И долго будет Карелия сниться

Добраться до Сегежи можно на поезде от Москвы (20 часов) или Питера (13 часов). Быстрее — самолетом до Петрозаводска, столицы Карелии, потом 272 км на машине: на иномарке — 4 часа, на продукции российского автопрома можно застрять часов на пять. Столько же — если добираться автобусом. Дорога плохая, узкая, ее ремонтируют и расширяют уже несколько лет. Картинка из окна машины не балует разнообразием. С двух сторон дороги — леса: сосновые, березовые, густые и не очень.

ИК-7 и СИЗО-2 находятся в четырех километрах от Сегежи. Колония была построена еще в 1968 году. Металлический забор, колючая проволока, трехметровый кирпичный черно-серый забор, опять колючая проволока, зеленые деревянные вышки, серые бараки — территория поражает воображение. В ней содержится 1300 человек, в том числе около 300 осужденных на строгий режим. Кроме жилой зоны здесь есть большая промзона: швейное производство, мастерские по работе с деревом, подсобное животноводческое хозяйство — раньше вроде были и козы, сейчас остались только свиньи. «Там 270 свиней. Заключенные за ними ухаживают, потом свинину сами и едят. Вроде бы к приезду Ходорковского ничего специально не ремонтировали. Там и так зэки все вылизывают, чистота — красная зона, образцовая», — рассказал The New Times прокурор из природоохранного надзора, приехавший в город и его окрестности с проверкой.

Что еще? Деревянные вышки с вертухаями, собачьи будки, огромные кавказские овчарки — все, как в других колониях Отечества, в которых приходилось бывать корреспонденту The New Times. Единственное отличие — непонятно откуда взявшиеся белые чайки. Они кружат над колонией, садятся на колючую проволоку, залетают на территорию. Дорожка вдоль тюремного забора — что-то вроде местного променада. Вот вдоль него как ни в чем не бывало прогуливаются две молодые женщины с восьмимесячными младенцами. Вероятно, живут в поселке рядом с колонией, где еще в 1970–1989-х годах гулаговского века заключенные построили жилье для сотрудников. «В советское время в ИК-7 был усиленный режим. Сюда везли осужденных из Москвы с серьезными сроками — по 15–20 лет», — рассказывает The New Times Галина Петровна. Она раньше работала на зоне, а сейчас на пенсии. Недавно купила себе небольшой участочек прямо рядом с СИЗО-2. Как только стало тепло, приехала чистить сад от сорняков. Близкое соседство с зэками ее не пугает: «Побеги бывают редко, за 15 лет, может, убежали два-три человека. Хорошо их охраняют».

Адвокат из Петрозаводска, чьи клиенты то же, как Ходорковский, были этапированы из Матросской Тишины, приезжает в ИК-7 каждые десять дней. Его клиенты — ребята серьезные: либо «воры в законе», либо те, кто на зоне уже не в первый раз. Они сидят на участке строгого режима. «У осужденных здесь нет мобильной связи. Очень жесткий прессинг, — говорит адвокат Алексей. — Если хочешь освободиться условно-досрочно, нужно смотреть администрации в рот. Независимому человеку с чувством собственного достоинства с таким прессингом справиться сложно. Взыскания можно получить за любое мелкое нарушение: одет не по форме, неаккуратно посмотрел на сотрудника. За это могут отправить в ШИЗО (штрафной изолятор) или в ПКТ (помещение камерного типа).

Михаил Ходорковский будет сидеть на другом участке — у него общий режим: здесь приняты правила «красной зоны», собственно, такие же были и в Краснокаменской колонии**«Красная зона» — зона, в которой власть принадлежит администрации, а не блатным..

«Колония поделена на локальные участки — отряды, — рассказывает бывший заключенный Олег. — Жизнь здесь не сахар, не санаторий. Люди в основном сидят за кражи, за разбой. Сюда везут как местных из Карелии, так и из Москвы и Питера. Если не подчиняешься общему уставу, очень быстро ставят на место. Если с администрацией сотрудничать, то можно УДО в суде получить. Особенно если адвоката нанять. Отпускают, как правило, если остается сидеть не более двух лет».

«Здесь контингент разный, сидят много молодых, которые попали по глупости, — рассказал The New Times 35-летний отец Сергий, который вместе с отцом Владимиром посещает прихожан в тюремных робах — осужденных из ИК-7. Здесь в 2008 году был построен храм, чей купол хорошо виден над колючей проволокой. — Есть школа, ПТУ. Внутри колонии не так мрачно, как это кажется снаружи: заключенные раскрашивают бараки яркими цветами. Занимаются творчеством. Мне приходится и крестить, и исповедовать. Каждое утро и вечер староста церкви собирает их на молитву. Люди в церкви оттаивают. В колонии — порядок, дисциплина. Поэтому они все время в напряжении. А в церкви люди чуть-чуть оттаивают».

„

Раньше здесь можно было похвастаться земляком — писателем Михаилом Пришвиным и министром внутренних дел РФ Рашидом Нургалиевым (sic!), который в молодости работал преподавателем физики в соседнем с Сегежей городе Надвоицы. Теперь появилась еще одна знаменитость — Ходорковский

”

Отец Сергий уже восемь лет служит в соседнем селе Надвоицы, у него пятеро детей, что редкость для Сегежи. До рукоположения он проработал несколько лет в милиции, потом в колонии воспитателем. Для регионов, богатых на зоны, подобные карьеры тоже не редкость. О том, что среди его духовных детей вскоре может появиться Михаил Ходорковский, ничего не слышал. Ходорковский крестился уже будучи в заключении, его духовником в Краснокаменской колонии стал тоже отец Сергий, в миру Сергей Таратухин, которого в марте 2006-го вывели за штат за то, что он публично назвал Ходорковского политическим заключенным. «И у меня, и у отца Владимира, который так же, как и я, посещает осужденных, очень большое поле деятельности: у каждого свой приход, еще есть требы — отпевание, могут позвать причастить пожилую бабушку в деревню, поэтому в колонии больше двух раз в месяц побывать не получается. Если будет там Ходорковский, значит, познакомимся», — говорит он.

Корреспондент The New Times оказался в Сегеже на день раньше Ходорковского. Тут и выяснилось, что этапирование высокопоставленного российского заключенного, как называли его в разговоре с The New Times местные жители, приравнивается к государственной тайне. Всем сотрудникам Сегежского СИЗО и колонии ИК-7 строго запрещено давать какую-либо информацию. По слухам, начальница спецотдела СИЗО в информации о часе икс — когда в Сегежу доставили Ходорковского — отказала даже своему мужу. Говорят, будто бы тюремных начальников вызывали в управление УФСИН в Петрозаводске и чуть ли не подписку о неразглашении с них брали. Прокурорские недовольны: жили хорошо, спокойно, а теперь проверками замучают. Адвокаты звонят, журналисты, вопросы задают. «Подумаешь, Ходорковский! Ведь Путин сказал: «Кто такой Ходорковский? Обычный заключенный, почему вокруг него такой ажиотаж?» — поделился с The New Times сотрудник карельской прокуратуры.

Как доставили Ходорковского в Сегежу — тоже тайна. Одни говорят, приехал спецэтапом ночью с четверга на пятницу 17 июня в сопровождении генерала ФСИН России. Поместили сразу в СИЗО, который стена к стене с колонией, на «карантин»**Осужденные, прибывающие к месту отбывания наказания, несколько дней содержатся в так называемом карантине, где у них берут различные анализы, беседуют с вновь прибывшими, изучают личные дела, определяют, в какой отряд направить осужденного.. По другим сведениям, сам начальник колонии Игорь Михальченко ездил за Ходорковским на пересылку в Вологду: ехал вместе с ним в длинном белом автозаке — в таком бывшего главу ЮКОСа возили в Хамовнический суд.

Еще рассказывают, что в СИЗО для него уже отремонтирована одиночная камера с душем и телевизором. Правда, на тех фотографиях, что вывешены в комнате, где принимают передачи в СИЗО, обычная убогая покрашенная синей масляной краской камера с двумя двухъярусными койками.

Утром 17 июня около колонии началась движуха: хозобслуга, то есть зэки, которым разрешается выходить за пределы зоны, засыпали песком и гравием ямы в асфальте на дороге, которая ведет к СИЗО.

В бюро передач ИК-7 полная блондинка в пятнистой сине-серой форме на вопрос корреспондента The New Times, можно ли передать посылку Михаилу Ходорковскому, с невозмутимым видом заявила: «Такого у нас нет». Не знала? Или хранила гостайну?

У корреспондента The New Times меж тем появилась возможность изучить документы, в изобилии представленные для родственников осужденных. Один — распорядок дня осужденных. Он следующий: жизнь в колонии делится на три смены. Подъем в 6 утра, в 9.00 и 16.00 — для тех, кто работает в ночную смену. Рабочий день — 7 часов, сон — 8 часов. Выходной только один — воскресенье. Личное время у осужденного — с 19.00 до 20.00. Есть еще час для просмотра телепередач, видеофильмов, бесед и лекций. В остальное время зэк занят постоянно: то работа, то уборка помещений отряда, тумбочек, закрепленных территорий, то проверка, то физзарядка, то заправка кроватей. Михаила Ходорковского, как сообщили источники The New Times, пока определили на работы «по жизнеобеспечению деятельности колонии». Но, в принципе, могут занять и чем-то другим.

Согласно другому ведомственному документу, осужденному выдается на два года два комплекта нательного белья, по две пары трусов, маек, на год — по две пары портянок. На год можно получить также одну пару сапог или кожаных ботинок. Одеяло байковое выдается сроком на три года, а матрац ватный — на четыре года.

На стенде также вывешены фотографии из колонии. Если им верить, то в ИК-7 есть компьютерный класс — на стене портрет Владимира Путина. Проводили шахматный турнир, соревновались в КВН. Еще фото — швейный цех, еще — столовая. И надпись «Обед в учреждении всегда по распорядку».

В СИЗО у корреспондента The New Times передачу для Ходорковского тоже не приняли. По закону любой гражданин имеет право передать осужденному на общий режим передачу из незапрещенных продуктов. Однако знающие люди потом объяснили: у тюремщиков есть список фамилий, от кого передачу можно брать, от всех остальных — нельзя.

Объяснить беспрецедентную секретность, окружающую приезд на зону зэка Ходорковского, не смог и заместитель начальника СИЗО по охране по фамилии Соловей. Лишь старательно переписал данные вопрошающего, чтобы доложить наверх по начальству, кто же это интересуется Ходорковским. По словам источника The New Times в Москве, территориальные органы ФСБ и милиции получили из центра указание мониторить реакцию на появление в регионе Ходорковского со стороны местного населения и СМИ.

Впрочем, тюремщиков понять можно: остаться без работы в Сегеже мало кто хочет. Здесь безработица, и работа в колонии ценится высоко. После армии на зону с охотой устраиваются местные ребята. О благосостоянии сотрудников косвенно можно судить по тем машинам, которые припаркованы на стоянке около зоны: большинство — иномарки. Есть среди них и один «мерседес».

Сегежа — один из 335 российских моногородов, которым государство обещало свою поддержку. Но помощь городу не спешит. Между тем Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат близок к банкротству. Его трубы теперь дымят не так сильно, как еще несколько лет назад: работает только одна «машина» по переработке древесины, но стоит подуть ветру, как город обволакивает неприятный запах щёлока (раствор древесной золы). Комбинат расположен на берегу реки Лайко-ручей: он возвышается над городом, и его дымящие трубы — главная и, прямо скажем, не самая привлекательная часть городского пейзажа.

Долгие годы целлюлозный комбинат был градообразующим предприятием. В лучшие времена на нем работали 9,5 тыс. человек, сейчас — от силы 200–400.

«Сегежа — обычный провинциальный город с типичными проблемами, — уверял The New Times глава администрации Сегежского муниципального района Виктор Мудель. — Программа реструктуризации комбината прошла утверждение на республиканском уровне, все необходимые документы были рассмотрены и в Москве. Есть у нас проект, предполагающий снос старого предприятия и строительство нового. Комбинат выпускает бумажные мешки для цемента. Проект прошел все необходимые экспертизы, понятно, что производить, куда везти. Беда только в одном — нет денег». Несколько лет назад комбинат купила Елена Батурина, но после отставки мэра Москвы бумажно-целлюлозный комбинат поменял хозяина. Вот уж действительно пути Господни неисповедимы, и судьбы людские он переплетает так, как ни один романист не сумеет.

Трехэтажные деревянные дома, построенные в 30-х годах зэками, сейчас обшивают сайдингом. Они соседствуют с обшарпанными четырехэтажными «хрущевками». Строительство в городе не ведется с 1990-х годов. Культурных развлечений, кроме кино, нет. Даже в бассейн местным жителям ходить дорого: тысяча рублей в месяц при средней зарплате 15 тыс.

«Вот молодежь отсюда бежит, уезжают учиться кто в Питер, кто в Москву», — говорит The New Times Андрей Марков, гендиректор торговой фирмы «Топаз». У Маркова — несколько продуктовых магазинов, кафе, гостиница, база отдыха недалеко от Сегежи. Он жалуется, что в последнее время делать бизнес в регионе стало трудно. И дело не только в том, что в Карелии очень дорогая электроэнергия, но и потому, что в Сегеже трудно найти нормальных работников. Марков рассказал, что регулярно посылает своих сотрудников лечиться от алкоголизма в Питер. «У меня там знакомый врач, и я недавно послал туда трех женщин. Врач мне позвонила и говорит: «Из трех только одну можно вылечить». Чего удивляться, на территории целлюлозного комбината долгие годы работал гидролизный завод: из опилок делали промышленный спирт. Завод закрылся в начале 2000-х. Но, как говорят местные, бутыли со спиртом до сих пор хранятся в гаражах.

Андрей Марков к Ходорковскому относится с большим уважением. Рассказывает, что один из его друзей-бизнесменов, услышав, что опального олигарха отправляют в Сегежу, пообещал забить кабанчика и отправить Ходорковскому в колонию.

«Его у нас уважают, — говорит Марков. — Понимают, что тут замешана политика. Был у нас такой Владимир Егоров в конце 90-х годов. Занимался лесом, бумагой, а потом решил баллотироваться на пост мэра, его и посадили». Готовя новый рекламный буклет о прелестях отдыха в лесу, Марков собирается в числе местных знаменитостей упомянуть Ходорковского. Раньше можно было похвастаться земляком — писателем Михаилом Пришвиным и министром внутренних дел Рашидом Нургалиевым (sic!), который в молодости работал преподавателем физики в соседнем с Сегежей городе Надвоицы. Теперь появилась еще одна знаменитость — Ходорковский.

Кто решил направить его именно в эту колонию и с чем связан такой выбор — можно только догадываться. Местные жители рассказали, что пару месяцев назад в колонии сменился начальник: вместо пожилого назначили молодого и энергичного майора внутренней службы Игоря Михальченко. Раньше он работал в колонии строгого режима по соседству.

«Город мертвый», — говорят местные, но теперь, по их словам, у них появилась какая-никакая надежда: «Может, из-за Ходорковского дорогу до колонии починят? Может, воду проведут, а то на четвертый этаж старых домов, в которых живут сотрудники колонии, вода не доходит». Ходорковский, про которого многие из местных мало что знают, только слышали и видели по телевизору, кажется им достаточно влиятельным, чтобы, сидя за решеткой, решить их проблемы, которые не решаются годами… Когда этот номер The New Times поступит в киоски, Михаил Ходорковский, скорее всего, уже будет переведен из СИЗО в колонию и начнет обустраиваться на новом месте. По закону он может подать на условно-досрочное освобождение в суд города Сегежа хоть на следующий день. Но характеристику в суд должна послать администрация колонии. Теперь ей предстоит решить, насколько Ходорковский опасен. Президент Медведев считает, так сказал на пресс-конференции в мае: нет, «совершенно не опасен». Но разве он вертухаям указ?

P.S. На момент подписания номера до конца неясным оставалось, где будет отбывать свой срок Платон Лебедев. По данным одних источников, он был этапирован в ИК № 14 города Вельска на юге Архангельской области. В пресс-службе областного УФСИН, однако, The New Times заявили: «Пресс-служба не предоставляет информацию о месте нахождения осужденных третьим лицам. О местонахождении заключенного сообщается родственникам в течение 10 дней со дня прибытия на место заключения. Если заключенный пожелает, то эту информацию родственники могут озвучить для прессы». — «А родственникам уже сообщили о местонахождении Лебедева? — «Если он прибыл на место отбывания срока, то, вероятно, родственникам уже сообщили».