 |
| Мария Гайдар,
родилась 21 октября 1982 года. В 2005 году с красным дипломом окончила Академию народного хозяйства при правительстве РФ. Входила в инициативную группу «Я свободен!», в 2005 году совместно с Алексеем Навальным и Натальей Морарь создала движение «Да» (Демократическая альтернатива). С 2006 года — член президиума Союза правых сил. В 2007 году возглавила список СПС в Москве на выборах в Госдуму. 18 февраля 2009 года стала советником губернатора Кировской области Никиты Белых по социальным вопросам. 23 июля 2009 года решением Законодательного собрания Кировской области была утверждена на должности заместителя председателя правительства Кировской области по вопросам здравоохранения и социального развития |
Что вы написали в заявлении об отставке?
Просто написала: «Прошу освободить меня от занимаемой должности с 11 числа». Причины объяснять не обязательно.
Как реагировали коллеги, команда?
С опасением, потому что, с одной стороны, понятно, куда двигаться дальше, с кем. Но все равно изменения вызывают напряжение. Особенно у людей, которые вложили много сил и времени, чтобы добиться каких-то изменений, и которые опасаются, что все будет отыграно назад. Но я объясняла коллегам, что я проработала 2,5 года, сделала то, что хотела сделать, есть программы, есть прекрасная команда, которая может спокойно справиться без меня. А я хочу учиться, двигаться дальше.
Не опасаетесь, что все будет отыграно назад?
Нет. Уверена, этого не произойдет. Тем более что самое сложное позади. Даже если захотеть вернуться назад, нужно потратить не меньше сил, чем уже потрачено.
Успехи и неудачи
Как запомнят Марию Гайдар в Кирове? Что удалось?
Многое удалось сделать в здравоохранении, фактически полностью изменить систему финансирования, убрать негативные стимулы, которые вызывали сильные искажения. Например, система платила за процесс, а не за результат, то есть за то количество дней, которое человек находится в больнице. Поэтому, например, человека 20 дней держали в стационаре для лечения вросшего ногтя. Или стационары были заполнены женщинами на сохранении, но при этом в больнице не было гинеколога. А были больницы, в которых не было ни одного врача. Или был главный врач, он же стоматолог, и средний медицинский персонал: все чисто, все аккуратно, это выглядит как больница, только это не больница.
Вы маму свою положили бы в кировскую больницу?
Я скорее в кировскую больницу ее положила, где я все знаю, чем в московскую. Потому что теперь я понимаю, какие ужасы творятся в здравоохранении.
Например?
Могут сделать операцию просто потому, что нужно ее сделать для выполнения плана. Потому что платят за это деньги. Могут отправить на операцию врача, который только учится — пусть учится, оперирует. Нет системы, когда человек вначале ассистирует, потом еще ассистирует на другом уровне, потом потихоньку начинает оперировать. Больной зависит от личного фактора, который связан с хирургом, с анестезиологом, с тем, как работает реанимация. Система на всех этапах работает неэффективно, дает сбои. Ну а в московских клиниках просто зарабатывают на пациентах деньги. Это я слышу от каждого человека, которого мы отправляем в Москву. Как из них вытрясают все: за то, другое, третье… В системе, где главное — коммерция, не может быть нормальной работы врачебной.
Главная ваша неудача?
Не получилось частно-государственное партнерство. Есть, скажем, какие-то государственные услуги. Ты гражданам должен обеспечить, чтобы к ним приходил социальный работник, например. Ты платишь за это деньги, но тебе, в смысле государству, не обязательно самому быть исполнителем этой услуги. Можно ввести некоторую конкуренцию. Отдать выполнение услуги частной компании или индивидуальному предпринимателю, который получит от тебя деньги и сам наколет бабушке дров или натаскает ей воды. Ведь когда существует монополия государства, сложно контролировать качество услуг и повышать эффективность на вложенный рубль. Так вот построить эту систему до конца не удалось. Во-первых, у госструктур есть монополия на информацию: они убеждают бабушек, что без государства им никуда — бабушки верят. Во-вторых, чтобы отдать кому-то госуслугу, нужно ее вначале забрать. То есть забрать деньги, а эти деньги идут на зарплату…
Откат — 30%
Вы теперь понимаете, как устроена наша система здравоохранения. Где происходит главное воровство нашего ЕСН?
Там, где распоряжаются бюджетом, где происходят государственные закупки, закупка лекарств, оборудования, где происходит строительство. Этим не занимается Фонд обязательного медицинского страхования. Этим занимаются бюджеты разных уровней — федеральные, областные, муниципальные.
Где больше всего?
Сложно сказать, не знаю. Я просто понимаю, что это более или менее повсеместная практика. Я это поняла по тому давлению, которое было, когда мы начали сильно демпинговать по оборудованию. Например, по тем же томографам — в прошлом году купили их где-то в среднем по 25 млн рублей. Но говорилось, что они должны стоить то ли 40, то ли 50 млн. Понятно, что томографы бывают разные, это как машина бывает одна, бывает другая. Но мы столкнулись с большим сопротивлением, когда начали работать честно, прозрачно. Это вызывало вначале большое сопротивление и в Кирове среди людей, которые привыкли зарабатывать, и за пределами Кирова.
Вы не стали сильно богаче за эти 2,5 года. При этом система устроена так, что если ты не отдаешь наверх и не позволяешь воровать внизу, то тебя из этой системы выталкивают. Вас вытолкнули?
Знаете, наверное, есть губернаторы, с которыми если не поделишься, они тебя уволят. Но у нас в Кировской области было единое понимание целей и задач. Что касается федерального министерства, то я никогда не сталкивалась с ситуацией, когда у меня требовали делиться. Я лично с этим не сталкивалась.
Что защищало: громкая фамилия? Покровительство губернатора?
Не знаю. Скажем, когда шла пропаганда арбидола, мне казалось это странным, и я могу об этом совершенно спокойно сказать. Но сказать, чтобы мне кто-то пришел и сказал: «Давай, иди и купи» — нет. Всем говорили: покупайте арбидол, это лучшее лекарство от свиного гриппа. На селекторных совещаниях, на видеоконференциях это говорили. Все покупали. Но это было открыто. Может, это из-за моей фамилии, из-за того, что у всех есть опасения: уйду из Кировской области и расскажу всю сенсационную правду.
Подкупать пытались? Какие суммы предлагали?
Ну как, заходили люди, рисовали процент на бумажке, там, 30% от суммы, а сумма — 300 млн рублей.
И как? Что вы делали?
Выражала полное непонимание и пыталась как можно скорее избавиться от собеседника. Может, они просто так рисовали какие-то цифры. Когда я только пришла, было ощущение, что мне в какой-то момент какой-то процент напишут огромной черной краской на стене. Куча людей ходила, ломились, находили какие-то связи, где-то отлавливали. Мне уже казалось, что еще чуть-чуть — и мне позвонит мама и скажет, что у нее есть кто-то, кто может помочь по оборудованию. Были люди, которые дошли до моего папы. И он говорил: «Они просят, может, ты как-то встретишься с ними?» Это когда папа еще был жив.
„
Заходили люди, рисовали процент на бумажке, там, 30% от суммы, а сумма — 300 млн рублей
”
Встретились?
Встретилась. И ничего. Ведь это не так: дайте нам координаты Маши, мы хотим предложить ей взятку. Говорят: у нас есть такое прекрасное предложение, у нас есть уникальная возможность помочь. Никто не говорит: мы хотим заработать денег. Вы не представляете, сколько знакомых мне звонило с предложением либо самим помочь, либо познакомить меня с кем-то, кто может помочь.
Угрожали?
Да. Это касалось местных интересов. Это не было ни мое руководство, ни Минздрав, это были люди, которые сидели в Кировской области и которые из-за моего прихода недополучили определенного количества денег — где-то около $10 млн… Но все-таки в нашей стране не так легко убить человека, как это может показаться. Вы знаете, не все же жулики, я видела много людей, чиновников, которые хотят работать по-другому, которые хотят работать честно.
Какая средняя зарплата сотрудника регионального Минздрава?
Тысяч тридцать.
Человек хочет быть хорошим, но если люди многие годы жили на откаты, им тяжело стать хорошими только потому, что пришло новое руководство. Насколько эффективно можно работать, когда все коррумпированы — от главврача больницы до министра?
Знаете, 30 тыс. — это не такая маленькая зарплата для нашего региона. Средняя зарплата в районе 11 тыс. рублей по Кирову. Второе: коррупция действительно многообразна и действительно глубоко пронизала сферу здравоохранения. Вплоть до того, что отдельный врач может зарабатывать при покупке каких-то, например, расходных материалов. Есть чиновники, которые отвечают за государственные закупки, но мы создали систему, при которой ответственность очень диверсифицирована. Заявку подает главный врач на какое-то оборудование, у него в больнице ее подписывают несколько человек, потом подписывают эту заявку в департаменте. Потом заявка выносится на депутатскую комиссию, которая создана при департаменте госзакупок. Депутаты смотрят заявку, и к ним могут прийти нажаловаться одни производители оборудования, что это вот под кого-то заточено. Они могут увидеть, что очень большая цена или еще что-то. То есть у нас была система, при которой заявка много-много раз перерабатывалась.
Правила игры
Много главврачей пришлось снять, чтобы начали играть по новым правилам?
Процентов 20–30. Хотя в Кирове это болезненно воспринимается, есть некий общественный консенсус: можешь быть человеком недоволен, но ты не должен его увольнять. Ты говоришь: «Какие нужны объяснения, чтобы мы уволили? Вот детский противотуберкулезный санаторий, температура в помещении 4°, при этом котельная санатория отапливает соседний дом. Какие еще аргументы?» Отвечают: «Ну, заслуженный же человек».
Приходилось слышать: «Ребята, вы молодые, азартные, но мы тут давно живем, не навязывайте нам ерунду свою».
Вначале был саботаж абсолютно везде. Каждый департамент, каждый главный врач, саботировал всё абсолютно. Я просто увольняла. Сначала пыталась договориться, объяснить, что я хочу сделать. Пыталась понять позицию, и если она нормальная, искренняя — прислушивалась. Поэтому многие остались. Но с теми, кто просто саботировал, говорил «да, да, да», уходил и ничего не делал после этого, приходилось расставаться. В Кирове я столкнулась с поразительной вещью. Ты говоришь на совещании: «Будем менять, и это произойдет со следующего квартала». Все молчат. Следующее совещание. Ты говоришь: «Все меняется. Вопросы есть?» — «Нет вопросов». Делаешь это изменение — шок! «Как же так, мы ничего не поняли, нас не спросили». То есть ты говорил, а люди не верили, что что-то будет. Но постепенно все привыкли и начали участвовать в обсуждениях, поняли: сейчас не спросишь, потом поздно будет.
Со стороны местных силовиков были проблемы?
Ходили люди из ФСБ к тем или иным сотрудникам, смотрели в глаза и говорили: «Неправильно вы делаете, нехорошо вы поступаете, не надо так». Ну и все. Ко мне никто не подходил, но к моим подчиненным, ко всем главным врачам больниц ходят фээсбэшники. Просто ходят поговорить. Мониторят ситуацию.
Алексей Навальный говорил, что уехал из Кирова, когда понял: система настолько вязкая, что серьезно что-то изменить в одном отдельно взятом регионе невозможно.
Это вопрос собственных ожиданий — что ты ждешь на выходе? Что завтра это окажется совершенно другая страна, другие люди, все будет другим — такого не произойдет, тем более в перспективе — год, три, пять лет. Кроме того, Алексей был вне системы, он пытался на нее воздействовать и зависел от других людей. Другое дело, когда у тебя есть конкретная ответственность, твои конкретные полномочия, где во многом все зависит от того, что ты сам делаешь.
Когда почувствовали, что люди начали вам подчиняться?
Когда стала проводить кадровые изменения. Люди поняли, что либо сейчас надо подчиняться, либо этот вопрос перед ними не будет стоять вовсе. Должность, кабинет — это важно: когда люди начинают понимать, что для тебя это серьезно, ты не отступишь и у тебя на это есть полномочия, власть, то никто не хочет терять свою работу. Ну а кроме того, многие увидели, что у них появилась перспектива: сидел бы их главный врач, который друг бывшего губернатора, еще лет 10 и сидел бы, а так команда молодых врачей получила шанс.
Вне политики
Что самое неприятное на госслужбе?
Огромное количество совещаний, которые требуют от тебя огромного количества времени и при этом никого никуда не ведут. Мне тяжело дается такая трата времени. Или когда понимаешь, что нет политической воли на изменения. У Белых была политическая воля. Я делала то, что делала, и он был готов двигаться вперед.
Вы уезжаете аккурат на выборный год. Это случайность или осознанное решение?
Нет. Я руководствовалась исключительно собственными целями, циклами. Я проработала почти 2,5 года, и правильно, полезно теперь поехать поучиться. Многие мне с завистью говорят: «Как ты вовремя уезжаешь». Но никаких таких целей не было.
Ни для кого не секрет, что большая часть фальсификаций на выборах происходит через систему здравоохранения. Вы же понимали, что в декабре вас попросили бы обеспечить нужный процент «Единой России»?
У меня были такие опасения. Но у нас на выборах в Заксобрание этого не было. И люди отнеслись к этому с большим уважением. Мне никто ничего не высказывал. По опыту работы в оппозиции я знаю, как работает машина, когда включается асфальтоукладчик и едет, все сметая. У нас этого не было.
Одиночество
Молодая женщина, одна, в крае, где по периметру — уголовные зоны, мужчины, привыкшие брать свое. И как?
Нет, проблем не было. В Кирове мне казалось, что у меня вообще нет пола. В каком-то смысле это хорошо, такая дистанция.
Что в сухом остатке?
Я почувствовала, что я могу, и я очень многому научилась. Очень многое поняла об устройстве системы, о той сфере, которую курировала. Это был трудный, но полезный опыт.
Вы пробыли там примерно 900 дней. Это 900 дней одиночества?
В значительной степени да, конечно. Я часто ощущала одиночество.
До Кирова вас можно было увидеть на обложках гламурных журналов. Сейчас вы другая, строгая, очень сдержанная. Свободы не хочется?
Конечно, и ситуация, и должность накладывали большое количество ограничений. Большое напряжение, большая ответственность. И конечно, хочется хотя бы на время вернуться в ту жизнь, в которой я отвечаю только за себя. У меня было ощущение… что я как бы потеряла молодость. Приезжала в Москву, смотрела на друзей: молодые, счастливые, беззаботные. И было немножко завидно, я думала: как же здорово, когда ты просто садишься в машину, едешь куда-то на дачу, к тебе приезжают друзья. Но вернуть себя обратно в то качество, какое было три года назад? Нет, наверное, то, что во мне изменилось, изменилось уже навсегда.
Tweet
