Китано, банзай! На экраны вышел 14-й фильм выдающегося японского постановщика и актера Такеши Китано — абсурдный пародийный трагифарс о перипетиях творческого процесса «Банзай, режиссер!» Незадолго до того Китано посетил Москву. Во ВГИКе он ответил на вопросы студентов и обозревателя The New Times, который был ведущим мастер-класса
Сразу оговорюсь: я мало чему могу научить, поскольку и сам немного знаю. Хотя тем, что знаю и умею, поделюсь с удовольствием. У меня, правда, есть опыт преподавания в Государственном институте Японии. Но не слишком успешный: во-первых, из меня учитель никудышный, вовторых, аудитория труднообучаемая.
Двадцать лет практики
Когда я был ребенком, у меня не было не только планов стать актером или режиссером, но даже и интереса к кино. Пределом моих мечтаний было устроиться в крупную компанию вроде Toyota техником-инженером и заняться дизайном автомобилей. Поступив в институт, я пытался реализовать мечту, но студенческое молодежное движение в годы моей юности не позволило мне закончить обучение: меня попросили покинуть учебное заведение. Тогда я и отправился в токийский район Асакуса, где попробовал себя в качестве комика. И у меня появились первые мысли о творческой карьере. Хотя сам приход в кино — стечение случайных и непредсказуемых обстоятельств. Как, например, «Жестокий полицейский», режиссер которого Киндзи Фукасаку внезапно отказался от работы, и мне пришлось занять его место. Получается, мечта возникла почти одновременно с ее нежданным осуществлением. Впрочем, и тогда я больше увлекался телевидением, чем кинематографом.
Хватило ли мне двадцати лет практики? Каждый мой фильм кажется мне неудачным, и следующий я снимаю именно для того, чтобы исправить допущенные ошибки. И так все эти годы. Снял — разочаровался — взялся за камеру опять, чтобы исправиться и добиться признания публики. До сих пор я, кажется, так и не создал ничего приемлемого. Но ни один настоящий режиссер не будет утверждать, что достиг совершенства и по-настоящему доволен результатом работы! Я делаю очередной фильм, и меня постоянно одолевают сомнения, и стоит мне успокоиться, как они возникают вновь, уже при работе над следующим эпизодом. Самоуверенным меня не назовешь. Буду снимать до тех пор, пока не буду удовлетворен, и до тех пор, пока будут находиться темы. Кстати, и публика мной недовольна.
Это в России меня почему-то так сильно лю бят, а в Японии, между прочим, стыдятся. Важнейший тезис для того, кто хочет стать режиссером, — не иметь никаких тезисов.
Фильм — груда запчастей
Монтаж для меня — один из самых важных, если не важнейший период работы над фильмом. Представьте, вам необходимо собрать автомобиль и перед вами груда запчастей, нечто вроде сложного конструктора. Если вместо руля прикрутите колесо — машина не тронется с места. Так что будьте внимательны. Монтаж доставляет мне колоссальное удовольствие, я превращаюсь в настоящего властелина фильма: ведь могу до неузнаваемости изменить любую уже отснятую сцену.
Нагиса Осима и Акира Куросава работали с актерами по-своему, иногда убивали часы и даже дни на небольшой эпизод, чтобы позволить актерам развернуться, показать все свои возможности. У меня так не получается: актер играет как может, а если мне не нравится, как он сыграл, я вырезаю его при монтаже. А если он игнорирует мои замечания, я просто отворачиваю от него камеру. Собственно, все, что я требую от актера, — чтобы он выкладывался на сто процентов.
Нельзя сказать, что мои персонажи похожи на меня: когда я вхожу в образ, мои собственные черты деформируются и меняются, искажаются. Иногда это я, иногда — выдуманный персонаж; граница определяется фантазией и настроением. Сейчас в стадии монтажа находится мой новый фильм «Ахиллес и черепаха», который как бы завершит трилогию, начатую картинами «Такешиз» и «Банзай, режиссер!» В первом фильме я сыграл ту часть моей личности, в которой я — актер, мучимый комплексами и не способный проснуться от ночных кошмаров, во втором подобные же чувства испытывает режиссер, и тут я ближе всего подобрался к самому себе: я постоянно сомневаюсь в своем таланте. В третьем я предстану в образе художника, который все время находится под чужим давлением и сомневается не только в своем даре, но и в способности хоть что-то создать. Однако цельный образ и цельное впечатление у вас создастся только после просмотра всех трех картин. Третья даст ответ на все вопросы, поставленные в двух первых.
Мой самый любимый фильм — тот, над которым я работаю сейчас.
Я попробовал себя в качестве актера, режиссера, литератора, журналиста — писал и книги, и статьи. Не получалось одно — брался за другое, не выходило — принимался за нечто третье. Вряд ли это можно назвать избытком гармонии… Куросава снял в России «Дерсу Узала» — кино невероятно красивое, особенно пейзажи хороши, актеры играют превосходно, а вот содержание, мягко говоря, не захватывающее. Я бы с удовольствием поработал в России, но только в том случае, если бы нашелся интересный сценарий.
Кино — это коммерция
Мне трудно выделить режиссеров, к которым я испытываю особо нежные чувства. У разных постановщиков мне нравятся разные картины. Например, некоторые фильмы Дэвида Линча мне по душе, а другие — нет. Учителей в кино у меня тоже не было. Может, только Куросава. Кинематографу он меня не научил, но был ко мне исключительно добр, как подлинный наставник. Меня часто спрашивают, необходимо ли учиться, чтобы стать режиссером: я же не учился! Отвечаю я так: любые средства хороши, если вы всерьез решились стать на эту стезю. Можно учиться в институте, а если денег полно — можно сразу начинать снимать кино. Но прежде чем взяться за работу, попытайтесь понять: зачем вам быть режиссером? Пока не ответите, не начинайте.
Мой продюсер ведет себя со мной, как мудрый отец, а я — как непослушный ребенок: он во всем прикрывает и защищает меня, потакает мне. Мы с ним — как семья; только не поймите меня буквально! Мы никогда не сражаемся, не деремся. Как ребенок может драться со взрослым? Это в школе я дрался, а в старших классах даже с полицией проблемы были…
Кинематограф — коммерческое предприятие: вы платите деньги и за это получаете удовольствие. Кинематограф не должен ничего навязывать, учить, заставлять вас испытывать какие-то определенные эмоции, а также объяснять, как и о чем думать, что и когда чувствовать. Пусть зритель унесет из зала лишь то, что он сам пожелает оттуда унести. Я же снимаю только для благодарных зрителей, которые, когда из зала буду выходить, «спасибо» скажут.
Я верю в Бога, когда мне плохо, а он говорит мне что-то утешительное. Когда же у меня все в порядке, я утрачиваю веру.
