Переписка с научным руководителем

Ольга Романова: 500 лет российской истории (если придираться, то дольше, но будем условно считать с первого русского царя) наглядно нам показывают, с каким упорством каждая вновь пришедшая власть канонизирует тюремных мучеников, несправедливо пострадавших от предшественников. Ну взять хотя бы того же Максима Грека, претерпевшего от папеньки Иоанна Грозного, а уже Иоанном аккуратно реабилитированным. Годунов посадил в яму в Ныробе Михаила Романова (дядю одноименного царя) — одноименный царь освободил от налогов Ныроб и окрестности (до 1917 года) за хорошее отношение к немедленно реабилитированному дяде. Причем, как обычно, все законно и с одобрения трудящихся. Понятно, что это такая общечеловеческая забава — но вообще-то порядочные страны с этим давненько завязали. Уроки истории учат нас, что они ничему не учат — тоже факт общеизвестный. Какой зарок должна дать новая власть, чтобы прекратить хождение по кругу?

Михаил Ходорковский: Происходящее легко объяснимо внутренней сущностью авторитарной (или того хуже — тоталитарной) формы управления. Авторитарный режим, как правило (исключения существуют), не опирается на фундамент законодательства. Законодательство, суды, правоприменение в целом весьма гибко подстраиваются под интересы властной группировки или человека.

На такой механизм невозможно опереться в борьбе за удержание власти.

Власть перехватывается силовым путем, без оглядки на закон, а гибкие правоприменители потом, с помощью юридической техники, обосновывают легальность претензий победителя. То есть авторитарный режим внутри себя держится исключительно на силе. А это, в свою очередь, означает, что более высокие уровни управления заинтересованы в неполной компетентности нижестоящих и в наличии у них внутренних конфликтов.

По мере старения носителей власти их компетентность падает, а следовательно, производя замену подчиненных, каждый стареющий руководитель вынужден еще больше понижать их компетентность. Если это не будет сделано — смена автократа или его подчиненного произойдет раньше.

Таким образом, все оппоненты оказываются либо вне системы, либо внутри, но в крайне законспирированном виде.

Борьба с автократическим режимом, как правило, приводит к консолидации оппозиции. Угроза столь велика, что все прочие конфликты отходят на второй план. При этом наилучшим консолидирующим эффектом обладают мученики режима (особенно не способные по тем или иным причинам к борьбе за будущую власть).

Причины мне кажутся очевидными, поэтому не останавливаюсь.

При потере власти сильным авторитарным лидером, который удерживал власть достаточно долго для ее окончательной структуризации и начала деградации, обычно происходит практически полная замена всей правящей элиты в связи с ее некомпетентностью (проистекающей из устаревания и отрицательного кадрового отбора).

Важным аспектом причины неизбежного управленческого коллапса является невозможность массовой замены верхней части администрации из-за опасений структуризации ими оппозиции (то есть кадровый застой).

При массовой замене правящей элиты неизбежен выход на освободившееся место той или иной части оппозиции. Однако вне зависимости от того, какая часть оппозиции прорвется к власти, консолидирующие символы она принесет с собой (потому они и консолидирующие).

Как уйти от отрицательного кадрового отбора? Как прекратить превращение значительной части креативного класса в эмигрантов и мучеников? Наверное, нечего предложить, кроме как строить демократическое общество с регулярно сменяемой властью, общество, где гарантией для лидера становится закон, а не слабость правящей элиты, то есть правовое государство.

А зарок:

— честно бороться за власть;

— предоставлять равные возможности оппонентам;

— честный уход от власти тогда, когда это предусмотрено законом.

Честно — значит в соответствии с демократическими нормами, которые верховная власть обязалась защищать. Честно — значит, трактуя закон в соответствии с духом демократических норм, а не пытаясь подделать его под себя. А если эта клятва будет нарушена, то народ будет иметь право и обязанность сменить ее вооруженным путем.

Ольга Романова: Каждое поколение образованных и в душе свободных российских людей могло (и может) с гордостью сказать: «Я (мой папа, мой дядя) сидел в тюрьме. А вы не сидели? А где были? Стучали, поди?». Если взять любую хорошую русскую биографию, там обязательно будет тюрьма и (или) ссылка: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Чернышевский, Герцен, декабристы и т.д. Разве что Тургенева пронесло по причине проживания в г. Баден-Бадене. Чехова не брали — так он сам на Сахалин поехал, ибо понимал, что в России без тюрьмы никак. Каждое поколение необразованных людей тоже гордится своими сроками и куполами. Вопрос: если русская тюрьма придает биографии необходимую экзистенциальность — что тогда делать с преступниками?

Михаил Ходорковский: Считаю вопрос прекрасным полемическим приемом, демонстрирующим одну из важнейших проблем нынешней ситуации с правоприменением. Обвинительный приговор не означает в глазах общества безусловной виновности человека. В то же время оправдательный — точно так же не означает невиновности. Проблема отсутствия морального авторитета у суда, у правоохранительной системы создает чудовищные коллизии, включая романтизацию тюрьмы.

Главным для преступника должно быть его моральное осуждение со стороны общества, ориентирующегося на моральный авторитет суда. Будет ли это когда-нибудь в России? Будет, но не при нашей жизни. Инерционность общественного мышления слишком велика. Поэтому принципиально важным является открытость судебного разбирательства, расширение компетенции суда присяжных, расширение сферы применения исправительных работ при максимально публичном и понятном объяснении существа и доказанности противоправных действий человека. Если меня не осуждает общество, во всяком случае та его часть, которая для меня является авторитетной, — любое наказание превращается в мученичество.

Ольга Романова: По недосмотру пригласили меня экспертом в межведомственную группу насчет межнациональных отношений в тюрьме (оскандалилась, больше не зовут). За относительно небольшой, но плотно проведенный свой срок ни разу не видела в тюрьмах и на зонах именно что межнациональных конфликтов, специально спрашивала бывалых — они тоже. Понятно, что фсиновцы часто стараются их провоцировать и сажают в одну камеру осетин с ингушами, башкир с татарами и т.д. Квачкова посадили с кавказцами. И тут наступает обычно дружба народов. Люди сплачиваются, и еврей в Рамадан кушает среди бела дня свинину вместе с мусульманином. Неужели бывший советский народ может сделать свободными и толерантными только тюрьма и общий враг?

Михаил Ходорковский: Увы, не все так благостно и в тюрьмах. Национальных конфликтов хватает, хотя действительно их число и интенсивность ниже, чем на свободе. Но водораздел не надо называть «общим врагом». Здесь другое явление, давно и хорошо известное психологам. Разделение свой/чужой проходит по наиболее яркой границе. В тюрьме она ясна. Исследований на эту тему — море. Для нас важнее другое. Если мы посмотрим на российское общество в целом, то внутри него разделение проходит по профессиональному признаку, между бюрократией (особенно силовой бюрократией) и остальными гражданами, внутри бюрократии — между ее отдельными отрядами и т.д. Это очень плохо, поскольку подрывает единство страны, народа в целом. Порождает кучу текущих проблем, включая полицейский беспредел и т.п. Таковы последствия имперской идеологии, которая была направлена на безусловную интеграцию тех частей империи, которые с точки зрения культурно-национальной не вписывались в нее органично.

Мировой опыт показывает — этап создания национального государства необходим. Без него гражданское общество не формируется. Человек — стайное животное. Ему необходимо ощущать свою принадлежность к некой «стае». Национальная общность — то культурное пространство, где человек ощущает себя своим и окружающих считает своими. Только таким образом можно сформировать заинтересованность людей в делах друг друга, в защите общих (общенациональных) интересов.

Иные варианты: социальная, профессиональная общности, землячество и т.п. — гораздо опаснее для России. Наши европейские соседи уже прошли этот этап и на его базе строят национальную надстройку. Мы отравлены ядом СССР, построенного на идее социальной общности и закрепившего эту идею большой кровью. Тем не менее такая идея не выдержала испытания на целесообразность для выживания страны. В общем, считаю, что, не пройдя этапа национального государства, Россия обречена.

Ольга Романова: Практический вопрос. Имею твердое намерение занять пост директора ФСИН (правда, Бахмина тоже хочет, но я согласна и на зама). Изучаю американский, скандинавский и т.д. опыт построения цивилизованной пенитенциарной системы. Что, на Ваш взгляд, нужно реформировать в первую очередь? По какому пути идти?

Михаил Ходорковский: Цивилизованная пенитенциарная система, на мой взгляд, должна отличаться, во-первых, целью. А главная цель — чтобы человек, в нее попавший, быстрее из нее вышел и никогда не возвращался обратно (в хорошем смысле ). То есть как госпиталь. Все прочее — лишь способы достижения основной цели.

Если посмотреть с этой точки зрения — ситуация чудовищна. Рецидив — огромен. Причины:

1. Нет службы адаптации (на воле).

2. Нет работы в колонии, не прививаются трудовые навыки и не формируется хоть какой-то задел на первое время (финансовый).

3. «Режим», который понимается совсем не в смысле, заложенном в УИК, уничтожает способность к самостоятельному мышлению. Люди, выходя на волю, становятся легкой добычей ситуации и криминальных главарей.

4. Искусственными барьерами на пути родственников (жен, мужей, детей), разрушаются семьи. Особенно у молодежи. Фактический запрет на отпуска, небольшое число свиданий рвут социальные связи. Люди выходят «в никуда», поскольку родители часто не доживают.

И так далее. Очень надеюсь, что тема ФСИН не станет для Вас проходящей. Она стоит очень серьезного внимания.