В Карловых Варах открылся международный кинофестиваль — главный (и обычно успешный) конкурент ММКФ. Россию в основном конкурсе представляет «Пленный» Алексея Учителя о чеченской войне. Его проигнорировали в Сочи на «Кинотавре», но, возможно, оценят здесь, в Европе
Действие укладывается в один час и пятнадцать минут. Действующих лиц, по сути, трое: двое русских конвоиров и один чеченский «язык» (молчаливый, впрочем). Один полковник, один чеченский аксакал, пара случайных женщин плюс массовка (русские десантники — с одной стороны невидимых баррикад и чернобородые боевики — с другой). Сюжет стар, как банальные рифмы: любить — убить, любовь — кровь. Иногда при всем желании не отыщешь ничего точнее, чем общее место. «Пленный» — тот самый случай.
Кино после войны
Это лучший фильм режиссера Учителя и лучшее, что можно было снять о чеченской войне после ее окончания. Пока война шла, кино о ней должно было метить в сердце зрителю, оглушать его неожиданным разрядом, заставлять зажмуриться — как «Кавказский пленник» Бодрова или «Война» Балабанова. Сегодня все иное. Телеканалы бодро рапортуют о подъеме сельского хозяйства в освобожденной республике и о молодежи, устремленной в светлое будущее. Интонация изменилась: не остервенелая перестрелка, в которой трудно отличить врага от союзника, а элегическая грусть по чему-то неведомому, но наверняка утраченному.
Именно об этом — «Пленный» Учителя и его соавтора, большого писателя Владимира Ма канина, написавшего сценарий по мотивам собственной новеллы. Об этом же два про шлогодних фильма: «Александра» Александра Сокурова и «12» Никиты Михалкова. Все три картины совершенно разные, как их авторы, и все-таки похожие. В каждой из них Чечня — как мутное зеркало, в котором наше общество силится разглядеть собственное отражение. Михалков помогает увидеть в нем совестли вого Русского Человека, разделенного на две надцать частей. Сокуров — Родину-мать (или бабушку) и сотни ее неприкаянных детей внуков. Зеркало Учителя — самое честное, поскольку в нем, включив фантазию, зритель увидит не кого иного, как самого себя.
Попытка встречи
Парни обычные. Один позадумчивее, другой повеселее. Один следопыт, другой снайпер. Когда выдается свободная минута, один предпочитает досыта наесться, другой — завалить- ся с бабой на сеновал. Люди как люди, «и милосердие иногда стучится в их сердца». Даже военный вопрос не слишком их испортил: убивают без удовольствия. Просто работа такая. Встреча с чеченским мальчиком, молчаливым красивым зверенышем, тоже ничего не меняет: берут с собой, идут через лес. Он и дорогу покажет, и обменять его на своего можно при случае. Но стоит им попасть в лес, как все трое неуловимо меняются. Теперь, пока воевать не с кем, они больше не солдаты и уж точно не противники. Один из парней, по фамилии Рубахин, вдруг замечает, что рядом существует Другой. И пытается завязать диалог — не в словах, так на языке жестов: от несмелого, почти чувственного (а в менее целомудренной новелле Маканина — откровенно эротического) прикосновения до последнего, истерического, предсмертного объятия, когда недолгий и несостоявшийся платонический роман предсказуемо завершается смертью.
Задумчивое, холодное, почти буддистское любование природой, запечатленное точной, как скальпель, камерой Юрия Клименко, — не тургеневское наслаждение родным пейзажем. Ведь этот ландшафт тоже Другой, только неотрефлексированный, неосознанный.
Враждебный, влекущий. Пейзаж и мальчик сходятся в единой точке, в сцене переправы у реки — единственного зеркала, которое найдется в лесу. Там впервые Рубахин и видит Другого, узнавая и не узнавая в нем себя. Любя и ненавидя за чрезмерное совершенство, пытается соответствовать, применяет привычный гуманистический рецепт: дал пленному шерстяные носки, рану перевязал, напоил, накормил, спать уложил. Ни наладить контакт, ни разрешить конфликт, однако, невозможно. Не из-за суровой социополитической реальности (война идет), а из-за не заметного глазу надлома, который есть в каждом, кого затронула война. А если верить этому фильму, затронула она практически всех.
Не слишком ли красиво?
«Пленный» — как любой фильм о Чечне — многим не понравился. Главная претензия к фильму — красота, в которой многим видится нарочитая «красивость». Проклятие нашего кино: реальную жизнь поймать в объектив никто не умеет, а стоит обойти суровый ужас факта, найти метафорическое решение (что делает, на радость Европе, в каждом своем фильме Звягинцев), как все воротят нос. Дескать, «слишком хорошо, так не бывает». Но у Учителя есть отличное оправдание: красота в его фильме — элемент не столько формальный, сколько содержательный. Ведь «Пленный» — о красоте, которая не способна спасти мир. Она открывается человеку только в критический, страшнейший момент его существования: «Кто в Чечне не бывал, красоты не видал». Искать здесь привычную логику и пенять психологической недостоверностью («не может русский солдат влюбиться в чеченского бандита») — пустое дело. В конце концов, Андрей Болконский, глядя в небо Аустерлица, тоже думал о вечности, а не о том, как спрятаться от врага и поскорее залечить рану.
Требовать побольше крови и ужасов, чтобы было подокументальнее, тоже незачем. Захар Прилепин прошел через Чечню — и написал «Патологии» (кажется, права на экраниза цию куплены, так что и фильм будет). Ма канин и Учитель — люди классической куль туры, они на Кавказе не воевали. Их правда другая, от этого не менее правдивая. Это напряженный, идеалистический, безнадеж ный поиск красоты там, где никто ее до сих пор не находил. Если она будет найдена, то мир, конечно, не спасет. Мир даже не станет лучше. Он станет лишь чуть-чуть красивее. Ровно на один фильм.
