Смерть тореадора

Все билеты в огромном зале парижского театра Шайо стоят одинаково — что на первый, что на последний ряд. Капельдинеры сами предлагают пересесть с края в центр, если в центре случайно обнаруживается свободное местечко, что вообще-то немыслимо для Европы — куда купил билет, там и сиди. Для студентов перед первым рядом партера на пол брошены подушки. Легендарный театр, созданный Жаном Виларом как театр народный, принципиально демократический, остается таковым. Теперь на его сцене, видавшей Жерара Филипа и Марию Казарес, выступает Михаил Барышников.

Конечно, именно из-за него 1200 билетов на каждый вечер десятидневных гастролей были раскуплены подчистую. Париж интересуется современным искусством, и конечно, у нового спектакля Дмитрия Крымова нашлись бы зрители во французской столице. Но чтобы такой аншлаг и чтобы в партере приземлилась половина танцовщиков Парижской оперы — вряд ли. Париж пришел смотреть на Мишу. Ну а Михаил Николаевич решил снова взглянуть на Париж. И когда зрители только собирались и рассаживались, стоял на затемненной сцене и смотрел в зал, изучал его.

История, сочиненная Буниным в 1940 году, происходит именно в этом городе и так и называется — «В Париже». Белогвардейский генерал, живущий во Франции совсем небогато, но сносно (он зарабатывает писанием книг по истории гражданской войны), знакомится в русской столовой с интеллигентной официанткой. Его жена бросила его еще в Константинополе, ее муж давно работает где-то в Югославии — и два человека быстро прикипают друг к другу. Но маленькое их счастье (позднее, скромное, без великих запросов) быстро кончается: герой тихо умирает в метро от сердечного приступа. Семь страничек текста Дмитрий Крымов превратил в полуторачасовой спектакль; в роли генерала Николая Платоновича — Барышников, роль Ольги Александровны досталась актрисе московской «Школы драматического искусства» Анне Синякиной.

Париж в этом спектакле — условное, кукольное какое-то место. В столовой — пластиковый стол и стул (осознанное решение сценографа Марии Трегубовой). Такси — как щиты для фотографий с вырезанными проемами для лиц (здесь вырезаны окошки). Живые — только люди, и неважно, в каком городе они находятся.

Николай Платонович в исполнении Михаила Барышникова стал мягче и несчастнее, чем в бунинском рассказе. В интонациях (спектакль играют на русском, французские титры проецируются на задник) — плавность, как кажется, невозможная для кадрового офицера. И вопросительность какая-то, неуверенность. В движениях же герой несколько суетлив, раз за разом вешает на гвозди пальто и шляпу, которые с них упорно падают. Это целая реприза: повесил — прошел три шага — одежда рухнула на пол — вернулся — поднял — пошел… Так раз пять, и в последний раз он идет уже напряженно, с ожиданием, что придется снова возвращаться. И не дождавшись, когда пальто упадет, сам кидается назад и срывает его, бросает вниз. Довольно точное обозначение вечного нерва неудачника — готовность к несчастью, к тому, что даже в мелочах жизнь подкидывает подлянки. Героиня же Анны Синякиной гораздо более эксцентрична, чем тихо отчаявшаяся бунинская Ольга Александровна: ей подарена реприза, где она собирается на свидание и примеряет разные образы перед невидимым зеркалом (его роль играет зрительный зал): вот она роковая соблазнительница, а вот — скромная монашка.

Эксцентрика — пожалуй, самое точное слово для всего крымовского спектакля. В кино герои смотрят не комедию с каким-то актером, подражавшим Чаплину (как у Бунина), а «Чапаева», при этом на экране лицо командарма вдруг обретает вампирский оскал. А в вечер, когда Ольга Александровна впервые остается у Николая Платоновича, она идет по воздуху — и по его ладоням (актриса поднята на тросе над землей и перебирает ногами в полете — Барышников подставляет руки под каждый «шаг»). У классика вся история была — о печали, свойственной обыденной жизни. Крымов настаивает, что любая love story, независимо от возраста и обстоятельств, это взрыв, фейерверк, вышибающий человека из обыденности и поднимающий в воздух.

Потому герой лишен тихой смерти в метро. В финале возникает танец — краткий монолог, поставленный Алексеем Ратманским. У шинели Николая Платоновича оказывается красная подкладка, и эта шинель легко превращается в тореадорский плащ. В танце генерал сражается с судьбой, как с невидимым быком, лихо вертя красную тряпку над головой и вокруг себя. И падает замертво на шинель — убитый, но не побежденный…

В середине ноября спектакль будет показан в Тель-Авиве, потом, вероятно, отправится в дальнейшее путешествие по миру. В России его не будет — одной из французских газет (с российскими он принципиально не общается) Барышников только что сказал: «Я не вернусь в Петербург ни живым, ни мертвым».

танцовщик, балетмейстер. Родился в СССР, учился в Рижском хореографическом училище. Танцевал в Ленинградском театре оперы и балета им. Кирова (Мариинский театр). В 1974 году во время гастролей в Канаде отказался вернуться в СССР. Танцевал в труппе Американского театра балета, с 2005 года — художественный руководитель Центра искусств Михаила Барышникова в США.

актриса Московского театра «Школа драматического искусства».