеми к Белому дому защищать Ельцина, защищать новую демократию, выходила на улицы. Потом ситуация изменилась, и к митингам, уличным шествиям отношение стало иное.
Я сужу по себе, но у меня очень много знакомых, друзей, которые от многих предложений власти отказываются. И я отказываюсь участвовать в некоторых акциях. Хотя не скрою от вас, когда Владимир Владимирович Путин меня и других деятелей пригласил по вопросам театральной реформы, я пошел на этот контакт с удовольствием. Считаю, что в традициях русской интеллигенции — не отвечать хамством на протянутую властью руку, если это не задевает твою честь и убеждения. Поскольку та встреча была связана с театральной реформой, а я лицо заинтересованное, я пошел и высказал свою точку зрения.
То, что делал Путин в первые годы, наверное, было необходимо. Мы это почувствовали. Тогда начались энергичные движения по спасению некоторых запущенных конструкций нашей экономики, нашего правового состояния. И интеллигенция понимала, что кончилось время стихийных акций, надо дать полномочия профессионалу, чтобы навести некий порядок. Но дальше возникает очень много вопросов и у меня, и у других деятелей. Ну, допустим, вертикаль власти, доведенная до абсурда. Может ли такое гигантское, планетарное тело, как Россия, — по существу, континент — управляться из одной точки? Нет. После необходимой централизации власти должен наступить момент довольно решительный и смелый — децентрализации. Иначе просто мы не войдем в новую эпоху.
Я вижу, что интеллигенция стала осторожнее в своих суждениях. Но есть какая-то часть, которой надо как-то обозначиться — дескать, я существую, я функционирую… Это наша слабость — творческих деятелей: обязательно время от времени надо где-то возникать, не обращая внимание на то, где, с кем и по какому поводу ты возникаешь. Сейчас все большее количество представителей интеллигенции стало внимательнее следить за этим.
Лия Ахеджакова, актриса: «Раб сидит очень глубоко. И варвар. Варвар и раб»
Я про интеллигенцию ничего не знаю. Я сама по себе.
Вы знаете, что произошло в моей жизни: я стала бояться говорить. И я стала себя понуждать говорить. Я себя заставляю.
И я уж теперь не знаю, кто интеллигенция, а кто нет. Я теперь уже запуталась в этом понятии. Я запуталась. Я не знаю, что это такое и до каких пор человек интеллигент, а дальше уже просто благополучный, сытый, с небольшими элементами холуйства ради собственной личной пользы. Я не понимаю теперь, где интеллигенты. Может быть, это те, кто не засвечены? Они же есть везде в России. Просто я с ними встречаюсь лично. Вы их не знаете, а я их знаю. Но среди тех, кто засвечен — мы все знаем их имена и фамилии, эта грань уже стирается...
Вот человек, который образован, талантлив, порядочен в жизни, но ничего и никогда не подписывает в защиту другого человека, которого пытают и мучают. Он в его защиту не поставит подпись, и причиной тут может быть не только трусость. Понимаете, за его спиной может быть целый коллектив, который может лишиться и премий, и инвестиций, и зарплаты, и каких-то преференций.
Они отвечают за этот коллектив — чего я там буду подписывать из-за одного человека, которого мучают. Понимаете? А я отвечаю за огромный коллектив, которому обещали и должны дать, и дадут, а если я подпишу это письмо — 60 человек не получат прибавления к зарплате, кто-то квартиру не получит, чего-то не разрешат, не построят новую сцену, новое здание, не построят флигель, филиал, который позарез нужен.
Я за себя одну отвечаю, поэтому я могу себя вести сообразно тому, насколько я могу рисковать. А вот если бы я отвечала за целый коллектив, за судьбы людей, а то и детей... А если бы у меня были маленькие дети, а мне бы угрожали? И я знаю, что сейчас за детей надо бояться, если ты совершил какой-то поступок неординарный. За детей, за близких людей. Понимаете, какая ситуация… опасная.
Вот новый президент прежде всего сказал слово «свобода». Я не знаю, что он под этим понимает. Мне очень нравится слово «свобода». Но что это за свобода, если я боюсь говорить то, что думаю? Мне интересно это — с какого числа начнется свобода? И каковы будут рамки этой свободы? Не потому, что я хочу кого-то обзывать, обвинять, но мне кажется, в понятие свободы-несвободы входит и смерть Анны Политковской. В эти рамки я включаю и то, что происходит с Наташей Морарь. Хотелось бы знать, когда уже можно будет об этом говорить — так, не боясь?..
Понимаете, Сталин сидит в нас. Это отравление гораздо глубже, чем мы думали. Это даже не отравление — это гангрена. Как мы всегда думали: умрет Сталин — и все метастазы отомрут! Нет. Сейчас телевидение поражает нас примерами этих метастазов.
А если вы будете общаться постоянно с людьми по всей России, вы узнаете, что это никуда не девалось, что раб сидит очень глубоко. И варвар. Варвар и раб. И, наверное, это целая школа — свобода духа...
Или мы все должны поумирать? Пусть родятся другие, которые не знают, что такое сталинизм. Вот мы все, кто жил при этом, должны вымереть дотла. Наверное, только так лечится эта тварь — сталинизм.
Захар Прилепин, писатель: «Эти люди слишком давно слишком хорошо питаются, слишком хорошо передвигаются на слишком хороших машинах. Чего от них хотеть?»
Наша интеллигенция уже лет 20 или 30 находится в состоянии такой максимальной отдаленности от жизни человеческой, от жизни почвенной, что даже не совсем понимает, в чем проблемы у людей. Наша интеллигенция напоминает того самого трагикомического персонажа французской революции — королеву, которая говорила: «Почему эти люди бунтуют?» Ей ответили: «У них нет хлеба». — «А отчего они не едят пирожные?» — спросила тогда королева.
Я думаю, что можно то же самое, без особого преувеличения, сказать о взглядах на жизнь и Макаревича, и группы «Чайф», и даже замечательного — дай бог ему здоровья — Александра Розенбаума. Эти люди слишком давно слишком хорошо питаются, слишком хорошо передвигаются на слишком хороших машинах. Чего от них хотеть? Они уверены, что все в нашей жизни замечательно. Право быть гражданином, право быть интеллигентом попрежнему нужно отвоевывать всей жизнью. И право носить его имеют единицы, просто — единицы.
Ту вопиющую пошлость, которую позволяет себе нынешняя наша так называемая интеллигенция — представители культуры и тем более шоу-бизнеса, музыки — в отношениях с властью, представить себе трудно. Конечно же, при Ельцине (как бы я к нему ни относился, Ельцин, безусловно, в истории останется как человек, который дал стране ощущение неких свобод, которые сегодня потеряны) интеллигенция делала это, что называется «по любви». А сейчас она знает, что если она так не будет себя вести, она будет иметь проблемы. И я об этом уже, собственно, наслышан. Это может касаться и музыкантов, это может касаться и литераторов, и издателей, и продюсеров, и кинематографистов, и кого угодно.
И если тогда какие-то вольности и какие-то веселые, забубенные поступки представители власти могли позволить, то сегодня это представить невозможно. Была история, когда поэт Левитанский был вызван на сцену Борисом Николаевичем Ельциным и отказался принимать из его рук орден в знак протеста по поводу войны в Чечне. И то же самое совершил в те же времена Александр Исаевич Солженицын. Сегодня представить себе такую ситуацию невозможно. Что-то меняется в обществе, когда люди вдруг понимают, что такое поведение будет им дорого стоить — не то, что их бросят в тюрьму, но лучше так не делать. И в силу этого число действительно буйных, действительно вольных людей катастрофически уменьшается. Я же все-таки вырос в 80-е годы. Я помню, сколько тогда было свободолюбия, сколько было людей, которые со страниц журнала «Огонек», со страниц газеты «Аргументы и факты» вещали о том, что так больше жить нельзя.
И все эти люди куда-то исчезли. Они кудато все зарылись в мох, я их не наблюдаю. Я вижу только, что вышел Юрий Юлианович Шевчук на «Марш несогласных» — какой-то странный, дикий человек. Или Гарик Сукачев дает деньги заключенным... А сейчас, конечно, есть ощущение, что наступил стабилизец.
Олег Басилашвили, актер: «Многие таким образом покупают свою безопасность. Поступают так еще и из страха»
Я не могу сказать, что интеллигенция всегда была в оппозиции. Вспомните 90-е годы. Тогда интеллигенция почти вся поддерживала курс Ельцина и его правительства. Почему так происходило? Потому что интеллигенция понимала, что те реформы, которые начинались, постепенно должны привести к освобождению человеческой личности, к росту производства, грубо говоря — к повышению уровня жизни. Я полагаю, что Борис Николаевич Ельцин войдет в историю как великий реформатор России. Ведь ни один русский царь и ни один генсек, никто, кроме Ельцина, не смог реформировать Россию. При Ельцине впервые за долгие годы прозвучало понятие «частная собственность». И не было бы Ельцина, его товарищей по правительству и людей, поддерживающих ельцинскую политику, мы бы не говорили на эту тему сегодня, и ничего, что мы видим вокруг хорошего, не было бы. Сейчас все хорошее, что мы видим, — это прорастающие семена, брошенные в землю во время ельцинского периода правления. Жалко только, что находятся охотники их вытаптывать — с большим успехом у них это получается.
И когда интеллигенция или ее представители начинают ощущать, что реформы либо сворачиваются, либо результаты этих реформ пытаются уничтожить и повернуть вспять, — вот тут интеллигенция начинает становиться на дыбы, настораживаться и может называть себя оппозиционной.
Но если раньше это был искренний человеческий порыв — поддержать власть в ее начинаниях, то сейчас все по-другому. Многие таким образом покупают свою безопасность. Поступают так еще и из страха, потому что нынешняя власть может прибегнуть к какимто санкциям, которые ухудшат положение этого человека в обществе.
Безусловно, не случайно сейчас так сильно переменилось отношение к личности Сталина, к его роли в нашей истории. Я бы предложил тех людей, которые поддерживают политику Сталина и считают, что она была положительной по отношению к стране, на месяц отправить в лагеря, с точным обязательством — выпустить их через месяц. И лагеря должны быть сталинского типа: с той кормежкой, с теми работами, со вшами, со смертями, с расстрелами — со всеми этими делами... Вспомним, какой кровью достались нам достижения сталинской эпохи: миллионов человеческих жертв стоили все Беломорканалы, сибирские стройки и так далее. Разве это победа Сталина? Вот если бы все это было достигнуто путем экономическим, благодаря четко выстроенным рыночным взаимоотношениям — да, тогда можно говорить о победе.
