Российская экономика прожила противоречивые полгода. С одной стороны, отечественную финансовую систему не обошли холодные дуновения с мировых рыночных площадок, с другой — кризис банковской ликвидности так и не разразился. С одной стороны, ВВП продолжает расти высокими темпами, с другой — это сопровождается всплеском инфляции... Чтобы разобраться в этих разнонаправленных тенденциях, The New Times обратился к известному экономисту Сергею Алексашенко
Cергей Владимирович, какую оценку можно поставить российской экономике по итогам первого полугодия нынешнего года?
Я бы ответил на ваш вопрос одной фразой: состояние российской экономики очень хорошее, и на этом можно было бы поставить точку, если бы не инфляция. В самом деле, если смотреть на статистические показатели, то растут и ВВП, и промышленность, и зарплаты, и пенсии. Международные резервы регулярно устанавливают новые рекорды, с платежным балансом все в порядке, валютный курс стабильный. И все было бы совсем замечательно, но такой оценке мешает высокая инфляция (15% за последние 12 месяцев). Она перечеркивает все эти достижения, сигнализируя, что экономика явно нездорова.
Испорченный градусник
Но ведь взлет инфляции начался не вчера...
Действительно, даже по официальным данным Росстата, инфляция растет уже больше года. Но если оглянуться назад — в 2004, 2005, 2006 годы, то как-то уж очень подозрительно у нас выполнялись прогнозы по инфляции: каждый раз в последние месяцы года ее темпы резко падали. В результате мы укладывались сначала в 14%, потом в 12%, потом в 10%. Мне кажется, что с инфляцией российские власти попали в ситуацию испорченного градусника, показания которого могут успокоить родственников больного, но точно не помогут врачам вылечить его. Похоже, что Росстат достаточно активно менял методологию расчета показателей и структуру потребительской корзины для того, чтобы отрапортовать о снижении инфляции. Но никакие методологические ухищрения не могут продолжаться бесконечно: в какой-то момент возможность маневрирования на этом поле заканчивается. И теперь Росстату ничего не остается делать, как фиксировать рост инфляции, хотя и сегодняшние данные особого доверия не вызывают. Причем до недавнего времени проблема растущей инфляции, как ни печально, не вызывала ни малейшей озабоченности у наших властей. В то время когда весь мир считает, что нормальный уровень инфляции — порядка 3% в год, наши чиновники говорят о том, что и при 10-процентном росте цен можно неплохо жить.
А это в принципе возможно: с нынешних 15% прыгнуть сразу к 3%?
Экономика, тем более такая большая, как российская, — механизм инерционный, и в нем в один момент ничего не изменишь. Но при наличии политической воли, конечно, можно снизить инфляцию до 3–5% в достаточно короткие сроки. Другим же странам это удавалось! В конце 80-х уровень инфляции в США превышал 10% в год, и американский экономический истеблишмент пришел к выводу, что такой рост цен недопустим. Федеральной резервной системой был осуществлен ряд последовательных действий, в первую очередь повышен уровень процентной ставки, и за год инфляция достигла уровня 3%. Платой за это экономике, но для США снижение инфляции было гораздо важнее. В Китае лет 10–12 назад уровень инфляции превышал 10%, и власти также приняли решение остановить рост цен, понимая, что иначе все их усилия по модернизации страны могут быть перечеркнуты. Инфляция была снижена до уровня 3,5% годовых, темпы развития китайской экономики на какое-то время упали с 12% до 7–8% в год, затем снова поднялись. Но у русских, как известно, собственная гордость. Мы этот опыт отметаем, а наши руководители заявляют, что мы ни за что не поступимся темпами экономического роста.
Пусть даже это сопровождается высокой инфляцией. Подавление инфляции важнее, чем сохранение высоких темпов экономического роста?
Безусловно. Механизм действия высокой инфляции сродни коррозии. Представьте, большой корабль годами плавает по морямокеанам, и дно его начинает ржаветь. Долгое время ни капитану, ни команде ничего не заметно, но если этот процесс не остановить, то в конечном итоге корабль пойдет ко дну. Инфляция подтачивает основы экономики, она заставляет население вести себя нерационально, экономические агенты тратят деньги, а не сберегают. А если в экономике нет сбережений, то нет и инвестиций. С 2000 по 2006 год в обществе преобладали снижающиеся инфляционные ожидания, которые не позволяли раскрутиться маховику роста цен. Сейчас все перевернулось: мало кто сомневается в том, что цены будут расти и дальше. Похоже, в этом нет сомнений и у нашего правительства, ибо оно уже включило самый опасный в такой ситуации механизм — регулярную индексацию доходов, когда зарплаты в бюджетном секторе пересматриваются несколько раз в год.
Воровать надо меньше
Что же должны сделать власти, чтобы оперативно обуздать рост цен?
Есть два набора мер — психологический и экономический. Психологический заключается в том, что люди должны верить власти, когда ее представители заявляют о своем стремлении снижать инфляцию. Сейчас же, когда я слышу по телевизору слова о том, что мы будем бороться с инфляцией, но одновременно повышать опережающим темпом зарплаты и пенсии, мне хочется, как Станиславскому, воскликнуть: «Не верю!» Что касается экономических мер, то, во-первых, нужна строгость в бюджетных расходах. Не секрет, что основ- ная масса доходов нашего бюджета получается от нефтяного экспорта. И в принципе нет таких расходов, которые Министерство финансов сегодня не может профинансировать — с его-то Стабфондом. То есть при желании мы можем увеличивать расходы и на 20% в год, и на 40%. Но такая бюджетная политика неизбежно приводит к росту инфляции. Далее: требуется ужесточение денежной политики, которое будет компенсировать приток нефтедолларов. При этом надо учитывать, что механизм повышения процентных ставок, который активно используется в Америке и Европе, у нас не очень работает. Более подходит для российской экономики такой инструмент, как повышение норм резервирования. Обязательные резервы у нас сегодня на уровне 5–7%. Это означает, что если банк привлекает от вас 100 рублей в качестве депозита, то он 5% должен обязательно зарезервировать в Фонде обязательных резервов ЦБ, а кредит может выдать только на 95 рублей. Тем самым ограничивается механизм кредитной экспансии. Я знаю, что сама мысль о таком шаге вызовет многочисленные крики и стоны, но в Китае, который успешно борется с инфляцией, реальный уровень резервирования составляет 20%. Так что по части ужесточения денежной политики нам есть куда двигаться.
Но реально ли сегодня снизить расходы бюджета?
Если говорить о том, может ли в стране проводиться более рациональная бюджетная политика, то мой ответ — безусловно может, более того — должна. Судите сами: по имеющейся информации, учащаются случаи, когда в региональных бюджетах деньги «зависают». Их не могут потратить по одной простой причине: уровень «отката» стал настолько велик, что поставка товаров или выполнение работ для бюджета становятся просто невыгодными. Воровство в бюджетной сфере и коррупция достигли неимоверных размеров. А происходит это во многом потому, что бюджет стал фактически непрозрачным. Мы здесь вернулись к ситуации Советского Союза, когда по большому счету никто, кроме Министерства финансов, бюджетом не занимался. Сегодня какие-либо осмысленные бюджетные дискуссии в Думе прекращены — и в силу наличия вертикали власти, и в силу изменений профессиональ ного состава депутатов, и в силу политики правительства, которое закрывает многие статьи бюджета. В подобной ситуации вопрос о том, эффективно ли тратит Министерство финансов, повисает в воздухе. Но когда, к примеру, решение о выделении сотен миллиардов рублей некой госкорпорации, которая еще даже юридически не оформлена, принимается в течение двух недель, ответ на вышеназванный вопрос становится очевидным.
Сокращение бюджетных расходов означает, что не будут повышаться зарплаты бюджетникам. Людей не жалко?
Жалко. И я постоянно говорю о том, что в нашей стране пенсионеры и бюджетники заслуживают лучшей участи. Но суровые законы экономики гласят, что бедные в условиях инфляции становятся еще беднее. А доходы наших бюджетников находятся ниже среднего уровня. Соответственно, чем выше инфляция, тем больше становится разрыв в реальных доходах между ними и остальными. И никакими индексациями положение не исправить. Поэтому мой ответ на ваш вопрос таков: да, повышать зарплату надо, но если вы хотите, чтобы бюджетные расходы были эффективными и реальный уровень жизни бюджетников повышался, то сначала нужно подавить инфляцию.
Лучше 140, чем 14
Как повлиял на макроэкономическую ситуацию в России мировой финансовый кризис?
Судя по статистике ЦБ, за первый квартал этого года, который был наиболее жестким с точки зрения доступа на рынки капитала, наши компании и банки, хотя и столкнулись с проблемами, не только смогли расплатиться по своим долгам, но и увеличили объем внешних заимствований примерно на $18 млрд. Да, если сравнить с 2007 годом, когда объем внешних заимствований вырос в полтора раза (с $310 до $460 млрд), то объемы привлечения, конечно, не те, но налицо все-таки рост, а не спад. И это хорошая новость: рынки капита- лов для нашей страны не закрылись. Это свидетельство того, что Россия рассматривается международными инвесторами как страна, уровень риска в которой меньше, чем в большинстве других государств. В частности, потому, что Россия оказалась практически не затронута тем кризисом, о котором вы упоминали. Наши банки не покупали ипотечные бумаги, которые сейчас все списывают. Да и вообще у нас ипотека развивается по другим принципам — в России пока нет массовых неплатежей по ипотечным кредитам со стороны населения. А экономика в целом сильнейшим образом зависит от экспортных цен на нефть и на прочие сырьевые ресурсы, с которыми, как известно, все хорошо. Другое дело, что в нашу экономику нынче вкладывают меньше, чем год назад, и это говорит о том, что международное финансовое сообщество явно видит предел тех вложений, которое оно готово делать в Россию.
Значит ли это, что растущая цена на нефть, от которой стонет весь мир, для России — исключительное благо?
Говорить, что высокие цены на нефть для нас плохо — значит кривить душой. Потому что все-таки $140 за баррель лучше, чем $14. С другой стороны, очевидно, что устойчиво растущая цена на нефть усугубляет экономическую эйфорию. При этом никто из наших высокопоставленных чиновников не говорит в своих публичных речах, что нынешнее благополучие России основано на высоких ценах на нефть. Но даже по официальным данным Росстата, не менее четверти прироста отечественного ВВП является прямым следствием роста мировых цен на сырье. Опасно, если такая эйфория будет продолжаться до тех пор, пока не произойдет коррекция на сырьевых рынках. Спусковым механизмом для подобной коррекции может послужить, к примеру, начало повышения процентных ставок в США. Повысятся процентные ставки — начнет расти курс доллара по отношению к евро, и цены на нефть будут вслед за этим снижаться. Другой возможный механизм снижения цены на нефть связан с тем, что уже сейчас ряд слаборазвитых и развивающихся стран попали в тяжелейшее положение, потому что они не в состоянии финансировать покупку нефти для нужд своих экономик. Они вынуждены обращаться в США за кредитами. Если процесс будет продолжаться и все больше экономик встанет на грань банкротства, это вполне может привести к коррекции цены на нефть. Вряд ли это произойдет резко и быстро, но то, что рано или поздно случится, — не вызывает у меня никаких сомнений.
